На железном ветру

— Вот вы назвали Юрия порядочным человеком. Как это совместить с его деятельностью в пользу германской разведки?

Северцев задумался. Михаил терпеливо ждал.

— Понимаете, Жорж, — медленно и как бы нерешительно проговорил Северцев, — в общем-то Юрий хороший, добрый парень. Но есть у него одна ахиллесова пята — непомерное честолюбие. Тем более что поэтические дела его не блестящи...

— Вы хотите сказать, — живо перебил Михаил, — что он не испытывает ненависти к Советскому Союзу?

— Именно. Работа на Брандта дает ему сознание собственной значительности, что ли, превосходства над всеми прочими смертными, вроде меня. Словом, здесь больше романтики, чем убежденности. Ну, конечно, перепадают и деньги. Вам, наверное, это трудно понять. Вы там, в Советском Союзе, знаете, чего хотите. У вас человек всего лишь стоит у станка, а цели у него прометеевские.

— А здесь все наоборот?

— Ну да. Иной ворочает государственными делами, а весь смысл его деятельности состоит либо в удовлетворении мелкого честолюбия, либо в накоплении личного богатства.

— Но согласитесь, Антон: для Брандта такой помощник — не находка.

— Разумеется. Однако у Юрия есть качества, полезные для Брандта, — общительность, желание покровительствовать, отсюда множество приятелей среди русской молодежи.

«Все это так, — подумал Михаил, — и все же трудно поверить, что Брандт опирается непосредственно на Юрия. Скорее, между ними существует опытный и более серьезный посредник».

— Что за человек отец Юрия? Вы видели его?

— Алекса Ферро? Да, раза два-три. Светлый шатен, редкие волосы, ничего особенного, делец как делец.

— Не обращали внимания на его походку? Может быть, он немного прихрамывает?

— Нет, хромоты не замечал.

— А фамилия Лаврухин вам ничего не говорит?

Северцев понимающе улыбнулся:

— Вы подозреваете, что отец Юрия — русский эмигрант. Не интересовался. Да и Юрий об этом никогда не говорил. Знаю только, что Алексу Ферро принадлежит доходный дом. Адрес: улица Меркурий, 14.

Михаил в раздумье посмотрел в окно, побарабанил пальцами по столу.

— Ну, что ж, — проговорил он, поднимаясь, — рад был с вами познакомиться. Мне пора.

Он снял с вешалки шляпу, пальто, оделся. Северцев сидел, не шелохнувшись. В каменной неподвижности его лица, рук, в том, как внезапно побелели плитообразные щеки, угадывалось предельное внутреннее напряжение. Михаил взял стоявшую в углу трость. Северцев резанул его острым ненавидящим взглядом:

— Значит, все, что вы здесь болтали, ложь?! Так вас понимать, господин... э... Жорж?!

Михаил спокойно смотрел ему в глаза. Нет, парень не разыгрывал обманутые надежды. В голосе его клокотали настоящие злые слезы.

— Успокойтесь, Антон. И зовите меня просто Жорж, без «господин». Все, что я говорил здесь, — правда. И советским гражданином вы обязательно станете — это тоже правда.

Михаил подошел к столу, улыбнулся, протянул руку.

— Ждите меня завтра в десять утра. Вам удобно?

— Конечно.

— В присутствии посторонних обращайтесь ко мне только по-французски. До свидания.

В ответном крепком рукопожатии Михаил почувствовал искреннюю теплоту. Последние его сомнения относительно Антона Северцева отпали.

11

Остаток дня Михаил колесил на такси по Парижу. Он объехал все крупные универмаги, начиная с «Бон Марше» и кончая «Галери Лафайет». С витрин смотрели бело-розовые добродушные Санта-Клаусы, магазины против обыкновения были битком набиты покупателями, и, продираясь сквозь толпы, Михаил мысленно проклинал рождественские праздники, до которых оставались считанные дни. Правда, его меньше всего интересовали елочные украшения, сувениры, парфюмерия и прочее. Он посещал только отделы, торговавшие фотоаппаратами. Он пересмотрел десятки «цейссов» и «кодаков», но ни один не удовлетворил его придирчивых требований. В конце концов в «Галери Лафайет» продавец развел руками и сказал:

— После всего, что вам было предложено, мсье, мне трудно советовать. Впрочем, на улице Сен-Мартен вы найдете магазин Филиппа Буэ. Магазин невзрачный, но пусть это вас не смущает. Буэ большой чудак и скупает всякие диковинные аппараты. Если у него вы не найдете ничего подходящего, то французской торговле останется только заявить о капитуляции.

Продавец не обманул. Михаил без труда нашел магазин Буэ, втершийся между часовой мастерской и булочной. Магазином его можно было назвать лишь с большой натяжкой, потому что внутри он напоминал скорее ремонтную мастерскую или склад. Прилавок отсутствовал. На стеллажах вдоль стен громоздились фотоаппараты, бинокли, трости, подзорные трубы, электрические фонарики, множество других предметов и механизмов причудливого вида и неизвестного назначения. Владельцем всех этих вещей оказался старичок с приятным румяным лицом, украшенным пикообразными, как у Наполеона III, усами. Михаила он встретил весьма любезно и уделил ему все свое внимание, поскольку других покупателей не было. Филипп Буэ с полуслова понял нужду, которая привела к нему молодого мужчину, говорившего с иностранным акцентом.

— Вам требуется скрытая камера, мсье, не так ли? Вы правильно поступили, что пришли сюда. Ко мне нередко обращаются детективы из частных сыскных агентств. Ведь вы из них, не правда ли?

Михаил промолчал, но мсье Буэ и не ждал ответа.

— Видите ли, мсье, я иду в ногу с современностью.

У меня вы найдете такие новинки фототехники, которые и не снились этим олухам-экспертам с набережной Д’Орфевр. Вот, потрудитесь взглянуть. — Мсье Буэ достал с полки электрический фонарик. — Невинная вещь. Вы оставляете ее в той самой комнате, где любовники назначили свидание, заводите пружину — и будьте спокойны: затвор сработает ровно через час, когда ваши поднадзорные как раз будут приятно проводить время в постели. Они уйдут, вы забираете фонарик, и у вас в руках доказательство неверности жены или мужа...

«Или материал для шантажа», — мысленно дополнил Михаил.

Мсье Буэ отложил фонарик, и в руках его оказалась трость с круглым черным набалдашником, в центре которого поблескивало стекло фотообъектива.

— Ваши любовники сидят, ничего не подозревая, на берегу речки, — продолжал он. — Вы подходите вплотную, берете трость под мышку вот так и нажимаете эту кнопку, и... готово.

— Все это прекрасно, мсье, — с любезной улыбкой сказал Михаил. — Но я бы хотел иметь что-нибудь более оригинальное.

— Мой бог! Приятно иметь дело с человеком, который понимает толк в таких вещах, — просиял мсье Буэ.

Он подошел к бюро, стоявшему около единственного окна, выдвинул ящик, и в руках у него оказался вороненый браунинг.

— Что это, по-вашему?

Судя по несуразно большому диаметру ствольного канала, браунинг не мог быть настоящим оружием.

— Зажигалка, — сказал Михаил.

— Вы правы, мсье. Можете зажечь сигару, если желаете.

Михаил достал сигарету и взял протянутую ему вещицу. Для зажигалки она была слишком массивна.

— Наведите ствол на окно, мсье, и советую обратить внимание на рамку, что сверху.

Михаил последовал совету и увидел в рамке крошечный квадрат окна, край стеллажа, угол бюро. В рамке прятался видоискатель. Михаил надавил спусковой крючок. С легким щелчком сдвинулась заслонка, закрыв видоискатель, и на месте ее вспыхнуло пламя.

— Вы сделали снимок, — удовлетворенно сказал мсье Буэ.

— В том случае, если фотоустройство исправно, — добавил Михаил, закурив и возвращая зажигалку.

Филипп Буэ не стал возражать. Он извлек из ящика бюро несколько достаточно четких снимков размером примерно три на четыре сантиметра и пленку негативов.

— Можете убедиться. Сильнейший объектив утоплен в канале ствола. При особо чувствительной пленке позволяет даже в помещении обходиться без магния. Три воротка в тыльной части — наводка на резкость, выдержка, установка кадров. Швейцарское изделие, мсье, что вы хотите. Я выудил его три недели назад у итальянца. У него была такая свирепая физиономия, что не удивлюсь, если он окажется самим Аль-Капоне.