Страница 2 из 18
– Это поможет мне подготовиться к колледжу.
Ну да! С таким же энтузиазмом дети говорят, что не боятся прививки от гриппа. Плохой выбор. Отец заерзал в кресле и вздохнул. Я стала придумывать другой вариант ответа, но поняла, что любой прозвучит не к месту.
Миссис Коллинз перелистывала мои бумаги.
– Ты продемонстрировала невероятные способности в гуманитарных науках, особенно в рисовании. Я не предлагаю тебе отказаться от всех курсов по бизнесу, но ты могла бы поменять один из них на занятия по изобразительному искусству.
– Нет! – рявкнул папа. Он так сильно наклонился вперед, что почти встал на носки. – Эхо не будет ходить ни на какие занятия по изобразительному искусству, вам ясно?
Мой отец являл собой странную комбинацию инструктора по строевой подготовке и белого кролика[6] из известной сказки: он всегда спешил на какие-то важные встречи и любил всеми командовать.
Надо отдать должное миссис Коллинз: она даже не дрогнула, хотя и отступила.
– Предельно.
– Ну, раз уж мы во всем разобрались… – Эшли подвинулась на край кресла, намереваясь встать. – Я случайно перепутала даты и записалась сегодня на УЗИ. Мы сможем узнать пол ребенка.
– Миссис Эмерсон, расписание Эхо – не причина сегодняшней встречи, но я пойму, если вам нужно уйти.
Психолог достала из верхнего ящичка бланк документа, а Эшли, смутившись и покраснев, откинулась на спинку кресла. За прошедшие два года мне уже не раз доводилось видеть такие бумаги – Службе по защите детей нравилось уничтожать леса.
Миссис Коллинз читала письмо, а я втайне мечтала неожиданно воспламениться. Мы с папой сгорбились каждый в своем кресле. Ничто так не доставляет удовольствие, как групповая терапия!
Ожидая, пока терапевт закончит изучать бумагу, я принялась разглядывать то, что было наставлено и навалено поверх ее стола. Вот фотография миссис Коллинз с каким-то мужчиной, возможно, ее мужем, возле компьютера устроилась мягкая игрушечная лягушка, а в углу стола свернулась голубая лента наподобие тех, что получают за победу в конкурсе. И я почему-то заволновалась. Гм… странно.
Миссис Коллинз пробила документ дыроколом и подшила в мою и без того толстую папку.
– Ну вот. Теперь я официально твой терапевт.
Когда она замолчала, я оторвала взгляд от ленты и посмотрела на женщину. Психолог внимательно следила за мной.
– Милая ленточка, не так ли, Эхо?
Папа кашлянул и одарил миссис Коллинз убийственным взглядом. Ладно, это была странная реакция. С другой стороны, его раздражал уже сам факт того, что приходится торчать здесь. Я опять покосилась на ленту. Почему она кажется такой знакомой?
– Наверное.
Взгляд психолога остановился на цепочке с армейским жетоном у меня на шее, которую я машинально теребила.
– Сочувствую вашей утрате. В каких войсках он служил?
Ну, супер! У папы будет гребаный сердечный приступ. Он всего лишь семьдесят пять раз сказал, что армейские жетоны Эйриса должны оставаться в коробке под моей кроватью, но сегодня они были мне нужны: новый терапевт, годовщина смерти брата (прошло два года) и мой первый день последнего семестра в школе.
Меня затошнило. Избегая папиного хмурого и недовольного взгляда, я сосредоточилась на том, чтобы обнаружить секущиеся кончики в своих прядях.
– В морском флоте, – сухо ответил он. – Послушайте, у меня встреча с очень перспективными клиентами, и я пообещал Эшли пойти с ней к врачу, а Эхо пропускает занятия. Когда мы уже закончим?
– Когда я скажу. Если вы будете усложнять наши сеансы, мистер Эмерсон, я буду иметь удовольствие позвонить социальному работнику Эхо.
Я старательно пыталась спрятать улыбку, расползающуюся на моих губах. Миссис Коллинз держала нас в ежовых рукавицах. Папа отступил, но тут влезла моя мачеха…
– Я не понимаю. Эхо скоро исполнится восемнадцать. Почему она все еще находится под опекой государства?
– Потому что наше государство, ее социальный работник и лично я считаем, что это в ее же интересах. – Миссис Коллинз закрыла мою папку. – Эхо будет ходить ко мне на терапию до окончания школы, то есть до весны. Потом штат Кентукки оставит вас в покое. – Женщина подождала, пока Эшли не кивнула, молча соглашаясь со сложившейся ситуацией, и заговорила снова: – Как ты поживаешь, Эхо?
Шикарно. Просто фантастика. Хуже не бывает.
– Хорошо.
– Правда? – Она постучала пальцем по подбородку. – Однако годовщина смерти твоего брата, как я полагаю, могла вызвать печальные эмоции.
Миссис Коллинз внимательно следила за моей реакцией, а я тупо пялилась на нее в ответ. Отец и Эшли наблюдали за этим неловким моментом. Меня грызло чувство вины. Фактически это не был вопрос, так что отвечать на него совсем не обязательно. Однако желание угодить психологу накрыло меня, как приливная волна. С чего бы это? Она просто очередной терапевт из череды уже не раз сменившихся психоаналитиков. Одни и те же вопросы, обещания помочь. Потом специалист исчезал, а я оставалась все в том же состоянии, как и в первый день нашей встречи – сломленном и разбитом.
– Она постоянно плачет, – нарушил тишину писклявый голос Эшли. Вид у нее был при этом такой, словно мачехе не терпелось поделиться каким-то особо жареным фактом из жизни закрытого загородного клуба. – Эхо очень скучает по Эйрису.
И отец, и я повернулись, чтобы посмотреть на эту блондинку. Я хотела, чтобы она не останавливалась, в то время как отец наверняка мечтал, чтобы она заткнулась. Хоть однажды Бог да услышал мои молитвы, потому что Эшли продолжала:
– Мы все скучаем по нему. Так грустно, что мой ребеночек никогда с ним не познакомится.
И вот опять: добро пожаловать на шоу Эшли, спонсор программы – Эшли и деньги моего отца. Миссис Коллинз быстро записывала каждое неосторожное слово мачехи в мою папку, а папа тихо простонал.
– Эхо, ты хотела бы поговорить об Эйрисе на сегодняшнем сеансе? – спросила миссис Коллинз.
– Нет. – Похоже, это был самый честный ответ из тех, что прозвучал за сегодняшнее утро.
– Все нормально, – кивнула она. – Мы оставим это на следующий раз. Как насчет твоей мамы? Общалась ли ты с ней?
– Нет, – в унисон ответили папа с Эшли, в то время как я выпалила: – Что-то вроде того!
Когда они оба уставились на меня, я почувствовала себя начинкой сэндвича. Не знаю, что подтолкнуло меня сказать правду.
– Я пыталась дозвониться ей на каникулах.
Когда мама не ответила, я продолжала сутками сидеть у телефона, надеясь и молясь, что мама вспомнит о том, как два года назад мой брат – ее сын – умер.
Отец провел рукой по лицу.
– Ты же знаешь, что тебе запрещено общаться со своей матерью! – В его голосе звенела злость – он не мог поверить, что я рассказала терапевту о своем проступке, в который та теперь обязательно вцепится. Так и вижу, как социальные работники радостно выплясывают джигу в папиной голове. – Судебным решением! Скажи мне, Эхо, это был стационарный или мобильный телефон?
– Стационарный, – выдохнула я. – Но мы не разговаривали. Клянусь.
Он провел пальцем по своему «блэкберри», и на экране появился номер адвоката. Я сжала армейский жетон с такой силой, что имя Эйриса и серийный номер отпечатались на моей ладони.
– Прошу тебя, папочка, не делай этого, – прошептала я.
Он замешкался, и мое сердце заколотилось в груди. А затем, слава богу, опустил телефон на колени.
– Теперь нам придется сменить номер.
Я кивнула. Плохо, что мама никогда не сможет позвонить мне домой, но я приму этот удар… ради нее. Не хватало ей еще угодить из-за меня в тюрьму.
– С тех пор ты с ней больше не связывалась? – Миссис Коллинз утратила все свое дружелюбие.
– Нет. – Я закрыла глаза и глубоко вдохнула. Все внутри меня отдавалось болью. У меня больше не было сил делать вид, что все хорошо. От череды вопросов мои душевные раны, которые только-только начали затягиваться, снова открылись.
– Просто чтобы убедиться, что мы понимаем друг друга: ты осознаешь, что, пока действует судебный запрет, контакты между тобой с мамой невозможны, даже если инициатор – ты? Это неприемлемо.
6
Имеется в виду персонаж из сказка Л. Кэрролла «Алиса в Стране чудес».