Побег

Бартон крепче сжал руку жены, и Кэйтлин вернулась в настоящее. Сейчас у неё была заботливая семья, уютный дом и спокойная жизнь – все как в детстве. Но она была другой, и уже никогда не стает прежней. Она не имеет права подвергать опасности свою новую семью.

– Потанцуем? Или ты устала? – спросил Бартон, обращаясь к жене.

Кэйтлин подняла голову, муж смотрел на неё с нежностью. Она не смогла отказать ему и согласно кивнула. Бартон протянул руки и помог девушке подняться, они присоединились к кругу танцующих пар, в быстром ритме движущихся вокруг большого костра. Мужчина сильнее сжал ладони Кэйтлин и закружил её в ночном ритме. Девушка отстранилась от всех печальных мыслей, отдаваясь страстному танцу со всей чувственностью. Ритмичная музыка и общее веселье, жар костра и прохлада ночи, сильные мужские руки, которые кружили её и поддерживали, зажгли в Кэйтлин страсть, и она забыла о прошлом, не думала будущем. Осталось только «сейчас», это мгновение, этот танец и этот мужчина.  

Музыка становилась громче, а темп танца быстрей, Бартон кружил Кэйтлин еще резче и поднимал еще выше так, что иногда земля уходила из-под ног. Небо, лес, костры и люди – все вокруг вращалось в страстном темпе, и её сердце стучало со всем в унисон. В какое-то мгновение девушка вообще перестала различать что-нибудь и тесно прижалась к мужу, находя опору в его теле. Бартон крепко обнял жену и зарылся лицом в её волосы:

– Все хорошо. Я здесь, держу тебя и никогда не отпущу. Не позволю упасть.

В мгновение на Кэйтлин навалилась такая тоска, что она прошептала еле слышно:

– Я уже упала.

Бартон не расслышал её слов:

– Что ты сказала?

Кэйтлин подняла голову, снова надевая на лицо ложную улыбку:

– Я сказала, что знаю это.

Мужчина улыбнулся и нежно провел ладонью по лицу девушки, убирая выбившиеся волосы за ухо:

– Ты устала. Пойдем домой.

– Пойдем.

Муж вывел Кэйтлин из круга танцующих, кивнул кому-то напоследок и пошел к деревне. Они шли по лесу медленно, держась за руки, пока Бартон не спросил:

– Ты говорила с Джерардом, что он хотел?

Девушка напряглась, улавливая в голосе мужчины нотки ревности:

– Простая вежливость. Спросил, как мне живется.

Бартон остановился и посмотрел на жену:

– И как тебе живется, Кэйтлин?

Девушка не отвела взгляда:

– Хорошо.

– Хорошо?

– Да. Мне живется хорошо, только муж очень ревнивый, – сказала она, стараясь перевести все в шутку.

– Возможно, у него есть на это причины?

– Нет никаких причин. Он может не волноваться на этот счет.

– А на какой счет должен? – серьезно спросил Бартон.

Кэйтлин подавила крик совести и снова начала врать:

– Ни на какой не должен. Моему мужу досталась очень хорошая жена. Хотя если он продолжит этот допрос, то она может простудиться и умереть, замерзая в холоде ночи.

Бартон еще некоторое время смотрел серьезно, а потом хитрая улыбка появилась на его лице:

– Я не дам тебе замерзнуть, уж можешь мне поверить. Ни в эту ночь, ни в последующие ночи нашей жизни, –он резко подхватил жену на руки и быстро пошел к дому.

Но его страсть разгоралась так быстро, что до спальни Бартон девушку не донес. Мужчина свернул к конюшне и уложил свою драгоценную ношу на душистое сено. Кэйтин скептически покосилась на лошадь, стоящую в соседнем загоне и косящую на ночных посетителей.

– Мы не одни, – заметила она, когда муж стал быстро снимать с себя одежду.

Он резко остановился и напрягся, всматриваясь в темноту.

– Лошадь, – улыбаясь, пояснила девушка.

Бартон перевел взгляд на их безмолвного зрителя и тоже улыбнулся:

– Она никому не расскажет. Не волнуйся.

Мужчина присел возле жены и, обхватив руками её лицо, нежно поцеловал:

– Я хочу ребенка от тебя, Кейт. Роди мне ребенка.

Сердце Кэйтлин оборвалось от его слов и искренней нежности, с которыми они были сказаны. Она не справилась с эмоциями и, закрыв глаза, отстранилась от мужчины.

– Я сказал что-то не так? – напряженно спросил Бартон. – Ты не хочешь детей?

Кэйтлин неимоверными усилиями заставила мысли собраться, и, принуждая себя вспомнить кровь на своих руках, сказала:

– Зачем? Чтобы привязать меня? Как там сказал Альфа: дети привяжут мать крепче веревки?

Бартон отшатнулся от её слов и встал:

– Я хочу ребенка не поэтому.

Кэйтлин тоже поднялась и посмотрела ему в глаза, вспоминая истерзанные тела родителей:

– Мне все равно, почему ты его хочешь. Я не хочу детей.

– Совсем?

– Совсем.

На лице мужчины отразилось что-то страшное, и Кэйтлин на мгновение усомнилась в правильности своего решения и своих слов. Ей казалось, что сейчас он её ударит, как тогда ударил отец. Но мужчина взял себя в руки и, сделав шаг назад, сказал:

– Твое желание, как и моё, ничего не решает. Мы близки и скоро ты все равно забеременеешь, хочешь ты того или нет, – он замолчал, а потом добавил, с такой тихой яростью в голосе, что Кейтлин от страха покрылась липким потом: - и когда это случится, ты выносишь и родишь моего ребенка… или я убью тебя.

Мужчина развернулся и направился к выходу, а Кэйтлин так и осталась стоять на месте, боясь пошевелиться.

Теперь она уже сомневалась в невиновности этого мужчины.

Бартон вышел на улицу. Прохладный воздух чуть остудил его разгоряченную кожу, но нисколько не уменьшил ярость, что пылала в нем. Её слова до сих пор стучали в его голове словно раскаленный молот: «Я не хочу детей. Совсем». Кэйтлин не хотела от него детей или не хотела их совсем, что по сути одно и то же. Мужчина закрыл глаза и провел рукой по волосам, убрал их с лица. Жизнь не может быть такой жестокой, он думал, что у него появилась надежда, но её не было. Никогда!

Он помнил первый год жизни с Улой. Они были счастливы очень или так ему казалось. Его первая жена была красивой, доброй, милой и покладистой. Она всегда улыбалась, шутила, была хорошей хозяйкой и во всем его слушалась. Ула иногда дула губки, обижаясь на мужа по пустякам, но пара поцелуев и красивых безделушек снова зажигали на её лице улыбку. Все начало рушится, когда она забеременела, но Бартон тогда не понял этого, он списывал её плохое настроение, жалобы и скандалы на беременность и все прощал. Она стала раздражительной и хмурой, редко улыбалась и совсем не занималась домом, тогда Бартон и пригласил в свой дом Дэрин на помощь жене. А перед самыми родами Ула почти не выходила из дома, закрывалась в своей комнате и плакала. Бартон переживал за неё и выполнял любой каприз жены, уверяя себя и её, что все это закончится после родов. И наконец долгожданный день настал, роды длились весь вечер и всю ночь, Ула так кричала, что Бартон не выдержав этого, ушел к океану. А когда вернулся, все было кончено. Жена подарила ему двух прекрасных детей, мальчика и девочку. Счастью мужчины не было предела, а вот жена даже отказывалась взглянуть на малышей, уверяя, что очень устала. Бартон поручил малюток Дэрин, давая Уле время отдохнуть пару дней после тяжелых родов. Но и после двух дней, и после двух недель она так и не стала заниматься детьми. Она снова начала улыбаться и выходить из дома, Бартон снова начал слышать её смех. Но вся радость мгновенно пропадала, когда в поле её зрения появлялись дети. Ула не хотела брать их на руки, уверяла, что они испачкают её платье, не хотела кормить, чтобы не испортить грудь, не хотела иметь с малютками никаких дел. А когда дети плакали, она злостно рычала и уходила из дома. Бартон ждал, когда это пройдет, уговаривал себя, что это должно пройти, но дни шли, а становилась только хуже.

Трагедия произошла на четвертую неделю после родов. Бартон поздно вернулся из деревни, и когда зашел в дом, услышал громкий плач сына, а потом и раздраженный голос жены: «Ты успокоишься или нет!? Что ты вопишь? Что тебе надо?!». Он снял верхнюю одежду и уже направился к лестнице, когда плач резко прекратился. Неужели Ула наконец успокоила сына, материнские чувства проснулись в ней? Но, подходя к приоткрытой двери спальни, мужчина замер пораженный, услышав раздраженные слова жены: «Надо было сделать это, еще когда вы были внутри меня. Не пришлось бы терпеть ужасную боль!». Мужчина медленно заглянул в спальню и увидел страшное – Ула отнимала подушку от кроватки сына, поэтому мальчик больше не плакал. Бартон застыл на месте, а в следующую минуту уже оттолкнул жену, но было поздно, у него больше не было сына. Он резко метнулся к кровати дочери и облегченно вздохнул, видя, что та мирно спит, посапывая носиком. Он вернулся к кровати младенца, и горе накрыло его. Бартон не знал, сколько простоял там в оцепенении, но когда опомнился, жены уже не было в комнате. Он нашел Улу у океана на краю обрыва, она нервно расхаживала взад-вперед, а увидев его, бросилась на шею: «Наш малыш, он умер! Он задохнулся во сне! Небо забрало его! Какое горе!». Бартон оттолкнул жену, словно она была змеёй, что вилась у груди: «Ты убила его, убила нашего сына!». «Нашего!? Твоего! Я никогда не хотела детей! И я не убивала, он сам задохнулся!» Мужчина шагнул к ней, в ярости сжимая кулаки, а женщина, испугавшись, метнулась назад и, не удержав равновесия, сорвалась со скалы. Так в один день у него не стало ни сына, ни жены, а для всех он стал убийцей, потому что пара зевак видели издалека их ссору и то, что Бартон толкнул Улу в пропасть.