Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 61 из 91

Нагрубил избраннику на играх? Да, было, тут Нарайн отрицать не мог — сам видел. И то, что славнейший Лен оскорбился — тоже. Но разве же за такое арестовывают?! Да еще и со всей семьей… Насколько он помнил право Орбина, семью не трогали ни у разбойников, ни даже у убийц. Домашних могли привлечь к ответственности только за преступления против республики…

Озавир Орс — государственный преступник? Бред! Полный бред, невозможно.

Или он не все знает? Искали же блюстители что-то в доме. Может, нашли?..

Нет. Не может. И даже думать такое — низко, оскорбительно. Его отец, его мать — честные граждане… лучшие в Орбине! Значит… — Нарайн посмотрел на свои руки, на свербящие силой пальцы и выдохнул медленно и полно, как учили, выталкивая воздух далеко вперед, — ничего он делать не будет. Наберется терпения и подождет. Судьи разберутся. Судьи Орбина — мудрые и безупречные люди. А магия — опасна.

Он дышал и дышал, не обращая внимания на звон в ушах и муть перед глазами, пока чуть не рухнул без сознания, но бездна так и не отступила — тянула в свою глубину, гнала по кругу образы, один страшнее другого. И, не выдержав больше, Нарайн поплелся к людям. В город.

А в городе шумел праздник. Солнце уже село и повсюду зажглись огни фонарей. По улицам бродили целые толпы, шутили, смеялись… На Вечноцветущей играли музыканты, кто-то пел, горожане танцевали или просто притопывали и хлопали в ладоши… веселились вовсю. Лотошник прошел мимо зазывая покупателей. От его деревянного ящика одуряюще пахло свежей выпечкой, но стоило Нарайну вдохнуть — и живот скрутило словно от яда. Он едва успел отскочить в тень, чтобы сплюнуть горькую жижу, заполнившую рот. После суток голода и безумной гонки и проблеваться-то было нечем, но позывы не проходили, один за другим они выворачивали внутренности, выжимая желчь и последние соки.

Хвала творящим, до Нарайна никому дела не было. Лишь один прохожий, сам изрядно пьяный, остановился было, тронув за плечо:

— Что, мальчонка, перепил с непривычки?

Но второй его тут же одернул:

— Логрин, не трогай парня, сам не лучше. Идем.





И они ушли, даже отговариваться не понадобилось. И хорошо.

Нарайн подошел к фонтану, сполоснул лицо, глотнул воды из ладоней и присел на бортик в тени кустов. Мимо то и дело кто-то пробегал или чинно прогуливался, долетали обрывки разговоров, Нарайн их не слушал, пока не зацепился за знакомое имя:

— …Геленн Вейз, вот у кого сегодня праздник, — сказал какой-то мужчина. В голосе скользнула ехидная усмешка. — Добился-таки…

— Да уж, своего не упустит, — вторила женщина. — Серьги, что я себе приглядела, из-под носа увел. Сказал, подарок дочурке в день Младшей…

Потом голоса затерялись среди других, и дальше слова стало не разобрать… а и зачем? Нарайн и так узнал, что хотел — все оказалось до смешного просто… Кто же пойдет замуж за изгоя и преступника?

А он-то, наивный! Мотался всю ночь по пригороду, гонял коня через Козий брод, пока грабили его дом и избивали семью… Впору бы посмеяться от души! Да он бы и посмеялся. Или поплакал, если бы мог. Но ни слез, ни смеха не было, только сжались, наливаясь тяжестью, кулаки, и черная бездна снова встала перед глазами.

Зато музыканты старались вовсю: под радостные выкрики и смех одна мелодия сменила другую. Ритмичный плеск шагов стих, чтобы через несколько тактов начаться снова. Толпа зрителей разлилась по площади. Две девушки присели совсем рядом, заметили. Одна даже протянула руку:

— Эй! Чего один грустишь? Идем танцевать!