Из Сибири сообщают…

Кожан позвонил, и в кабинет принесли поднос с тарелкой, на которой были кусочки хлеба и сала.

Конца завтрака Кожан не дождался и начал говорить во время еды:

– В отделе есть еще два зама. Фамилия одного из них Базыка. Он ненамного старше тебя, но в отличие от тебя хорошо помнит все, что с ним было, хотя его по контузии из армии демобилизовали. Он одновременно является командиром конной полусотни, которая дислоцирована в Каминске и предназначена для борьбы с бандой Огнивца… Есть у Бороды еще один зам – Андросов. Он в отличие от Бороды мужик грамотный, все доклады и отчеты составляет: раньше работал наборщиком в Каминской типографии… Андросов считает, что отделом должен руководить он… Разумеется, это прямо к делу не относится, но учитывать это надо…

И последнее… У нас в Каминске работает один из лучших сотрудников… Он будет тебя подстраховывать… Но смотри, не спали его… Это тебе дорого будет стоить… Документы и пароль для связи сообщу завтра, когда отвезу тебя к поезду, и… сам понимаешь, эту ночь ты тоже проведешь в тюрьме. Ничего не поделаешь – конспирация.

– К вам гость, – сообщил Василич, заглянув в палату, и тут же из-за его спины появился длинный парень. Он, как это бывает с высокими людьми, был сутул. Но самое выдающееся в нем были его руки. Когда парень уселся на табурет рядом с койкой и поставил свои локти на колени, ладони его вполне могли коснуться пола. На госте была выгоревшая гимнастерка, слева на ремне болталась шашка с темляком, изготовленным из фитиля настольной лампы, справа – деревянная кобура, в каких носили маузеры революционные матросы.

Поерзав немного на табурете, гость оглянулся на двери, в проеме которых все еще стоял Василич. Василич все понял и закрыл дверь со стороны коридора.

– Базыка, – представился гость и протянул ему огромную ладонь.

– Очень приятно, – вывернулся он, чтобы не называть себя.

Базыка поморщился, услышав интеллигентское «очень приятно».

– Да брось ты, – сказал он с той прямотой, которая характеризовала его больше, чем характеристики Кожана, – мы с тобой ровесники, стоит ли церемониться…

Фраза эта не понравилась ему: он все же по легенде проверяющий из губугрозыска, начальник, но пришлось проглотить бесцеремонность одного из замов начальника и спросить:

– Что с Бородой?

Это был единственный крючок, за который можно было зацепиться, чтобы развить контакт.

– Что с Бородой? Да ничего. Нет Бороды, похоронили мы его с почестями… Памятник поставили большой, со звездой… Мамаша его, правда, против была… Говорила, крещеный он. Да кто стал бы ее слушать, старорежимная бабка…

– Ну что ж вы не сделали так, как она просила, – упрекнул он.

– Мало ли что может баба попросить. Она просила побрить его, но мы не дали.

– Ну да, есть же решение уездного комитета, – съязвил он.

– Да, – не поняв колкости, подтвердил Базыка.

– Значит, Борода умер, – произнес он.

– Не умер, а погиб смертью героя, – поправил Базыка.

– А что случилось со мной? – осторожно закинул удочку он.

– Видишь ли, у нас было много провалов, и Борода перестал доверять всем, кроме меня… В один из дней он переоделся в штатское, напялил на голову картуз, взял телегу в конюшне и поехал в Корябинск. Конечно, он не сказал, что едет встречать инспектирующего из Новониколаевска, то есть тебя… Мы знали, что проверяющий должен быть со дня на день… Но никто не подумал, что он едет за проверяющим: за ними никогда не ездили на телеге… Однако в последний момент Борода что-то почувствовал и попросил меня сопровождать его. Я взял пяток ребят и верхом следовал за ним. Туда мы скакали по дороге, а обратно рядышком, в четверти версты от вас.

– Так что же произошло? – спросил он. – У меня память взрывом отшибло.

– Ерунда, – ответил на это Базыка, – это не страшно, меня с коня дважды взрывом сбрасывало. А я ничего, жив, правда, первый раз испугался до смерти, потому что тоже многое не мог вспомнить, но это пройдет.

Он догадался, что Базыку занесло, скорее всего, от тех контузий и им надо управлять, чтобы не болтал впустую.

– Так что же случилось? – перебил он разглагольствования визитера.

– Когда вы въехали на мост, кто-то бросил гранату. Но гранату, я так понимаю, бросили, чтобы отвлечь вас. Однако получилось так, что она упала близко от телеги, тебя выбросило за перила, а Бороду оглушило.

– Так он умер от контузии?

– Нет, его дострелили… в затылок из револьвера.

– А почему не дострелили меня?

– Не знаю, может быть, исполнитель акции не успел этого сделать… Мы примчались к мосту спустя полминуты, ну, может быть, минуту.

– А кто был исполнителем акции?

– На мосту рядом с Бородой был еще один труп… Мужик с револьвером…

– Почему труп? Его застрелили вы, или это успел сделать Борода?

– Ну что мы, идиоты, что ли? Разве мы могли застрелить такого свидетеля… Он нам живой был нужен, а застрелил его, я так думаю, второй сообщник…

– Конечно, так в этом случае должен быть сделать второй человек или другие люди. Далеко они не могли уйти, вы не обыскали лес?

– Понимаешь, – опять поморщился Базыка, – я с собой взял необстрелянных ребят… Ну не думал, что у нас на юге что-нибудь может случиться… Я с тобой пока возился, а они обшарили все вокруг, но в лес далеко не пошли… В лес особо не сунешься, если оттуда выстрелить могут.

– И все же полминуты срок слишком большой. Что же произошло там и почему не дострелили меня?

– Я, честно говоря, тоже этому удивляюсь.

– Я лежал на берегу или был в воде?

– На берегу, но ты был мокрый, и можно было точно сказать, что ты был в воде. Наверное, ты упал в воду, а потом выбрался на берег.

– Как же я мог выбраться на берег без сознания и со сломанными ребрами.

– Тоже удивительно, но тут всякое может быть, – Базыку опять понесло, – одного моего бойца пополам перерубили. Одна половинка осталась в седле, а вторая – упала на землю, а потом стала ползти к нему за стремена цепляться… Ну что ты глава закрыл, да ты, брат, слабак, как же ты будешь бороться с бандитизмом?

Базыка еще о чем-то говорил, но он не слушал его.

«Борода, Борода – мужик в картузе, сапогах и по уши заросший русыми волосами, которые нисколько не смягчали его суровую внешность. И с бородой он так же был похож на разбойника, как и без бороды. Как же мне быть теперь? Где искать этот распроклятый архив, етить твою…»

– Ну, я побег, выздоравливай, – донесся до него голос Базыки. – Василич, посмотри за больным.

«Ах, Борода, Борода, что же мне теперь делать? Как я обрадовался, услышав, что ты нашел этот распроклятый архив и надежно спрятал его в другом месте!..»

Все это он узнал за минуту до въезда на мост. Борода, задерганный постоянными провалами операций, решил, никому не доверяя, самому найти и изъять архив.

«Я сделал это по-рабоче-крестьянски, – сказал Борода ему, – пришел, увидел, перепрятал… Теперь его не только банда, сам черт не найдет».

Где уж ему тягаться с чертом. А как все хорошо складывалось. Ведь даже в отделе никто не знал о том, что Борода изъял и перепрятал архив. Значит, обеспечить транспортировку его в Новониколаевск не составило бы особого труда, а вот теперь… Теперь транспортировать нечего…

– Василич, – позвал он, – Василич…

Появился фельдшер.

– Надо выписываться, – произнес он.

– Рано, – ответил тот, – вы еще не окрепли, слабы, и у вас, батенька, возможны рецидивы.

– Мне ли бояться рецидивов, – пошутил он.

– Могут быть обмороки, припадки…

– Василич, – сказал он, – снявши голову, по волосам не плачут, что мне припадки, с припадками люди живут, а мне, если не выписаться, может, и жить не придется… Надо… а я уж постараюсь раз в два дня заглядывать к вам…

– Свежо предание, – заключил Василич, покрутив свой рыжеватый ус.

В конце концов он уговорил фельдшера. Тот послал в отдел гонца доложить, что инспектирующий из Новониколаевска завтра выписывается.