Планета

Далее взял себе ИЖ-71, снарядил два магазина и сунул ИЖ в кобуру "Эфа-3". Туда сунул и разрешение на служебное оружие, поданное мне Борисовым. Николаич забрал два других пистолета. Он ещё натянул на себя бронежилет "Казак - 9 Фи" оливкового цвета, а пистолеты и запасные магазины всунул в большой карман на груди БЖ.

Короткоствол поселил уверенность, и это было славно. Я ещё, по возрасту реципиента, становился "золотой серединой" в этом малом коллективе. А синеглазки Лиэль и Зося были без колец на безымянных пальцах. Кхе-кхе...

Как видите, дорогие товарищи, в тесной оружейке вопросами как меня куда-то не в ту степь занесло я не мучился. Да и при девицах раздумывать некогда...

"...вот, теперь порядок-с", - додумал и, в коридоре, снял с себя куртку и джемпер.

Закрыли оружейку, потом служебный вход, заполошно пошептались на виду у плетня, дозрели, посетили маленький домик и, как бы разведку продолжили. Гуртом. Целью поездки решили избрать наши домашние адреса. Проверить сохранность, так сказать. А то мало-ли...

- На кой хрил мне эта станица, хочу домой! - капризно заявила первая с норовом - Эльза перед посадкой в пятиместный пикап.

- Да кто ж спорит, сударыня. Сначала ко мне, потом к Борну, а потом и к вам, на хутор, сердешные, - обозначил план действий Николаевич.

- Да можно и так, - согласилась Эльза - набольшая привереда, а меньшие ...рыбки поддакнули.

"Какой ещё хутор? - изумился. - А почему сразу к Борисову?.."

Водитель завёл 'ЗиР" и мы выехали со двора. Леди защебетали на заднем сиденье, разглядывая окрестности. Бульвар был застроен полукаменными домами и хатами, с камышово-черепично-жестяными крышами, слепо глядевшие на нас закрытыми из-за жары ставнями. Дореволюционной стиль -с. Естественно ляльки стали повышать голос и размахивать руками. Нерв забил ключом!

Доехали до РДК, притормозив, посмотрели вправо-влево. Нового из нашего времени ничего не увидели, пересекли асфальтированное шоссе, успел ещё рассмотреть здание казарменного типа напротив ДК, свежеокрашенное.

- Похоже, сранья в станице был субботник, - поделился нейтрально-спокойный Николаич.

- Здесь или вообще? - заинтересовалась раскрасневшаяся Эльза.

- Или как, - Николаич вёл "ЗиР" и комментировал: - Глядите, везде заборы и наличники покрашены, сорняки убраны, вон флаги царские вывесили. Или праздник будет, или начальство ждут. План работ выполнили, теперь, небось, у них сиеста. (Казачков и, правда, видно не было. Плюс дети, собаки, ...кошки...)

Машина проехала длинный квартал. Дальше у нас должен был быть рынок, магазины, ДК "Орион", районная администрация и стадион. Но был только, сверкающий сусальным золотом куполов, ещё один собор, ну и домики казаков, и этих - понаехавших - иногородних, иногородцев...

Сглазил я шофёра. Вместо углового дома, где жил Николаич, имелся пустырь.

- Ноль один в пользу казаков, - возвестил ездюк-"растерялец", пассажирки притихли, тусклый Борисов щёлкнул пальцами, и Эльза подала ему прихваченный коньяк, погладила по плечу, повздыхала. Николаич, поиграв желваками, бутылку подержал-подержал, да и засунул её в багажник. "Пацанчег-то за рулём, не употребляет!" - Ладно, проехали, поехали, Борн, к тебе.

Проехали с десяток безлюдных кварталов и свернули на асфальт.

"Солнечная улица?!" Видимо тоже сбледнул, Эльза и меня стала гладить. "Может она экстрасенс, чутко-отзывчивый", - ещё подумал. - "И что мы тут имеем? Ага, вон спутниковая антенна, зелёный забор, а вон оно - дом! А сердце-то как колотится! Ага, крыша над головой в городе, ..., в станице у меня есть!" Борисов свернул в это время к похожему, по месту, образцу и фасону, моему подворью.

- Один - один... - вытер испарину со лба. - Тайм - аут!

Хорошо, что есть такое добрячее изобретение человечества, как обеденный перерыв. Можно плотно пообедав, забыть о проблемах на службе, разморённых августовской жарой подчинённых, любоваться красивой женой и побыть строгим, но любящим всей душой своих чад, папашей. И просто поговорить...

- Сколько я сегодня с утра, Катенька, нервов потратил и не передать! Вроде всё сделали, а чего-то не хватаеть. И не пойму, чего. Прямо нехорошо-с? - сидевший за круглым обеденным столом, атаман Сальского округа войсковой старшина Шатров, сорокалетний здоровяк, уроженец станицы Мигулинской, откушав чаю, жаловался своей жене.

- Ты всё в заботах, всё в заботах, мой атаман. Шер ами, нервы надо беречь, и отдохновение тебе нужно, сокол мой ненаглядный, - сострадала супругу его верная жена; сидя рядом за столом и отложив вязание, она гладила его ладонь, и ласка атаману нравилась.

- Катенька, уже неделю бьюсь, а кажется, что ничего к смотру и не готово. А отдыхать я даже и не знаю, когда буду, - настроение атамана не улучшалось. - Вот и с утра сердце ворохнулось нехорошо так.

- Боже, ты мой, может доктора, Яков Степаныча, позвать? - Жена всплеснула руками и напугалась.

- Да нет, Катя, сердце у меня не болит, просто предчувствие было нехорошее, - пошёл на попятную, атаман. - Может всё и наладится, бог даст, - широко перекрестился.

Жена, хорошо знавшая мужа, для виду угомонилась, но в душу забрались сомнения. 'Может его кто сглазил? Ведь молодой он ещё для этого поста, всего полгода как назначили'. Взялась за вязание, привычная работа успокаивала, и Катя наперёд знала, что она сумеет помочь мужу. 'К вечеру придумаю. А ночью ещё добавлю. Уже можно...' Месяц назад ей исполнилось тридцать и она, потомственная казачка была чудо как хороша.

Атаман сидел и любовался, раскрасневшееся от каких-то своих мыслей, Катенькой. Отдыхал душою атаман. И чего греха таить, также настраивался на ночь. Спать на диване одному ему надоело. Дюже.

За столом ещё сидели: Варя, десятилетняя дочка атамана, спокойная девочка и главная помощница жены и шестилетний пострелёнок Ромка, любимчик всей семьи. Хозяйка квартиры, Матрёна Меркуловна, уехала в гости в Тихорецкую.

Ромка, непривычно тихий, поглядывая то на мать, то на отца и думал, как сказать, что он сломал велосипед. Не сам, друзья помогли. 'Вот те крест, вздую этого задаваку - Гришку!' - божился он про себя.

Шатров-старший, отвлёкшись от рассматривания жены, посмотрел на сына. Учудил сегодня Ромка. Встречая отца, приехавшего на обед, умудрился упасть с брички и рассадил себе подбородок. Ору было много, особенно когда мазали одеколоном ранку.

'А что это он сидит такой тихий? Опять что-то натворил?' - подумал Шатров и хотел уже Ромку спросить об успехах на ниве всяческих проказ.

Но не успел. По глазам ударила темень, курень тряхнуло, потом зрение восстановилось. Ромка, испугавшись, заревел. Атаман, протерев, разом взмокшее - в восьмой раз - лицо оглядел своих домочадцев. Напуганы были все.

- Так, а ну тихо! - не к месту скомандовал.

Но строгий голос помог, бледность у домочадцев стала проходить. Выпили святой воды - от испуга - принесённой Катенькой, Ромка опять затих. Тихо спросил жену, что той привиделось. Катя так же тихо ответила, что 'какая- то темнота нашла, и дом тряхнуло, может это, землетрясение?' Закрестилась.

- Может быть. Главное, дети успокоились, - проговорил атаман и достал часы. - Через четверть годыны надось ехать на службу.

Жена стала убирать со стола. Варя пошла, поливать комнатные цветы в залу.

- Ой, папенька, маменька, идите сюда! - через минуту оттуда донеслось. Голос у Вари был удивлённый.

'Хм, шо она там нашла? Опять Ромкины проделки?' Шатров прошёл в залу, жена - за ним.

- Что ты тут нашла, дочка?

- Вон там! Смотрите! - Варя указывала на улицу.

Атаман шагнул к окну, посмотрел и обмер. Рядом ойкнула Катенька. Через дорогу, на месте пустыря, где купец Собакин собирался построить большой лабаз и конюшню, стоял необычный дом в три окна. Рядом находился флигель. Шатров, прошедший сотником русско-японскую войну, испугался. Отшатнулся от окна. Зажмурился, моля про себя, чтобы морок исчез, но, когда снова открыл глаза, дом с флигелем стоял на месте. Непреложно и крепко. Вопреки, так сказать всему. Захотел истово перекреститься, призывая на помощь святого угодника Николая, но на нём повисла, испуганная не меньше его, Катерина. Прижалась к нему роскошной грудью, и, обхватив до боли правую руку атамана, однообразно шептала: