Страница 64 из 73
– Ну, хватит, устал я слушать! Давай бросать монетку, – сказал я, вытаскивая из кармана горсть мелочи. – Выбирай.
Вера выбрала пятирублевую монету и решку. Выпал орел.
– Давай, еще раз бросим? Ну, давай? – взмолилась супруга. Вмиг намокшие ее глаза смятенно смотрели то на приговор судьбы, лежавший на моей ладони, то в мои напряженные глаза.
Я бросил. Выпал орел.
– Третий раз снова орел выпадет, – вздохнула Вера. – Давай посмотрим?
Я бросил. Выпал орел. На часах был уже восьмой час, и я решил закончить прения.
– Кровь тебе выпустить, как Лариске, или по голове кирпичом настучать? – спросил я, вынимая из кармана куртки пакет с толченым табаком (за ним я специально ездил на Лосиноостровскую. Чтобы не светиться в местных магазинах).
– Ты все равно не сможешь убить меня, не сможешь... – заплакала Вера, наблюдая, как я рассыпаю табак по подвалу. – Это ты от собак?
– Да, от собак...
Вера чихнула.
– Будь здорова! – усмехнулся я, продолжая сыпать.
Вера поняла, что все кончено. И ее прорвало.
– Ты, сволочь, негодяй! – закричала она, вся подавшись ко мне. – Ты думаешь, тебе все сойдет с рук? Ты не знаешь, что, как только станет известно о моей смерти, пленка с тобой мгновенно разойдется по России, Европе и Америке. Разойдется тысячными тиражами! Ты станешь самой выдающейся порнозвездой нашего столетия!
– Так, значит, Харон с тобой был заодно... – почернел я. И чихнул.
– Да! Он издевался над тобой по моему заказу! И в пещере, и там, на чердаке. Я заплатила за это десять тысяч долларов!
– Ну и как? Кайф-то словила? – попытался я шутить.
– Да! Особенно на чердаке! Так хорошо мне никогда не было! Ты даже представить не можешь, как мне было хорошо! Я кончала раз за разом, и каждый следующий оргазм был многократно слаще предыдущего!
– Ты маньячка... – только и смог сказать я.
А Вера, бледная, нечеловечески красивая в своем порыве, посмотрела на меня, красного от стыда, интересными глазами и, совершив задом и бедрами волнующее (на ее взгляд) круговое движение, спросила:
– Не хочешь взять меня напоследок? Ты же мечтал сделать это где-нибудь на улице? После той телепередачи по НТВ?
«Не слушай! Эта сука хочет, чтобы ты сперму в ней оставил, – шепнул мне внутренний голос. – Для судебной медэкспертизы. Продолжай сыпать, дурак. А потом согласись, скажи, что сзади хочешь, пристройся и сломай ей шею. Видел, как это в кино делают? Хрясть и готово!»
Я внял совету внутреннего голоса. Рассыпал весь табак, в том числе и у входа в подвал, спрятал опустевший пакет в карман, расстегнул ширинку, отвязал Вере одну руку, разорвал платье...
После того, как я разорвал платье и колготки, мною руководил уже не разум и не внутренний голос. А взбесившаяся плоть. Этот треск дорогой ткани, это тягучее упрямство капрона, этот белый зад на фоне закопченной стены кого угодно свели бы с ума! Пристроившись сзади, я со всех сил вогнал член в возбужденное(!) влагалище и бешено задвигал тазом. О, господи, как мне было хорошо! Я ощущал себя суперменом! Я ощущал себя владыкой всех женщин Вселенной!
– Только не кричи, когда кончать будешь, – пробормотал сонный голос Веры. – Польку разбудишь.
И мгновенно сон превратился в явь. В темную комнату, в нашу супружескую кровать и в меня с Верой на ней.
Глава 7. Колись, Павлик Морозов! – Кругом маньяки. – Она кормила ребенка, он ловил рыбу.
Утром следующего дня. Светлана Анатольевна повезла Наташу в поликлинику: надо было решать, что делать с ее постоянно воспаляющимися аденоидами.
Позавтракав в одиночестве, я безуспешно поискал файлы Харона в компьютере и поехал на работу. Как только электричка сорвалась к Москве, меня одолели тревожные мысли.
Приснившийся ночью сон не давал мне покоя, слишком уж явственным он был. Я вспоминал его детали – глаза Веры, веревки на ее руках, фрагменты ее рассказа, мочащихся бомжей, треск рвущегося капрона и все более убеждался в том, что я – параноик с неимоверно обострившимся воображением, а моя супруга – добропорядочный член нашего куда-то развивающегося общества. Надо же было додуматься, что она, милая хрупкая женщина, вошла в сношения с международным бандитом и не для чего-нибудь, а с целью получения в личное пользование садистских фильмов с моим участием в качестве главной жертвы! Нет, я параноик и психиатрическая лечебница по мне плачет!
Но небольшие сомнения в этом выводе все таки оставались и я решил их развеять, тем более, это легко было сделать. В моем сне Вера, перед тем как отправиться к Ворончихиным на дачу, сказала своему секретарю, что едет в «Кляксу» за рекламными наклейками.
Эти бело-голубые рекламные наклейки Вера заказывала для расклейки в метро и электричках. Они призывали молодых людей, имеющих высшее образование, получить в кредит полноценное западное менеджерское образование. Год учебы – и вы в дамках.
Наклейки печатал за наличные мой сын Валентин, работавший в «Кляксе». Он же занимался регистрацией заказов.
Припомнив, в какой день Вера, сообщая мне о гибели Ворончихиных, сказала: «Убили их зверски на даче... Позавчера», я позвонил сыну с работы. Помявшись, он промямлил, что ничего не помнит. Пара резких фраз оживили его память, и он рассказал, что Вера прибежала в названный мною день необычно возбужденная. Прибежала, пробыла несколько минут и ушла, пообещав, что на следующий неделе принесет заказов на три тысячи баксов.
– Это все? – спросил я, чувствуя, что Валентин чего-то не договаривает. – Что она тебе еще говорила?
– Да ничего не говорила...
– И ты, Брут, продался демократам? Колись, давай, Павлик Морозов!
– Ну... Ну, она еще попросила... Сказала, что если будут ее спрашивать, всем говорить, что она пробыла у меня до вечера... Обсуждали, мол, дизайн и цветоделение.
– Всем говорить... И мне?
– Естественно...
Сын был на четыре с половиной года младше Веры, и они прекрасно ладили. Она подкармливала его «левыми» заказами на печатную продукцию, а он поддерживал ее в наших спорах. И в делишках, как выяснилось.
– А вечером она заходила? – продолжил я допрос.
– Да, и сразу же позвонила на работу и распорядилась прислать машину за печатной продукцией... А что ты так беспокоишься? Брился утром и рожки обнаружил?
– Я еще с твоей матери к ним привык и давно не замечаю... Ну, хорошо, спасибо за информацию. Тридцать серебряников за мной.
Настроение после разговора с сыном вконец испортилось. Стало тоскливо. Я спрятался от коллег в пустой комнате и позволил тревожным думам завладеть мною.
...Опять все вернулось на круги своя. Опять надо думать и опасаться. Эти дурацкие сны... Наверно, все-таки телепатия существует. И я вижу сны Веры, читаю ее мысли на расстоянии. К великому своему сожалению... Но прок от этих снов все же есть. Особенно от последнего сна. Я не смогу ее убить. А она сможет. Черт, неужели за эти годы она не разу со мной не кончила? И все ее крики и стоны были просто издевательством?
Да, дела... Нельзя жить с женщиной, которую не можешь удовлетворить. Не солидно. Может быть, вместе с ней убивать, чтобы кончала? Ну, не людей, как во сне, в котором мы вместе с Наташей маньяковали, а кроликов? Будем с ними в постель залазить. И вместо того, чтобы груди ей целовать, я буду длинноухому голову с хрустом отворачивать... Или шкурку чулком стягивать. А может, мышей белых завести? И травить их при ней цианистым калием?
Нет, не пойдет... Мышей она боится...
Что за мир! Куда не плюнь – в оборотня, извращенца или в кого похлестче попадешь. Разговариваешь с человеком, – а он маньяк с многолетним стажем! Улыбается, приятности говорят, по плечу дружески похлопывает. А в уме соображает, как тебя лучше зарезать. Раньше я всех людей хорошими считал. Всех без исключения. И всем подряд верил! Особенно когда в геологоразведочных экспедициях работал. Многих даже любил. Дизелиста Мишу, бульдозериста Володю Рыжего, проходчика Генку... Классные ребята, умные добрые, покладистые... А однажды аммонит со склада украли, целых полтора ящика, примерно в то время, когда армяне взрыв в московском метро устроили. И, само собой разумеется, органы на нас наехали. Вызвали меня, спрашивают: