Узелок

Урвачев удовлетворенно кивнул. Занимаясь с дружинниками, он именно так учил их излагать события:

коротко и ясно. Одно было плохо: собравшаяся толпа затоптала следы. Что бы там ни писали весельчаки-детективщики, как бы ни высмеивали классические атрибуты сыска, а лупа, рулетка и прочие подручные средства верно несут свою незаменимую службу. В эти средства Урвачев верил безусловно и, увидев, что в данной обстановке их применить вряд ли удастся, даже несколько расстроился. А от расстройства и потерял солидность.

В общем-то, он не сам потерял, а его голос, которым он обратился к собравшимся. Не было в голосе необходимой повелительности, когда он произнес ставшую, пожалуй, нарицательной фразу:

- Разойдитесь, граждане! Чего не видали...

Однако граждане, почувствовав в голосе участкового слабинку, только лишь чуть шевельнулись, а кто-то и возразил:

- Так ить не каждый день магазин грабят.

- А ты хотел, чтобы каждый? - Урвачев полуобернулся к говорившему и многозначительно вздохнул: - Ох, Левшенков...

К сказанному он ничего не добавил, но старик Левшенков сразу застеснялся и потянул за рукав сьша. При этом, глядя в сторону, заметил очень рассудительно:

- И правда, Леха, пойдем. Не цирк ить.

За отцом и сыном Левшенковыми потянулись еще несколько человек. По наиболее стойкие все-таки остались.

Они, правда, отошли подальше, стабунились в кружок и вполголоса комментировали событие. Верховодила бабка Сосипатрова, которая, не переставая, уточняла подробности. Вот как они выглядели в объяснительной, которую, со слов бабки, в виду малограмотности и полуслепоты последней, записал дружинник Вячеслав Кошельков.

ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ

Потерпевшего Ермолая Ксенофонтовича Боброва

Знаю спокон веку и по голосу от любого другого за версту отличу. Голос у него басовитый и очень пронзительно действует. Он еще и после войны служил в городе дьяконом, но потом поругался с батюшкой и тот ему пенсии не положил. После Ермолай Ксенофонтович вернулся в Клунниково и пас личный скот граждан. Пас где-то пять лет. Потом по годам пасти не смог и нанялся в магазин сторожить. Где-то года три уже в сторожах. Насчет большого пьянства не скажу, а что употребляет, то употребляет (тут бабка Сосипатрова вдохновенно резюмировала: "А кто, скажи, сынок, винцом-то требует?", однако резюме бабкино к делу отношения не имело и поэтому в объяснительную не попало, а вызвало критическое замечание дружинника: "Ты, бабушка, за алкоголизм давай не агитируй"). Последний раз видела потерпевшего нынче за полдень. Он зашел на телевизор, по которому показывали картину "Дом с мезнодином". Картина очень жалостная и про любовь. МысЕрмолаем Ксенофонтовичем повспоминали про свою прошедшую жизнь, и я подала ему стопочку. А больше не подавала: в поллитре не было, а оставалось только маленько в баночке, настоенной на травках, а на травках мне доктор велел, потому что у меня в левом боку колотье, и из баночки я никому не подаю. Ушел от меня потерпевший в полном параде. По хозяйству я давно уже не управляюсь, не велит сноха Вера Алексеевна, сына Павла жена. Она очень по семье заботливая и всегда требует, чтобы я спать ложилась ровно не позднее десяти. А у меня везде кругом ломит, и спать я сплю плохо. А когда за окошком стрельнули, я и вовсе сразу опомнилась. Раз стрельнули, потом еще раз. И мотоциклетка, слышно, поехала. А потом, через сколько-то времени Ермолай Ксенофонтович шуметь стал. Я, когда из дому выбежала, думала, он совсем убитый, а ближе когда стало, нет, смотрю, шевелится. Живой, стало быть.

Я подбежала, потом Зарубина Марья, а Ермолай Ксенофонтович Бобров связанный и бранится сильно.

И все шумел: "Распакуйте меня, я их стрельну". А кого там стрельну, когда и не видать никого. Мы только наладились было веревку освобождать, а тут прибыл на место происшествия дружинник Вячеслав Петрович Кошельков и сказал, что по причине следствия развязывать потерпевшего нельзя. А еще прибыл дружинник Сергей Васильевич Емельянов, и его дружинник Кошельков послал за магазин. Когда Емельянов вернулся, они тайно о чем-то поговорили и дружинник Сергей Васильевич Емельянов пошел охранять из магазина входы и выходы. Когда стал сбегаться другой народ, дружинник Кошельков все время предупреждал: "Граждане, не топчите преступные следы!" Только разве с нашим народом сговоришься, понаперли, что твои бараны, а тут и потерпевший Бобров стал вести себя несознательно и все ругался, чтобы его развязали. И в этом его крайне поддерживал его племянник Толяка Федотов, который даже производил оскорбление действием дружинника Кошелькова - торкал его под дых. Некоторые и вовсе недоумки рвались посмотреть, чего в магазине ограбили и чего осталось, но дружинник Сергей Васильевич Емельянов делал все по науке. Мотоциклетку я слышала, а видать, может, и видела, но только в самый хвостик.

И сколь на ней народу ехало, не знаю.

Вопрос: Тряпка типа "носовой платок", которая обнаружена около потерпевшего Боброва, принадлежит ли она потерпевшему, видели вы ее прежде? Ответ: Видела, потому что она сшитая из моего муслина, который в прошлом году продавали в сельпо. Тогда потерпевший Бобров лично достал мне пять метров и еще метр для себя лично и попросил накроить ему платков. Я ему накроила и подрубила в количестве 4 (четыре) штуки.

* * *

Потерпевший Ермолай Ксснофонтович Бобров события излагал следующим образом.

Начальнику ОВД Усть-Дуганского райисполкома

от гражданина Боброва Ермолая Ксенофонтовича,

1908 года рождения, проживающего

У сть-Ду ганский р-н, с. Клунниково.

ОБЪЯСНЕНИЕ

С 69-го года (на полях документа поставлено: 1969.

Исправленному верить. Бобров, Урвачев) я служу сторожем по охране магазина в селе Клунниково. Оклад мне положили 62 рубля в месяц. Сколь охраняю, все проходило чинно и благородно и никогда ничего чтонибудь такого не происходило. Чтобы скандал какой или, упаси бог, драка, пьянка на посту, так и далее, так и далее, этого за мной не замечено, о чем любой другой из клунниковских подтвердит. О происшествии, которое произошло 13 июня сего года по ограблению магазина, могу показать следующее. На пост я в этот день заступил, как всегда, с десяти часов вечера, а кончаться пост должен в шесть утра, когда в магазине редкие товары бывают, я, чтобы от греха подальше, пораньше выхожу п стою подоле. Но в ту ночь ничего такого не было, и заведующая магазином Нина Петровна Тиунова меня ни о чем не предупреждала и не просила. Сама Нина Петровна в ту ночь в селе отсутствовала, а ездила с отчетом в район. Где-то часу в полвторого я обошел круг объекта и приспособился на приступках перекурить. Тут как раз они и прибыли. Трое подъехали на мотоцикле, на темно-голубом. Как называть его, не знаю, только что с люлькой, а на номер не поглядел. Да и поглядеть не мог, потому что встали они, до меня не доезжая, а номер у мотоциклов привешен позади. Который в люльке, вылез и сказал: "Батя, где тут выпить достать, ты посодействуй". Я ему говорю: "Это в городе таксисты в любое время тебя уважат, а здесь - где возьмешь".

Он говорит: "А ежели самогоночки". А я говорю: "У нас самогонкой отродясь не баловались, а теперь, когда к нам Николай Степанович приехали полномочным, и вообще разговора нет. Они насчет пьянства очень строгие.

Приезжайте завтра к одиннадцати, милости просим".

А он все одно: "Посодействуй да посодействуй, не обидим, мол, и тебя, поднесем стаканчик". Тут я вовсе обозлился и сказал: "В армии ты, видать, не служил, кто такой часовой не знаешь, его права и обязанности. Давай отсюдова по-доброму, а то и до греха недолго. Я ведь и стрельнуть могу в случае чего". Он посмеялся и сказал: "Не пужай, батя, я из казаков. А в армии я служил комиссаром". Сам кинулся ко мне и чем-то крепким по голове долбанул. Очнулся я, когда мне в рот что-то запихивали. Потом мой же платок и оказался.

Стал я руками, ногами шевелить, а они связанные. Так моя свобода кончилась. И ружьишко рядом лежит, дробью заряжено, а толку чуть. Я подумал кувыркаться, потом сообразил, что ни к чему: им порешить живую душу, что куру зарубить, а мне пользы от этого и вовсе нет. И обратно: брыкайся я не брыкайся, что толку, когда по рукам-ногам повязанный и рот у меня с тряпицей.