На железном ветру

В глазах Лаврухина промелькнуло беспокойство. Михаил понял: попал в цель.

— Что ж вы медлите? Отвяжите меня от стула.

— И вы сиганете в окно?

— Зачем? Я спокойно выйду через дверь.

— Шевелев!

Горбоносый вырос на пороге немедленно, должно быть он поджидал за дверью.

— Начинать, Алекс?

— Нет, развяжите его.

Простыня упала Михаилу на колени. Он встал, оглянулся. Шевелев стоял сзади, держа правую руку в кармане.

— Прошу вас подойти вместе со мною к окну, — сказал Михаил, сделав Лаврухину приглашающий жест.

Загляни он в зеркало, он увидел бы человека с окаменевшим, накрепко замкнутым лицом. Внутренне собранного человека. Но сердце его готово было разорваться. Ушла или не ушла? Обстоятельства приняли странный оборот. Его судьба зависела теперь от того, в точности выполнила Лора распоряжение или ослушалась.

Первое означало смерть. Второе — жизнь.

Он подошел к окну. Справа рядом остановился Лаврухин. Слева, немного позади, — Шевелев.

Михаил спиною чувствовал его нацеленный взгляд.

— Любопытно, что же вы нам покажете? — словно издали услышал он голос Лаврухина.

Шапочка Лоры не белела за окном кафе. «Ушла». Не будь сейчас его воля, вся, на какую он способен, направлена внутрь, на себя, он, наверное, застонал бы. Ах, Лора... Зачем ты?..

По тротуару шли люди. Мужчины в котелках, в фуражках, женщины в шляпках и шапочках. Но Михаилу они представлялись только бесплотными и ненужными деталями декорации. Они, как и дома, и серое небо, и весь мир, существовали для него последние минуты.

Белая шапочка показалась в дверях кафе.

Жизнь! «Взгляни, взгляни сюда! Взгляни!» — вопила в нем каждая клеточка.

Выйдя на край тротуара, Лора остановилась и подняла глаза на окно. Взгляды их встретились. Михаил энергично махнул левой рукою в сторону: уходи! И сразу почувствовал на запястье железные пальцы Шевелева. Но Лора поняла. Быстрым шагом направилась она к перекрестку, и Михаилу даже почудился звук ее шагов. Лаврухин, оттолкнув его локтем, приник к окну.

— Шевелев, видели девушку? Немедленно...

— Какую девушку?

— Черт вас побери, куда вы смотрели?

— За этим типом...

Михаил облегченно рассмеялся. Он почувствовал, что весь, с головы до ног, мокрый. Рубашка облепила тело. Лаврухин быстро обернулся — злые бугры вспухли в уголках рта.

— Рано торжествуете.

В дверь заглянул лысоватый мужчина: по серповидному шраму на тяжелом широком подбородке Михаил узнал того, кто его пеленал.

— Алекс, вас это заинтересует.

Мужчина протянул сложенную вдвое записку. Лаврухин — хмурый, нижняя губа брюзгливо выпячена — быстро подошел, выхватил из рук лысого записку. Прочитал и выбежал в столовую. Там он оставался не больше минуты, а когда вернулся, лицо его выражало прежнюю безмятежность.

— Напрасно тянете время, — сказал Михаил.

Лаврухин коротко вздохнул, в пристальном взгляде его, устремленном на противника, проскользнуло непонятное торжество.

— Вы свободны, Донцов. Поспешите, иначе эта милая девушка и впрямь доставит беспокойство полиции. Шевелев, верните ему деньги.

— Алекс, ты спятил!..

— Заткнитесь! Проводите господина. О ревуар, мсье.

Михаил сунул в карман деньги, взял из пачки сигарету, закурил и, не произнеся ни слова, вышел. В столовой, в коридоре и в прихожей не было ни души. С трудом сдерживая бешеное желание побежать, Михаил неторопливо, как обычный визитер, надел пальто, шляпу, взял трость. Шевелев стоял рядом, наблюдал за ним задумчивыми, ничего не выражающими глазами. Правая рука лежала в кармане. «Этому кретину ничего не стоит пырнуть меня ножом», — подумал Михаил. Не сводя с Шевелева глаз, повернул колесико английского замка.

Лаврухин говорил правду: автомобиль — темно-синий «ситроен» с зашторенными боковыми стеклами — стоял у подъезда. Михаил свернул направо, к Марсову полю. Он ни разу не оглянулся, но знал, что за ним наблюдают. Возможно, из автомобиля. Они попытаются узнать, где он живет, чтобы затем ликвидировать. Не позднее, чем сегодня. У Лаврухина нет другого выхода. Оставить в живых советского разведчика — значит обречь на провал большую группу будущих германских шпионов. За такие промахи фашисты наказывают смертью.

«Ничего, мы еще поборемся, — думал Михаил. — Более всего Лаврухин предан не германской разведке, а себе. Он хочет, чтобы и волки были сыты и овцы целы. На этом он споткнется».

Свернув за угол, Михаил увидел свободное такси. Поместившись на заднее сиденье, попросил ехать прямо. Машина рванулась с места и начала набирать скорость. Михаил посмотрел в заднее окошечко. Метрах в ста следом мчался знакомый «ситроен». Все шло как по-писаному. Необыкновенно быстро начало темнеть. Только сейчас Михаил заметил, что на город опускается туман. Днем теплый ветер с Атлантики согнал снег, и перенасыщенный влагой воздух серою пеленой окутывал улицы. Туман, пожалуй, был кстати.

Михаил попросил свернуть направо. В конце улицы оглянулся — «ситроен» не отставал. Налево, опять направо. «Ситроен» проделал тот же маневр.

Михаил положил на сиденье рядом с шофером несколько кредиток.

— Сейчас сверните налево и притормозите, я выйду на ходу.

— Как вам будет угодно, мсье.

Сразу за поворотом Михаил выпрыгнул из такси и очутился в узком пустынном переулке. Шофер дал газ, а Михаил вбежал в ближайший подъезд. Консьержки на месте не было: возможно, она зашла в привратницкую, а возможно, дом и вовсе обходился без нее. Мимо прогудел мотор. Приоткрыв дверь, Михаил выглянул наружу. Увидел удаляющийся «ситроен», а еще дальше, впереди размытые туманом красные хвостовые огоньки такси. Подождал еще минуту и вышел на улицу. Мысленно проследив свой маршрут, Михаил сообразил, — где-то неподалеку должен находиться Дом инвалидов. Значит, впереди — Сена. Миновав несколько кварталов, он очутился на оживленном перекрестке. Это был бульвар Сен-Жермен. А вскоре Донцов вышел на набережную Орсей. Напротив через Сену тускло светились размытые туманом шары фонарей на площади Согласия.

Надо было успокоиться, отдохнуть и обдумать свое положение. Михаил остановил такси.

— На Трокадеро.

Это направление он выбрал только потому, что преследовавший его «ситроен» уехал в противоположную сторону, к Латинскому кварталу.

Итак, от Лаврухина он отвязался. Но работу по выявлению будущих шпионов придется прекратить. Затаиться на время в пансионате. Стать домоседом. Впрочем, вряд ли в ближайшем будущем появятся условия для продолжения работы. Лаврухин не даст. Пожалуй, следует подумать о возвращении в СССР.

Но Лора, Лора... Как быть с Лорой?

У Юрия, конечно, есть ее фото — ведь они фотографировались вместе. Возможно, Юрий знает и то, что она работает в Ратуше. Во всяком случае, однажды он встретил ее на площади перед Ратушей по окончании рабочего дня. Об остальном Лаврухину ничего не стоит догадаться. Через Лору он попытается выведать связи Донцова, а затем убрать ее...

Завтра, не позднее чем утром, надо непременно предупредить Лору, чтобы больше не показывалась на работе. А также на улице Суффло у тетушки Аделаиды. И вообще Лора должна перебраться в другой район. Завтра же. Хотя, почему же завтра? Она ведь ждет его на углу улицы Мазэт. Сколько сейчас времени?

Михаил вскинул левую руку — часов не было. Сняли. Верно, «мастер ножа» Шевелев. Отличные были часы...

— Мы на Трокадеро, мсье.

— К площади Звезды. Оттуда на бульвар Бон Нувель. Я скажу, где остановиться. Рано темнеет, не правда ли? Часа четыре, пожалуй.

— Половина шестого, мсье...

Михаил не поверил своим ушам. Неужели он около двух часов слоняется по улицам? А казалось, не больше получаса. Но тогда он не найдет Лору на углу улицы Мазэт.

Что-то беспокоило его. Было ощущение, будто в своих логических построениях он упустил какую-то мелочь. Какую? Он вспомнил. Взгляд, брошенный напоследок Лаврухиным... Взгляд, в котором таилось торжество победы. Или это была только хорошая мина? А записка? Что он в ней вычитал?