Страница 57 из 60
Поводом для предпринятых Филатовым действий стала казнь его троюродного брата Дмитрия Яроша, примкнувшего к антивоенному бунту на броненосце "Князь Потемкин-Таврический" 2 мая 1905 года. Степень родства и иная фамилия убитого не позволили Третьему отделению своевременно установить факт родственной связи Филатова с одним из бунтовщиков и списать его от греха подальше на берег. Впрочем, скрытные террористы-одиночки, каким, собственно, и являлся Филатов, плохо выявляются правоохранительной системой и поныне... Учитывая же еще и черты характера этого матроса - начальники описывали его как умелого и исполнительного специалиста, но при этом также как человека по природе крайне замкнутого и молчаливого, каковые два последних качества еще более обострились со смертью его брата - шансов предотвратить то, что задумал Филатов, практически не было.
А Борис Филатов, как выяснилось позже, был со своим погибшим братом весьма близок - тот однажды спас его в детстве, вытащив из небольшой крымской речки Дерекойки, когда у вздумавшего понырять в ней маленького Бориса схватило судорогой ногу, что накрепко связало братьев не только родственными, но и глубоко дружескими узами. И в качестве мести за казнь родственника, виня в ней и флотских начальников, и в целом царскую власть, ставленниками которой эти начальники являлись, Филатов твердо решил взорвать если не Чухнина, непосредственного выносившего смертный приговор (до командующего Черноморским флотом при нахождении "Ливадии" на Балтике было не добраться), то кого-либо иного из высшего руководства флота или даже из царской семьи - благо, должность комендора при одной из имевшихся на "Ливадии" салютных пушек давала ему определенный доступ к взрывчатым веществам прямо на борту яхты.
Наверное, именно нелюдимость Филатова стала причиной того, что, не обладая, подобно "профессиональным" революционерам, серьезными навыками конспирации, он, тем не менее, сумел сохранить в тайне всю подготовку запланированной им акции. Бомба была собрана уже к декабрю 1905 года, но окончание навигации отложило выполнение задуманного Филатовым до весны.
Выход "Ливадии" в море с царской семьей на борту в конце апреля 1906 года дал старт плану возмездия новоявленного бомбиста и, кроме того, позволил ему приурочить свои действия к годовщине смерти брата. И 4 мая 1906 года, именно в тот день, когда год назад по приговору военного суда Дмитрий Ярош был повешен, спрятанная Филатовым под покоями царской семьи "адская машина" сработала...
Наиболее важную из своих потенциальных целей взрыв пощадил - царь незадолго до срабатывания бомбы вышел на палубу с младшей из дочерей, Анастасией. Но так повезло далеко не всем членам императорской фамилии, пребывавшим в то время в царских покоях. Террористический акт унес жизни царицы Александры Федоровны с младенцем-цесаревичем и двух царских дочерей - Татьяны и Марим (Филатов хорошо знал корабль и место, в котором бомба принесет наибольший ущерб, определил довольно точно). Старшая из царевен, Ольга, находившаяся дальше всех от эпицентра взрыва, получила ранения средней тяжести, от которых позже смогла вполне оправиться. Кроме родных царя, было убито 5 и ранено 12 человек из царской прислуги и команды корабля.
Поврежденная "Ливадия" спешно вернулась в порт с дурными вестями и обезумевшим от горя императором на борту. Николай II, в одночасье потерявший свою возлюбленную Аликс, двух дочерей и сына-наследника, порывался устроить всем российским социалистическим силам, кои винил в случившемся, "варфаломеевскую ночь по-русски" и даже всерьез грозился свернуть все реформы, затеянные "в угоду этой неблагодарной черни", абсолютно не заботясь возможными последствиями такого шага. Отговорить царя от скоропалительных решений удалось лишь совместными усилиями его матери и Столыпина. Помогло в смягчении царского гнева и то, что Петром Аркадьевичем был предложен довольно иезуитский план, как обратить эту кошмарную ситуацию на пользу раздираемой внутренними противоречиями стране.
Филатова, которого буквально рывшая носом землю по горячим следам "охранка", заглаживающая свой промах, смогла довольно скоро вычислить и арестовать, публично объявили социалистом и революционером. А Филатов того и не отрицал - после ареста и единственной сказанной фразы "Это вам за Димку Яроша, сатрапы царские!", он вовсе отказался давать какие-либо показания. Впрочем, это не помешало впоследствии суду отправить его на виселицу (процесс по делу об убийстве членов императорской семьи, кстати, был проведен публично и вызвал серьезные разногласия между промонархическими и социалистическими силами в стране).
Не на шутку встревоженные революционные партии, чье руководство верно оценило возможные последствия свершившегося на "Ливадии" в свете теперь уже глубоко личных счетов императора к бунтовщикам, пытались откреститься от общих дел с бомбистом-одиночкой. Но в условиях цензуры печати первенство в доведении своей точки зрения до широких масс населения было за правительством.*
*Справочно:
Если кто-то увидит в описании происшествия на "Ливадии" какие-то намеки, то он будет не так уж неправ. Ибо совсем ни к чему выдумывать неких абстрактных Петю Иванова или Васю Пупкина, если есть вполне себе реальные имена и фамилии, которые прямо-таки просят использовать себя для обозначения антигероев нашего повествования.
Для эсеров и социал-демократов настали тяжелые времена. Царский указ о военно-полевых судах, изданный уже 19 мая по инициативе Главного военного прокурора В.П.Павлова, всецело поддержанной премьер-министром (прежний премьер, С.Ю.Витте, наоборот, всеми способами "тормозил" этот документ), дал, наконец, возможность обеспечить эффективную защиту населения России от уголовников-убийц и наиболее жестоких преступников как раз из среды революционеров. Военно-полевые суды из офицеров временно вводились в губерниях, переведенных на военное положение или положение чрезвычайной охраны, и ведали только делами, где преступление было очевидным (убийство, разбой, грабеж, нападения на военных, полицейских и должностных лиц). Предание суду происходило в течение суток после совершения преступления. Разбор дела мог длиться не более двух суток, приговор приводился в исполнение в 24 часа. При этом обвиняемые в военно-полевых судах были лишены права пользоваться услугами защитников и представлять своих свидетелей.
Однако же революционные круги отнюдь не собирались сдаваться без боя. В либеральной и революционной печати против В.П.Павлова как главного идеолога военно-полевых судов была развязана клеветническая кампания. Увы, но революционеры пошли дальше одной лишь травли и угроз. 27 декабря 1906 года Павлов был застрелен беглым матросом-эсером Николаем Егоровым.
Разумеется, одной этой жертвой революционный террор, затеянный в ответ на действия правительства после майских событий, не ограничился. В числе прочих значимых фигур на российском политическом поле в этот период стали мишенью для боевиков и были убиты командующий Черноморским флотом вице-адмирал Г.П.Чухнин (Филатов до него не добрался, но хватало и других, помнивших о роли адмирала в подавлении восстания на "Потемкине"), самарский губернатор И.Л.Блок, пензенский губернатор С.А.Хвостов, симбирский генерал-губернатор генерал-майор К.С.Старынкевич, петербургский градоначальник В.Ф.фон дер Лауниц. В неудачном покушении на жизнь премьер-министра 12 августа 1906 года пострадали двое его детей - Наталья и Аркадий, причем раздробленные ноги дочери Столыпина врачи спасли буквально чудом.
У правительства находилось чем ответить на эти вызовы. Так, значительные усилия были предприняты для отвращения от революционеров симпатизирующих им сельских общин - самой многочисленной части российского населения. Грамотно проинструктированные агенты полиции просто и доходчиво, на понятном крестьянам языке разъясняли им, что "те людишки, что вам тут так сладко о жизни после революции вещают, суть нелюди, которые безвинно царицу и детей ейных бомбой взорвали, за то царь-батюшка на этих бунтарей гневается, за то и все казни египетские и на них самих, и на тех, кого эти лиходеи речами своими елейными совратили, призывает". И маятник настроений в деревне, традиционно более жалостливой, чем город, и еще не растерявшей почтения к царской власти, в конце концов качнулся в сторону поддержки правительства. Таким образом, последнему все же удалось добиться определенной легитимизации в массовом общественном сознании может, и жестких, но, безусловно, необходимых мер, предпринимаемых властями для наведения порядка в стране.