Страница 57 из 85
«Нет, ставить надо на победу Ларисы», — решил я, и со словами: «Мы — за дам-с», кинул на стол сотню. Рублей, конечно. Я же не преуспевающий столичный адвокат и даже не директор, как супруга.
Вера посмотрела на меня с презрением, Алиса посмотрела с жалостью. Первая поставила сто баксов за Дмитрия, вторая — двести за Ларису.
Запив ставки коньком, мы уселись ждать возвращения Ворончихиных. Я разглядывал корешки книг, пылившихся на полках, Алиса пудрила носик, а Вера нюхала воздух. Нюхнув несколько раз, встала, прошла в туалет и вернулась с освежителем воздуха. Я хмыкнул. В гостиной действительно немного попахивало кровью, но совсем немножечко.
— Я попрыскаю здесь, — сказала моя супруга, реагируя на мое хмыканье. — Просто не хочется привыкать к запаху крови. Он так меня будоражит...
«Да, Верочка — утонченное создание, ничего не скажешь... Вернее, утонченная маньячка, — подумал я, искоса наблюдая за адвокатшей, увлеченно расправляющейся с очередной утиной ножкой. — Но если и есть среди нас настоящий маньяк, то это Дима Ворончихин. Вот маньячище! Какие глаза! Какое проникновение в образ!
А я вот неполноценен в этом отношении: я всего-навсего рядовой сексуальный маньяк. Но мне нравиться мое амплуа. Зачем мучить и убивать женщин, если с ними можно спать до полного изнеможения, спать, пока жизнь им не покажется наказанием? Я со всеми своими женщинами спал до изнеможения.
А может, и маньяк… В широком смысле этого понятия. Ведь что такое мания? Это психиатрическое заболевание, — кажется, написано в Большом энциклопедическом словаре, — сопровождающееся эйфорией, — то есть приподнятым настроением, — двигательным возбуждением, ускоренным мышлением, говорливостью... А я, сколько себя помню, постоянно пребываю в состоянии эйфории, двигательного возбуждения, а также ускоренно мыслю и много говорю. Сексуальная мания — это всего лишь грань основной, хребетной мании. Я ведь и работаю, если, конечно, есть работа, до полного изнеможения и потери пульса. А отношение к людям? Тоже маниакальное. В жен влюбляюсь, ничего кроме них не вижу. Каждая из них дико возбуждала, я не мог уйти, уходя же куда-нибудь, думал только о них. Вернее, о ней. Об очередной. А как любил сына? Чуть не плакал от умиления, наблюдая, как он, пятилетний, изрисовывает зеленкой двери ванной. А дочь как люблю? С работы срываюсь, чтобы ее скорее увидеть. А друзей?
— Ты что задумался? — спросила Вера, придвинувшись. Горячая, возбужденная. Захотела сладенького, точно. Как тут не захочешь? В соседней комнате подружка самозабвенно любовью занимается, рядом другая, Алиса... Красивая, аппетитная, сладострастная... Прямо Диана, ждущая Зевса. И можно показать ей нос, оставить третьей лишней.
— Нет, так дело не пойдет! — решительно отодвинула тарелку Алиса, догадавшись, что собирается нашептать мне супруга. — Мы так не договаривались! Втроем, так втроем! Смотрим, едим, пьем и...
— И?.. — сузила глаза Вера.
— А что? — удивилась Алиса. — Сейчас только непродвинутые пары живут вдвоем...
— И ты предлагаешь... — в задумчивости закусила губу Вера.
— Да, предлагаю. А что, ты не хочешь попробовать? — пытливо глядя, спросила хорошенькая адвокатша.
— А меня вы спросили? — заговорил во мне бес противоречия. А может не бес, а провинциал заговорил.
А может, мне просто не захотелось салата из Алисы, будоражившей меня весь вечер, и привычной женщины, женщины, с которой у меня никогда не бывает ни досадных сбоев, ни откровенно божественных минут.
Девушки не успели мне ответить: из спальни раздался неистовый крик Ларисы.
— Классно кончает, на всю катушку, — хмыкнул я удовлетворенно. — Мне нравиться.
— Это Митька ей плечевую кость размозжил, — не согласилась со мною жена.
— Вы оба правы... — порозовела Алиса.
«Вот ненасытная, — подумал я, попивая коньячок. — Не помрет, пока все на свете не попробует... А может быть, так и надо жить... Ведь появились мы на свет не кирпичами, а людьми... И на время появились.
…А что такое все попробовать? Все попробовать из еды, потом из любви, потом везде побывать... Потом убить женщину, мужчину и ребенка... Нет, не правильно рассуждаю. Не в ту степь.
Все попробовать из еды... Это что — все от черной икры до навоза? А из любви все попробовать? От прекрасной женщины до ослиного пениса? Идиотизм. Нонсенс.
А если нельзя все на свете попробовать, не стоит все на свете пробовать, то значит, надо где-то остановиться. А если надо где-то остановиться, то зачем идти, зачем пробовать? Где родился, там и пригодился. На ком женился, на той и запропастился.
Вот и получается — или все, или ничего. И что самое смешное: получается, что все здесь присутствующие, в том числе и я, движемся по направлению к ослиному члену... Ха-ха-ха!
— Ты чего? — Вера положила подбородок мне на плечо. Глаза ее были лукавыми...
— Так... Задумался о жизни...
— А что ты думаешь насчет предложения Алисы?
— Ты же знаешь, мне на все надо настраиваться... Понимаешь, сначала надо создать духовную среду, в которой все это будет происходить. Давай, в следующую субботу?
— А как ты насчет участия Викеши? — спросила Алиса, влившись в мои глаза. Мы смотрели друг на друга, совсем как жених и невеста смотрят друг на друга, топчась в двух шагах от брачного ложа.
— Какого Викеши?
— Моего мужа...
Я вспомнил худощавого розовощекого юношу. Растительного мужа Алисы. Красивый мальчик... Тамагоча.
— А...
— Ты не рефлексируй! — предвосхитила вопрос адвокатша. — Под одеялом многие вопросы решаются проще... Ну, так как?
— Подумать надо. Я все это время о тебе практически мечтал. А ты в довесок Викешу своего предлагаешь...
— Ты двадцать лет живешь в Москве, а от своего провинциального прошлого избавиться не можешь... Бедняжечка, — дотянувшись через Веру рукой, погладила меня по щеке Алиса.
Я остановил взгляд на ее груди и подумал, что в свете принятых решений я вправе познакомить с ней (с грудью) свою ладонь.
Но Вера не хотела торопить событий. Или еще не продумала принципов построения нашей будущей шведской семьи. И не определила иерархии, которая могла бы ее удовлетворить.
Глупая. Ежу понятно, кто будет сверху. Во всяком случае, не она, безынициативная и неспособная принимать решения без участия матери. Но я обещал ей, что в эту ночь будет править она.
— Вы забыли, зачем мы тут? — сказала моя прекрасная половина твердым по ее мнению голосом. — Давайте не мешать варенье с горчицей.
— Да, ты права, — согласился я. — Где наши герои? Антракт уже давно закончится, а сцена пуста.