Страница 4 из 7
Ошарашенный таким напором литературных перлов дядюшки, я не сразу смог сообразить, как закрутить кран его красноречия.
А он бесстрашно продолжал свою очередную стихотворную страшилку: «Наши сушки – по зубам старушки!»
«Стоп! заорал я, лучше не придумаешь, шли на конкурс!»
Дядюшка обмяк как шарик, из которого вышла часть воздуха.
«Ты считаешь, это лучшее? там у меня на двадцать третьей странице есть строчки, мне они больше нравятся!»
«Всё! Всё это и на двадцать третьей тоже отправляй!»
«Ладно, как скажешь, я думал, тебе будет интересно послушать до конца мои «слолганы»»
«Нет, нельзя этого делать, если кто подслушает, то присвоит себе твои строчки и плакал твой гонорар, заберет себе» перспектива выслушивать двадцать пять страниц бредней старого стихоплета, повергла меня в тихий ужас.
«Давай, сделаем так: свои сочинения ты прочитаешь моим друзьям и девчонкам, они сегодня придут к нам»
Дядя Коля просветлел лицом. «Я сочиню побольше и напечатаю их на отдельных листах, вдруг, захотят взять с собой!»
«Будет совсем здорово!» признаюсь, это была моя маленькая месть девчонкам за то, что они восхищались моим дядюшкой больше чем мной.
И удалился мой дядя Коля творить чудеса стихосложения.
Всего на пару часов я отлучился из квартиры. Прошел по друзьям, малость потусовался на постоянном месте наших сборов.
Когда вернулся домой, что-то заставило меня задержаться в прихожей.
На двери висел белый лист бумаги, закрепленный по углам скотчем. Черными буквами, во всю мощь принтера, на нем красовалась надпись: «Головой ты не болтай, свет не нужен – выключай!» Смутное чувство тревоги мышкой заскреблось в моей душе.
Точно такой же лист поджидал на стене возле входа в зал: «Задержись-ка ты чуть-чуть, ноги в тапки всунуть не забудь!»
Фыркнув от приступа подступившего веселья, я «всунув» ноги в тапки, прошел в туалет.
И согнулся пополам от смеха.
На смывном бачке красовалась надпись: «Кончил дело – смывай смело!»
Справиться со смехом я смог только в ванной комнате.
Сидя на краешке холодного фарфора, я прочел следующее нетленное произведение дяди Коли: «Знает негр и еврей, зубы чистит лишь Колгейт!»
Меня, насмеявшегося вволю, поджидал дядюшка.
«Ну как? Не без гордости спросил он, нам «слоган» строить и жить помогает?»
Я без звука, как будто подавившись сушкой, покивал ему в ответ.
Через пять дней в нашей квартире зазвонил телефон. Мелодичный женский голос попросил к телефону Николая Сергеевича. Не сразу понял я, что это зовут моего дядю.
Тот полюбезничал в телефонную трубку, рассыпался старомодными благодарностями и пообещал, непременно, быть в условленное время.
«Как я их! в его голосе ликовал восторг, сделал всех! Комиссия по «слоганам» просит меня приехать к ним. Первое место и премия!»
Одевшись подобающим образом, отбыл Николай Сергеевич на сразу ставший родным ему шестой городской хлебокомбинат.
Пришел поздно в девятом часу вечера, веселый и довольный.
– «Давай, хвастайся премией, встретил я его в нетерпении. О, да ты никак и отметить успел это событие!»
– «Немного, племяш, немного! А премии нет!»
– «Как нет?» изумился я.
– «Ну, не совсем что бы нет, просто я вложил её в дело»
– «Какое дело, дядь, Коль?» любопытство мое навострило уши.
– «Предложили мне издать отдельной книгой все мои «слоганы».
Дядюшка вошел во вкус иностранных словечек.
– «Ну а на печать, раскрутку, нужны, сам понимаешь, деньги»
– «Ой, и лоханули тебя дядь Коль! Кинули по полной программе!» изумился беспечности своего дядюшки.
– «А, да ладно, не великие деньги, как пришли, так и ушли! И почему ты думаешь, что вокруг все сплошные обманщики и проходимцы?»
Нет, родич мой был неисправим…
К приезду моих родителей мы с моим дядей Николаем Сергеевичем стали настоящими родственниками. Я клятвенно обещал погостить у него в Сибири следующим летом, как сдам экзамены.
– «Прорвемся!» сказал мне он, уезжая.
Через полгода на имя моего дядюшки пришел из Москвы увесистый пакет.
Признаюсь, незаметно вскрыть его, используя шпионские методы, было для меня делом пары минут.
Там лежал контракт от известной рекламной фирмы представляющей интересы агентств Франции, Англии, Швейцарии и еще десятка каких то зарубежных фирм. Контракт с последующим продлением. За использование сочиненных рекламных строк скромно красовалась сумма: 25 000 $ и отдельный гонорар за новые строки. Почему-то вспомнилась единственная оставленная в туалете надпись моего неподражаемого дядюшки. Вот только вспомнилась совсем не так: «Начнешь дело – заканчивай смело!»
Какой мерой меряете, такой и вам отмеряно будет!
А у нас на краю села жила ведьма! И что?! Когда вам минуло пятнадцать лет и шестнадцатая весна, буйствовала черёмуховым цветом, в эти сказки, о ведьмах, особо и не верилось. Просто в крайней, от дороги, избушке, не так давно, поселилась пожилая женщина. Она сразу не пришлась «ко двору» всем нашим сельчанам. Ничего в ней такого отталкивающего не было, вот только все сельские собаки, от лохматого Шарика, до свирепой овчарки Альмы, разом невзлюбили её. А за ними и люди.
Так и жила она одна на краю села. Вот что странно – у неё всегда были деньги! Прошло всего три года после смерти Сталина, страна с трудом выкарабкивалась из разрухи, а у неё всегда были деньги…. А как бы решили бы вы, если видели как она, заходя в магазин, всегда что-то там покупала? Покупки эти немедленно обсуждались местными кумушками и порой обрастали такими подробностями, что сразу вырастали в весе и цене.
Народ у нас вроде и не завистливый, а вот, поди, ж ты….
Ведьма ни к кому в гости не ходила и никого к себе не звала. Если кто и пытался заговорить с ней, так она, молча, выслушивала его, затем вонзив в собеседника колючий взгляд, не проронив ни звука, поворачивалась к нему спиной.
А в начале весны, село взбудоражило событие – у ведьмы появился спутник. Это был мужчина с нелепой фигурой и грубым лицом, словно наш деревенский плотник Кузьмичев, от нечего делать, вытесал его из полена. Причем, вытесал топором, просто так, из баловства, в перерывах между затяжками своих самокруток, ловко он их скручивал из газет и крепчайшего самосада.
Ох, и почесали сельские бабы языки!
Предположений было немало и даже в ведьмины любовники его записали, но потом все – таки сошлись на мнении, что слишком молод он для этого. Признали какой-то дальней родней.
Сама старуха, вот как почти месяц, не показывалась из дому. Даже в магазин за неё ходил этот «чурбан», такую на уличную кличку дали ему деревенские кумушки.
В то майское утро и у меня жизнь не заладилась. Хотя было воскресение и домашних поручений у меня почти совсем не было. Вовку, дружка моего, не отпустили гулять – нажаловалась, таки, училка! Вот он и пыхтел над учебником, решая задачки. И это за две недели до конца учебного года!
Витьку, отец оставил дома по причине ремонта курятника, и пришлось мне одному тащиться на край села. Там, в берёзовой роще, сорока наладилась делать гнездо.
Проверить надо было. Людская молва упорно предписывала белобоким трещоткам, воровские замашки. Мол, тащат они все самое ценное к себе в гнездо, так может и мне что перепадёт? Вот с такими мыслями плёлся я по дорожной колее, прутиком отчерчивая замысловатые зигзаги в пыльных проплешинах и дорожных выбоинах. До ведьминого дома оставалось-то шагов сто, как из перекосившейся калитки выскочил «чурбан», размахивая руками и что-то бормоча, устремился ко мне. Все мои планы разом рухнули, и я уже было собрался задать стрекача, но тут он остановился. Видно сообразил, что я могу убежать. Сложив руки, словно собираясь помолиться, он, заискивающе приглашал меня подойти. Пятясь к калитке, знаками звал за собой и плакал, размазывая слезы по небритым щекам. Даже без расшифровки его бормотания, понятно было, что ему нужна помощь. Во мне боролись два чувства – откровенная робость перед ведьминым домом и любопытство, смешанное с долгом. Человек о помощи просит ….