Жена на время

Чарити коснулась руки мужа и заглянула ему в лицо.

– Вы поговорили с Уильямом? – спросила она. – Вы с ним помирились?

Маркиз Стаунтон опять остановился, но продолжал смотреть вперед, поджав губы.

– Скажите, вы всегда такая въедливая? – спросил он. Филип тоже сказал бы так, хоть и другими словами. Пенни – нет. Пенни всегда понимала ее и часто восторгалась своей старшей сестрой, которая не желает сидеть и ждать. Если дети ссорились, то она собирала их вместе, а не разводила по разным углам. И не отпускала, пока они не разберутся и не помирятся.

– Да, всегда, – подтвердила Чарити. – Так почему вы с ним поссорились?

Он гневно раздул ноздри и промолчал.

– Из-за Клодии, правда? – спросила она и тут же пожалела об этом. Есть вещи, о которых лучше не знать. Пусть она не является его женой в обычном смысле этого слова и ей осталось провести с ним всего несколько недель. Но она все-таки его жена, и пока еще срок их совместного пребывания не закончился.

Неожиданно маркиз крепко схватил жену за плечо и повел в сторону от дороги. Там было темно, тихо. Муж был очень сердит, но Чарити не испытывала страха.

– Когда я был глупым юнцом, – сказал он, – и верил в любовь, преданность, верность, вечное счастье и прочие юношеские бредни, я увлекся Клодией. Мы выросли вместе. Она была дочерью баронета и жила милях в шести от нас. Я полностью доверял моему самому близкому другу – моему брату. Он сочувствовал мне, но был в то же время и разумным. Разумным в том смысле, что не советовал мне поступать так, как я задумал после отказа его светлости благословить наш союз. Клодия. была всего лишь дочерью баронета и, естественно, не пара маркизу Стаунтону, наследнику герцога Уитингсби. Кроме того, мне уже нашли невесту. Мой брат советовал набраться терпения, а мать советовала проявить настойчивость. Она считала, что только любовь может быть причиной для брака. Но мать снова была в положении и чувствовала себя очень плохо. И мне пришлось бы бежать и покинуть ее. А мой брат решил за меня эту проблему. Он сам женился на Клодии с благословения его светлости.

Они замедлили шаги. Маркиз перестал сжимать ее руку. Интересно, заметил ли он, что их пальцы переплелись.

– Брат побоялся сказать вам о своих чувствах к Клодии, – сказала Чарити. – Поэтому он вообще ничего не сказал. Люди часто так поступают. И поступают так ужасно именно по отношению к своим самым близким. Наверное, Уильям очень мучился из-за своего поступка все последние восемь лет.

– В этом не было никакой необходимости, – заметил маркиз. – Мое бегство из дома пошло мне только на пользу. Я повзрослел. Понял, какая глупость – эти наши увлечения. Как мы заблуждаемся, веря в любовь.

– Во что же вы тогда верите? – удивленно спросила Чарити. – Каждому нужно во что-то верить.

– Я верю в себя, – сказал Энтони, мрачно глядя на нее. – И в то, что я сам управляю своей жизнью и судьбой.

– Почему же Клодия вышла замуж за Уильяма, если любила вас? – задумчиво спросила Чарити. – Если бы я любила вас, то не могла бы выйти замуж ни за кого другого. Особенно – за вашего брата.

– Вы и так замужем за мной, – сказал маркиз, и в голосе его послышалась насмешка. – Но я дам хороший совет, Чарити: никогда не влюбляйтесь в меня.

Да, подумала она, любить Энтони Эрхарта, маркиза Стаунтона, ее мужа, будет очень нелегко. Но он так и не ответил на ее вопрос.

– Клодия вас любила? – снова спросила она.

– Я так тогда думал, – сказал Энтони. – Она всегда мне улыбалась, была такой очаровательной и дружелюбной. И – красивой. Уилли говорит, что она всегда любила его, что они поженились по любви. Собственно, это и могло бы быть единственным разумным объяснением их брака. Я постоянно изводил себя вопросом, каким образом эти двое, мой брат и его светлость, могли повлиять на Клодию.

– Она никогда не говорила вам, что любит? – спросила Чарити. – Никогда не говорила, что хочет выйти за вас замуж?

– Вы должны понять эту семью, – сказал маркиз. – Здесь ничего не делается спонтанно. Я знал, что происхождение Клодии может быть препятствием для нашего брака. Леди Марии Лукас было в то время уже девять лет. Она несколько раз приезжала к нам с родителями. Я не мог сделать Клодии предложение, не будучи уверен в том, что и когда именно я смогу ей предложить. И мне, кроме того, было всего двадцать лет.

– Начинаю понимать, – сказала Чарити, – почему вы решили вырваться на свободу. И даже могу понять, почему вы не верите ни во что и никому, кроме самого себя.

Понять это она могла, но согласиться – нет. Понимал ли сам маркиз, что последние восемь лет он провел во сне и только сейчас начинает пробуждаться к жизни? Интересно, позволит ли он себе проснуться. Но теперь дело не только в нем. Маркиз поговорил с Уильямом, брат сказал ему, что Клодия любила его, Уильяма. Возможно, он уже начал прозревать.

Внезапно лес перед ними поредел, появилось озеро, за ним – лужайки и дом. Если на другом берегу озера все было ухоженное, то на этом деревья спускались к самой воде, а берег порос высокими камышами. Нетронутая дикая красота на одном берегу и созданная человеком – на другом.

Они остановились. Маркиз все еще держал Чарити за руку, хотя уже не так крепко, не так больно.

– Не знаю, каким было бы мое детство без этих лесов и без этого озера, – заметил он, задумчиво глядя на водную гладь, поблескивающую в лучах солнца.

Чарити промолчала, чтобы не прервать ход его мыслей. Казалось, он забыл о ее присутствии и полностью погрузился в воспоминания.

– Мы с Уильямом всегда играли здесь, – вспоминал он. – Для нас этот лес был и тропическими джунглями, и подземными пещерами, и Шервудским лесом. Или скорее – убежищем от реальной действительности. Тут я научил Чарлза лазать по деревьям. Я научил его плавать, ездить верхом.

Энтони глубоко вздохнул. Она очень хорошо знала, какую силу имеют детские воспоминания, детская дружба. Она знала, сколько радости и какое чувство собственной значимости дают младшие братья и сестры.

– Кто научил вас быть таким хорошим слушателем? – вдруг спросил маркиз Стаунтон. Голос, смягчившийся, когда он вспоминал свое детство, снова звучал отрывисто и жестко. И незаметно, как ему показалось, он отпустил ее руку.

– Вы чувствовали себя одинокой в детстве? Ведь у вас не было братьев и сестер.

Чарити пожалела, что солгала. Она ненавидела говорить не правду.

– У меня были друзья. У меня было счастливое детство.

– Ах, вот как. Но это было недолго. – Энтони посмотрел на нее. – Жизнь наносит жестокие удары. Жизнь в целом – жестокая штука.

– Жизнь – драгоценный дар. Она такая, какой мы ее делаем, – возразила Чарити.

– И вам, в конце концов, представился шанс сделать ее лучше. И вы без колебаний воспользовались этой возможностью.

В голосе маркиза слышалась легкая насмешка, на лице появилась презрительная улыбка.

– А вам представился шанс исправить то, что вы натворили, когда восемь лет назад сбежали из дома.

– У вас очень дерзкий язык, сударыня. Но вы все не правильно понимаете. Я сбежал от удушливой атмосферы. Я убежал к жизни.

– Мы опаздываем к обеду, – напомнила Чарити.

– Черт! – воскликнул маркиз и, к ее удивлению, ухмыльнулся. Глаза у него весело заблестели. – Похоже, так и есть. Все, как в прежние времена, только на этот раз его светлость вряд ли запретит нам сесть за стол и не заставит меня ждать в библиотеке, чтобы, пообедав, подвергнуть наказанию. Голод никогда не считался достаточным наказанием, понимаете?

– Строгость, даже суровость, не обязательно означают отсутствие любви, – возразила Чарити.

Муж засмеялся и подал ей руку.

– Вы – чопорная маленькая моралистка, мадам, – сказал он. – Вы так мудро рассуждаете о вещах, о которых ничего не знаете и в которых ничего не понимаете. Но ведь я и женился на вас именно из-за вашей чопорности, разве не так? И еще из-за вашего безобразного наряда. Хотя в одном вы меня все-таки обманули.