Страница 12 из 85
Внимательный Оксиарт прочувствовав сексуальный пессимизм Клита, щелкнул пальцами... Самки моментально исчезли, и тут же появились грациозные девушки, с ног до головы скрытые белыми струящимися покрывалами. Некоторое время они танцевали с закрытыми лицами...
“Одетая женщина — это загадка... — скептически думал Клит, удобнее устроив нетрезвую голову на плече Оксиарта. — Прикрой любую женщину с головы до ног — она станет загадочной и, следовательно, желанной...
Тут покрывала спали с девушек и Клит замер, накрепко пригвожденный глазами одной из них.
— Это Рохисанг, моя племянница... — сказал Оксиарт, плечом почувствовав двукратное учащение пульса сотрапезника. — Греки и македонцы ее зовут Роксаной...
"Пантера!" — подумал Клит, пожирая глазами ее гибкое тело. — Она выберет этого пьяницу, не умеющего толком пописать! Выберет, и будет с ним спать!
Разбуженный исходившей из Клита волной страсти, из подушек вырылся опухший Александр. Не протерев склеивающихся зенок, смердя перегаром, он потянулся к кувшину с вином, но застыл, пойманный за печенки недвусмысленным взглядом Роксаны.
— М-да, Клит... — озабоченно покачивая головой, промычал Александр. — Судя по твоим пылающим глазам, у нас с тобой будут проблемы...
И поманил Роксану указательным пальчиком...
И что вы думаете? Эта девка, мобилизовав все свое трактирное кокетство, приблизилась к Македонскому и стала вешать ему лапшу на уши на весьма скверном древнегреческом. Играя глазками, она ворковала, что давно мечтала познакомиться с владыкой ойкумены, и что с детства интересуется его исключительной личностью, и что записывает его мудрые высказывания, самое любимое из которых: "Только сон и близость с женщинами более всего другого заставляет меня ощущать себя смертным" — она заворожено повторяет каждый день. Через полчаса они пили на брудершафт, еще через полчаса она сидела у него на коленях, а еще через час увлекла в свои покои.
...В покоях все было подготовлено. Еще утром тетка Роксаны две минуты рассматривала Александра Македонского сквозь дверную щель. Этих минут ей хватило, чтобы подготовить для любимой племянницы подробное руководство к действию.
— Главное, не торопись, — зашептала она в ухо Роксаны, когда та вышла из пиршественного зала по надобности. — Вот тебе снадобье, положи его в курительницу, перед тем, как пойдешь подмыться. Когда вернешься, он будет готов. Явись к нему как сновидение...
...Роксана нашла Александра в небесах, сплошь поросших маком. Оно подплыла к нему как облачко и окутала с ног до головы. Время остановилось, все клеточки повелителя ойкумены одна за другой повисли в океане чувственного счастья. Нежные ручки, алые губки Роксаны, вся ее кожа перебирали их, как струны. Еще немного, и ласкаемые клеточки Александра сложились в ленивую поначалу комету, неотрывно следующую за шелковой ладонью девушки... Иногда эта комета растворялась в сиянии другой, следовавшей уже по траектории движения губ Роксаны, а та, в свою очередь, бледнела перед болидами, возникавшими от страстных прикосновений горячих внутренних поверхностей бедер горянки, болидами, возникавшими и тут же взрывавшимися невыносимым блаженством. Мгновенная вечность растворила Александра, он уже не знал чего хотеть, когда вся освященная Вселенная кружится вокруг тебя всей своей ласковой сущностью?
Но нет... Почувствовав, что жертва растворена лаской и более не существует, не хочет существовать физически, Роксана впилась губами в губы владетеля Ойкумены, вонзилась ноготками, вклеилась кожей и Вселенная, только-только казавшаяся невозможно совершенной, взорвалась сверхновой и, умножившись тысячекратно, превратила все, что было и все что будет в облачко несуществующего праха...
...Они появились на пиру под вечер. Взглянув на их довольные лица, Клит понял, на что они потратили эти бесконечные два часа. И, вмиг сожженный ревностью, едко шепнул Александру:
— Она, небось, напела тебе, что простатит, наряду с подагрой и эпилепсией — это болезнь великих?
Македонский в единое мгновение покраснел от ярости и поискал кинжал. Но не нашел — от уязвимого и яростного Александра все колюще-режущее пряталось подальше.
— Плюнь на все, береги здоровье, дорогой, — проворковала ему на ухо Роксана (сама нежность пополам с невинностью). — Кстати, кажется ты что-то хотел объявить?
Александр с нескрываемым презрением оттолкнул Клита, обернулся к пирующим соратникам и побежденным и, потребовав тишины поднятой рукой, торжественно провозгласил:
— Я отпускаю от себя Барсину, дочь сатрапа Бактрии и Согдианы. И как только я возьму Хориену, состоится моя свадьба с Роксаной — прекраснейшей из земных женщин.
Хориену Александр Македонский брал театрально — хотел произвести на Роксану впечатление. Крепость была со всех сторон окружена ущельями и рвами. Александр начал с того, что свел в округе весь лес, затем приказал соорудить из него помост над одним из рвов — с тем, чтобы, не замочив ног, взять последний оплот Согдианы. А чтобы рабочих не постреляли, одновременно с помостом повелел возводить со стороны крепости стену с навесом. Все эти действия так поразили обороняющихся, что те сдались. Впрочем, злые языки утверждали, что на самом деле исход событий был предрешен подброшенным в крепость письмом Роксаны. Стремясь ускорить свадьбу, она убедила ее защитников в том, что счастливый новобрачный не только пощадит сдавшихся, но и щедро их вознаградит.
Свадьбу решили сыграть в Хориене. Александр часами валялся в спальнях или пиршественном зале с Роксаной. Роксана хихикала, мяла ему ручки и говорила один комплимент за другим, да так быстро, что Македонский не успевал хвастаться.
За день до свадьбы Александр признался Роксане, что Барсина, дочь Артабаза, была его единственной женщиной. Клит в этот момент находился в зале и, услышав признание Македонского, рассмеялся:
— Вряд ли ты, Александр, стал бы великим, если переспал хотя бы с тремя...
Македонский вспыхнул как спичка, поискал оружие, но, найдя лишь яблоко, кинул им в Клита. И конечно, попал в переносицу — в чем, в чем, а в боевых искусствах ему не было равных... Роксана звонко рассмеялась и внимательно посмотрела Клиту в глаза. Поймав ее взгляд, тот понял, кого она изберет себе в тайные любовники. Ее бесстыдство мгновенно опустошило Клита, и он ушел, механически стирая с лица яблочное пюре.
Еще утром (до ссоры) Македонский попросил Клита лично присмотреть за овцами, отобранными для шашлыка: по его рецепту они должны были быть накормлены чищенными, чуть забродившими апельсинами за полтора часа до заклания. И Клит, пропустив кувшинчик вина, пошел к ним: обещался — значит обещался.
И вот, когда Клит возился с овцами, Александр потребовал его к себе. Он всегда мирился первым. Присланный им телохранитель, сказал, что полководец желает угостить Клита фруктами, только что привезенными из Персии. Тот немедленно явился на зов, и овцы, которым понравилась кормежка апельсинами, увязались за ним... Естественно, Александр не преминул пошутить над фактом появления своего лучшего полководца в компании дружно блеющих баранов. Но Клит сдержался — виноград и благоухающие дыни, возлежавшие на золоченых блюдах, смягчили его своим аппетитным видом.