Страница 14 из 14
А через день меня забрали. Причем не первого, до меня из камеры взяли еще двоих, и они уже не вернулись, что заставило остальных невольно притихнуть, погрузившись в мрачные размышления. Брали и из соседних камер. Кто-то явно упирался с криком: 'Не пойду! Тираны! Не дамся!' - из коридора крики доносились вполне отчетливо, вызывая у народа желание забиться под шконку или сделаться невидимками. А потом откуда-то издалека донесся 'Интернационал', который закончился после первых двух строчек. Видно, конвоиры привели поющего в чувство.
- Похоже, у Особого Совещания при НКВД СССР сегодня расстрельный день, - не выдержав, прокомментировал Коган, который всегда был в курсе происходящих в тюрьме событий. - Интересно, кто приводит приговор в исполнение - Блохин или Магго ?
- Может, их по этапу сразу отправили? - с надеждой предположил Коля Ремезов.
Коля был на воле путейцем, числился всегда в передовиках, собирался вступать в комсомол, но тут черт попутал - стырил какой-то важный болт, который должен был заменить грузило для удочки. Теперь ему грозило от пяти до восьми лет лагерей.
- По этапу? Хм, может, и по этапу. Отчего же, вполне может быть.
Как бы там ни было, дошла очередь и до меня. Завернули руки, зафиксировав запястья наручниками, и привели в помещение без окон, где за столом восседали трое, а отдельно в уголке - моложавый сотрудник НКВД в очках, вооруженный пером и бумагой. Похоже, секретарь.
'Тройка', - всплыло в памяти знакомое слово, и по спине протянуло холодком.
Конвоир велел остановиться метрах в трех от стола. Три пары глаз равнодушно прошлись по мне, и я понял, что дело попахивает керосином. В центре восседал непримечательный сотрудник органов с четырьмя ромбами в петлицах и звездочкой над ними. Кажется, большая шишка. По правую руку от него - мужчина лет пятидесяти в гражданском, вытиравший несвежим платком потную залысину. По левую - еще один в гражданском, с бородкой и в круглых очках, придававшими ему сходство с Троцким, чье имя сейчас склонялось исключительно в негативном оттенке.
Перед энкавэдешником лежала раскрытая папка. Что там было написано на листах - отсюда не разобрать, но вроде бы как убористый почерк Шляхмана. Скорее всего, так и есть, не просто так же меня сюда притащили.
- Сорокин Ефим Николаевич? - ровным голосом поинтересовался сидевший в центре.
- Я.
- Гражданин Сорокин, вы обвиняетесь в шпионаже в пользу иностранного государства и организации на территории СССР террористической деятельности...
- Что за бред? Вы вообще читали мои показания?
- О том, что вы якобы прибыли из будущего? - вступил сидевший слева за столом. - То есть, таким образом вы надеялись на смягчение приговора? На то, что вас отправят на психиатрическую экспертизу и дальнейшее лечение? В таком случае, гражданин Сорокин, вы сильно заблуждались.
- По-моему, это вы сейчас заблуждаетесь, - пробормотал я.
- Товарищ Реденс, продолжайте, - попросил лысоватый.
Вот он какой, этот Реденс, оказывается. Между тем тот откашлялся и продолжил:
- Спасибо, товарищ Волков... Итак, гражданин Сорокин, вы обвиняетесь в шпионаже в пользу иностранного государства...
- Какого именно, может быть, поясните все-таки? - не выдержал я. - А то самому жуть как интересно.
Чувствительный тычок прикладом в спину заставил меня податься вперед, но рука конвоира тут же вернула мое тело на исходную позицию.
- Ваше ерничанье вас не спасет, - устало произнес обладатель бородки клинышком, сняв очки и массируя покрасневшие глаза. - Скажите спасибо, что мы еще вам озвучиваем приговор. А то могли бы и без суда, как говорится.
Без суда? Что этот очкарик имел в виду? Я видел, как шевелятся губы майора, опустившего глаза в приговор, и чувствовал, как по спине стекает липкая струйка пота.
- ...приговаривается к высшей мере социальной защиты - расстрелу. Приговор обжалованию не подлежит.
Читавший захлопнул папку, и все поплыло перед моими глазами. Захотелось проснуться и посмеяться над таким реалистичным кошмаром. Но, к сожалению, я прекрасно понимал, что это был не сон, а самая что ни на есть настоящая реальность. Реальность, в которой мне предстояло расстаться с жизнью.
- Вперед!
Снова толчок в спину, и вот уже два конвоира куда-то ведут меня по коридорам. Спускаемся вниз на несколько пролетов. Один из охранников открывает металлическую дверь. Впереди - слабоосвещенный коридор, справа - вход в помещение. Оттуда появляется перепоясанный ремнями немолодой мужчина в форме НКВД, с густыми, вислыми усами, и в таких же очках в круглой оправе, как у одного из членов 'тройки'.
- Еще один? - ровным, чуть уставшим голосом спрашивает он, как бы констатируя данный факт.
- Так точно, товарищ капитан госбезопасности, - ответил конвоир, протягивая ему документ.
Пока тот читает, до меня доносится вполне различимый запах спирта.
- Ясно, восьмой, значит, сегодня... Не дали чай допить. Ладно, бери колотушку, идем.
На хрена им колотушка, если у этого в очках имеется револьвер? Может, оглушить сначала хотят?
Меня снова толкают в спину, а я думаю, что глупо погибаю. Ладно, в Чечне, там хоть все было понятно, а тут... Свои же, суки, кончать собираются! Вижу впереди на полу бурые пятна. Вот она, бутырская Голгофа! Неужто здесь так глупо закончится мой жизненный путь?! И руки скованы, а ногами много против троих вооруженных, подготовленных бойцов много не наработаешь. Эх, хотя бы погляжу смерти в лицо!
Останавливаюсь, поворачиваюсь к троице палачей лицом.
- Так стреляй, - говорю очкастому. - Хочу перед смертью посмотреть на твою рожу.
Тот вышел из состояния какой-то задумчивости, с интересом посмотрел на меня, поглаживая пальцами потертую кожу кобуры. Конвоиры, не зная, что предпринять, вопросительно глядят на главного в этом коридоре.
- Забавно. Что ж, так даже интереснее.
Он извлекает из кобуры револьвер, крутит барабан и вскидывает руку на уровне моего лба. Непроизвольно зажмуриваюсь, вспомнив в этот момент почему-то не свое детство, не сына и уж тем более не бывшую, а Бармалея. Интересно, если существует реинкарнация, я могу возродиться в следующей жизни пауком?
- Стойте! Петр Иванович! Товарищ Магго, остановитесь!
Медленно открываю глаза, и вижу, как по коридору летит запыхавшийся комендант Бутырской тюрьмы.
- Фух, успел, - со свистом дышит Попов, вытирая рукавом вспотевший лоб.
- Что такое? - с досадой спрашивает палач, опуская ствол.
- Звонок... От Фриновского. Приказ отправить дело Сорокина на доследование.
- Твою мать! - вполголоса выругался Магго. - Что еще за новости?
- Это не ко мне, мне приказали - я выполнил. Фух, хорошо, что успел.
Да уж, хорошо. Мелко закололо кончики пальцев - к онемевшим конечностям стала возвращаться чувствительность. Было такое чувство, будто меня вытащили из моей шкуры и потом снова в нее засунули. Больно, но приятно. Значит, еще поживем.
Глава IV
- Живой!
Кржижановский и Куницын меня обняли чуть ли не одновременно, а еще несколько человек крепко пожали руку, словно бы поздравляя с возвращением с того света. По существу, так оно и было, я находился всего в одном мгновении от ухода из мира живых. Мгновении, которого было достаточно, чтобы спустить курок направленного в голову револьвера.
- Мы думали, вас, как и многих, повели на расстрел, - сказал комбриг. - Даже попрощаться не успели, так быстро вас увели. Ну, рассказывайте, какой срок дали?
- Так ведь на расстрел и повели, - сказал я. - Тот самый Магго, которого вы поминали, Павел Иванович, уже курок взвел. В последний момент Попов прибежал с криком, что Фриновский велел отправить дело на доследование.
- Видно, есть у вас заступник кто-то там, наверху, - покачал головой Коган. - Но надолго ли его хватит, этого заступничества...
На несколько минут воцарилось гнетущее молчание. Каждый думал о своем. Может, кто-то заранее и завидовал, предчувствуя, что вот его-то могут и кончить в подвале Пугачевской башни, и по его душу никакая шишка звонить не будет.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте