Страница 2 из 11
Сел я в кузов машины с зерном и поехал в Ирбит на станцию. В открытой машине в начале октября ехать очень холодно. Пришлось выкопать нору среди мешков и скрываться там от ветра. Через два часа добрался до железнодорожного вокзала. Когда проводница куда-то отвернулась, прошмыгнул в общий вагон и залез на самый верх, на третью багажную полку и притих. Ночью пошёл контроль, и я быстренько слез оттуда и протиснулся под первую полку, прямо на грязный пол. Когда подошёл контроль, то заглянул вниз, но, увидев лохмотья, которые торчали оттуда, не стал меня даже поднимать, посчитав за бомжа. Так я и доехал на полу вагона до Свердловска. Вид у меня был ужасным – штаны не только рваные, но и грязные, как и весь костюм. Я протиснулся в самый уголок трамвайного вагона и доехал до дома. Сразу собрал узелок и побежал в баню. Начиналась новая, незнакомая жизнь.
Вообще, это место Свердловска, где мы жили, "при царе Горохе" было районом так называемых "красных фонарей", где после тяжёлых трудовых будней "оттягивался" ремесленный люд города. Хозяйка наша, Дарья Григорьевна, по возрасту примерно ровесница века, по словам соседей-недоброжелателей, якобы была одним из осколков этих фонарей, вдребезги разбитых Октябрьской революцией. Небольшой деревянный домик с удобствами во дворе имел одну комнату и кухню с запечным пространством, где стояла кровать хозяйки. Отапливался домик дровами, а за водой ходили на уличную колонку. Вокруг дома хозяйка насадила небольшой огород с овощами и садик с кустарниковой растительностью. В единственной комнате стояло четыре кровати и небольшой стол посередине.
Самым старшим в комнате был Володя Климов. Он учился на 4 курсе на маркшейдера. Им же собирался стать и Валерий Цепелев, который учился курсом старше. Кстати говоря, Еланский район, где я побывал в колхозе, – родина Валерия. Самым молодым среди нас был только что поступивший на горный факультет Боря Жиделев. Парень он был с характером и своенравный, видимо, что-то перенял от отца. Тот у него последние годы возглавлял районное управление госбезопасности в Североуральске. Иногда Боря очень скупо рассказывал детали семейного бытия: как иногда отец в гневе смахивал со стола кухни тарелки с борщом, видимо, и дома продолжая свой "нелёгкий" труд по "раскалыванию" шпионов, правых уклонистов и двурушников.
Надо сказать, что с ребятами-соседями мне крупно повезло. Никто из них не пил, не курил, не буянил. Атмосфера витала самая доброжелательная.
У Дарьи Григорьевны за зиму сменилось два "мужа", но ни первый, ни второй к студентам в комнату не заходили. К весне хозяйка привела в дом какого-то сильно румяного дедка с окладистой бородой-лопатой, которая придавала ему эдакий шарм. Как я уже позднее понял, есть категория одиноких пожилых женщин, которым скучно, и они пытаются подобрать себе пару по своему вкусу, но это очень редко удаётся. Раз есть спрос, то появляется и предложение – категория одиноких пожилых мужчин, которые также пытаются найти себе пару. Но так как у людей в таком возрасте уже сложившиеся привычки и характеры, то совместимость достигается редко и трудно. Вот и создаются как бы "пробные" пары на несколько месяцев, а потом "молодожёны" расходятся. Так и идёт постоянно этот процесс поиска пары с обеих сторон.
Через неделю после моего приезда из колхоза на левом запястье руки я заметил красное пятнышко. Ещё через три дня вокруг него появилось такое же колечко, потом ещё одно. Я пошёл к врачу в поликлинику института. Оттуда меня направили в кожно-венерологический диспансер города. Пошёл туда и пока стоял в очереди к врачу, чуть не умер от страха. На стенах висели такие страшные картинки: например, какая-то парша, когда вся голова покрыта какой-то белой пеной, или всё тело, покрытое пятнами лишая и т. д. Врач осмотрела пятно и велела очень строго лечиться, в баню ходить запретила до полного излечения и взяла адрес. У меня оказался стригущий лишай. Теперь очень важно было, чтобы случайно его споры не занести в волосы на голове. В этом случае начинался новый этап лечения на полгода с запрещением посещения института. Через небольшое время на руке появилось ещё одно пятнышко и такое же на бедре левой ноги. И я начал очень активно лечиться. Через небольшое время в дом к хозяйке приехали санитары из диспансера и пытались взять на проверку маленькую собачку и кошку хозяйки, т. к. переносчики таких лишаев, как правило, эти животные. Та запротестовала, начала меня ругать и чуть ли не выгонять из дома, но вопрос как-то уладили. Теперь возникла другая проблема – запах грязного тела. Бельё менял часто, но мыться из-за опасности переноса заразы на голову мне было совсем нельзя. Ребята всё это мужественно терпели, но я чувствовал, что и их терпение небезграничное. И тут лечение дало положительный результат: колечки я вывел, а пятно, которое появилось первым, начало уменьшаться. В общем, в баню пошёл уже в конце ноября – и напряжённая эмоциональная обстановка между мной и другими жителями комнаты разрядилась.
Учебные группы и корпуса. Предметы и преподаватели. Питание. Одежда. Спиртное. Заработки на стороне
Комплекс института включал в себя три учебные корпуса. Два из них – старые, приспособленные для занятий кирпичные здания в три этажа, которые ранее принадлежали местному монастырю. Третье – на ул. Хохрякова – пятиэтажная новостройка, где расположились геологоразведочный, нефтяной, геофизический факультеты и геологический музей. Если главный корпус, где располагался и горномеханический факультет, находился рядом с корпусом геологов, то второй учебный корпус был метрах в четыреста от первых двух. Рядом расположился стадион пионеров и школьников и Уральское геологическое управление.
Раньше эти факультеты принадлежали УПИ. Самостоятельным СГИ стал в конце 20-х гг. с ростом горной промышленности на Урале. Как рассказывали старожилы, И. В. Сталин отметил роль добровольцев из числа студентов и преподавателей, погибших на фронтах Отечественной войны тем, что дал указание полностью обеспечить учебные лаборатории необходимым новейшим оборудованием по горному делу. Это действительно было хорошо заметно. А в конце 40-х гг. присвоил институту имя В. В. Вахрушева – безвременно ушедший из жизни нарком угольной промышленности.
В самом начале первой учебной недели вдруг разнёсся слух, что якобы набирается совершенно отдельная учебная группа геологов для поиска и разведки урановых месторождений. И набирают не сверх, а уже из зачисленных на разные специальности студентов. Я не забыл мечту и пошёл в деканат узнать о том, не правда ли это. Там не сказали ни «да», ни «нет». Как стало известно позднее, и не могли ничего сказать. Дело всё в том, что кадры в эту отрасль и некоторые другие подбирали совсем другие ведомства. Однако через две недели появился список студентов и расписание занятий. Из нашей группы буровиков взяли туда трёх человек, и, кроме них, я увидел в списке и свою фамилию. Правда, буква имени там стояла другая, но ребята сказали, что это описка, и что мне надо иди на занятия в новую группу. Я и пошёл. На уроке физкультуры вызывали студентов к спортивным снарядам по одному. Когда назвали фамилию «Виноградов!», я специально сразу не отозвался. И не зря! Потому что к снаряду пошёл "здоровенный лоб" на полголовы выше меня по имени Станислав. Я понял, что описки нет, и очень тихо, на цыпочках, покинул спортзал. Пока учились, пять лет, я переглядывался в коридорах института с однофамильцем, но так и не познакомился. Хоть наша фамилия и нередкая, но больше в институте однофамильцев не было.
Учёба началась с углублённого изучения школьных предметов: высшей математики, общей химии, общей физики, английского языка взамен немецкого, который я изучал в школе. Из специальных предметов были общая геология, начертательная геометрия, теоретическая механика и основы марксизма-ленинизма (ОМЛ).
По общеобразовательным дисциплинам занятия шли вместе с группами геологов в больших аудиториях более чем по 100 человек.