Страница 150 из 164
Когда-нибудь, когда устанет зло
Насиловать тебя, едва живую,
И на твое иссохшее чело
Господь слезу уронит дождевую,
Ты выпрямишь свой перебитый стан,
Как прежде ощутишь себя мессией
И расцветешь на зависть всем врагам,
Несчастная великая Россия!
(«Когда-нибудь, когда устанет зло…», 1990)
Его трагический конец был предопределен всеми законами жанра. Не случайно же больше таких национально ориентированных певцов и не возникло. Иосиф Кобзон и Алла Пугачева брали-то к себе на подмогу как молодую поросль наивного юношу, только что отслужившего в армии и настроенного на лирический, элегический лад. Брали на широкую эстраду автора «Чистых прудов» или «Примерного мальчика».
Даже Владимир Молчанов, когда выпускал в своей передаче «До и после полуночи» на телеэкран Игоря Талькова с его «Россией», отводил ему чисто антисоветскую роль. Талькова мощно подзарядили на борьбу с советским прошлым, на идеализацию самодержавных руин. Он должен был делать то, что сегодня делает Олег Газманов со своими «Господами офицерами». Как всегда, остался неучтенным «человеческий фактор». Рожденный в самом низовом народе, да еще с прошедшими тюрьмы и лагеря родителями, со старшим братом, рожденным в заключении, Игорь Тальков не мог искренне стать певцом царской великосветскости. Кость не та, кровь не та, не Никита это Михалков и все тут. И потому сквозь наивную идеализацию монархии у Игоря Талькова прорывается народный протест.
Его скорее можно назвать сторонником «народной монархии» в представлении Ивана Солоневича, монархии, опирающейся на народные массы, да и белое офицерство было для него скорее образцом чести и верности присяге, в отличие от многих советских генералов, резво присягнувших Ельцину.
Ладно, хватит! Мы встали с колен
И расправили плечи.
Пусть вокруг запустенье и тлен,
Но еще и не вечер.
Не дано вам, иудам, понять,
В чем секрет нашей силы;
И не вычислить и не разгадать
Тайной мощи России…
(«Товарищ Ленин…», 1989–1990)
Все-таки я уверен, что в любом ностальгическом «белогвардейском» тексте песен Игоря Талькова первичен не восторг перед драгунскими мундирами, а национальный русский протест против угнетения народа. Идеологи перестройки, выпустившие Игоря Талькова с антиленинским зарядом на экран телевидения и на широкую эстраду, не зная того, выпустили и имперскую национальную русскую энергию.
Просыпается русский народ,
Поднимаются веки…
(Там же)
А уж кого будет проклинать этот проснувшийся русский народ, многим понятно и без лишних разъяснений. Да, и большевикам достанется, и прогнившему брежневскому строю, но ряд «новоявленных иуд» быстро дополнится совсем иными преобразователями и грабителями России.
Белогвардейский флер в песенной поэзии Игоря Талькова всегда дополняет или даже превышает его народная энергия протеста. Игорь Тальков — это, говоря современным языком, бунтарь с имперскими эполетами. Эполеты эполетами, а вот прощать разрушителям империи ничего нельзя. И как интуитивно он угадывал будущий ход вещей, посылая свои проклятия Ельцину и Горбачеву в те еще, романтические, 1985–1991 годы, когда многие именитые патриоты еще питали всяческие надежды и, как Владимир Крупин, защищали наших правителей от народного гнева. Впрочем, Крупин и сегодня предлагает всему русскому народу затянуть пояса потуже. Во имя чего? Дабы новому президенту, а точнее, конвоирующей его ельцинской своре еще одну шикарную свадьбу в Петергофе устроить или конный разъезд у Кремля организовать? Уверен, был бы жив Игорь Тальков, интуиция его не подвела бы. Пугачевщина в нем сидела сильнее, чем воображаемая царская Россия.
Пусть ответят и те, что пришли вслед за вами
Вышибать из народа и радость и грусть,
И свободных славян обратили рабами,
И в тюрьму превратили Великую Русь!
(«Господа демократы», 1989)
Сама природная ментальность Игоря Талькова была такова, что он бил своими песнями по всему, мешающему русскому народу жить. Мешали партократы — бил по ним, мешали демократы — по ним, и нынешним псевдогосударственникам досталось бы сполна. Впрочем, в предчувствии будущего Тальковым и в их адрес уже немало было написано.
Я пулял бы, пулял бы каменьями
Прямо в лысины, у, твою мать,
Тем, кто вел страну к разорению
И народ заставлял голодать…
(«Кремлевская стена», 5 апреля 1988)
Слушатели песен Талькова могут обратить внимание на, казалось бы, немыслимое сочетание самой низовой народной лексики, взятой из жизни, и красивой сказки про народного Ивана-Царевича или же расстрелянного генерала, который думал о счастии народном. Сказка нужна была Талькову как противопоставление всей рушащейся жизни — без воодушевляющей легенды о русском рае мужик не поднимется против пусть даже самых враждебных ему властей. Не случайно все наши бунтари (Пугачев, Разин) или возили с собой «царей», или себя называли царями.
Вот и сегодня стихла реальная оппозиция, ибо нет никакого намека на новую легенду о русском рае. Кто ее придумает, за тем и пойдет народ. Вполне бы годилась и легенда о расстрелянном генерале, если бы она предвещала реальное возрождение народа и державы.
Листая старую тетрадь
Расстрелянного генерала,
Я тщетно силился понять,
Как ты смогла себя отдать
На растерзание вандалам.
Из мрачной глубины веков
Ты поднималась исполином,
Твой Петербург мирил врагов
Высокой доблестью полков
В век золотой Екатерины.
Россия…
«Россия», 27 марта 1989, Астрахань)
Где же нынче высокая доблесть полков? И где былая имперская исполинская мощь? И как же мы умудрились вновь отдать себя на растерзание вандалам? Или сотня наших богатейших россиян на фоне нищей России и последних отбираемых у стариков льгот — это не растерзание? Пусть русский рай у Игоря Талькова немного музеен и обращен в прошлое, он служит основанием для протеста в настоящем. И более талантливого и яркого исполнителя песен социального русского протеста в России не было. Что-то заставило его пойти по такому опасному пути.
Вспомним его начало. Пусть и с превеликим трудом, но он пробивается на отечественную эстраду сначала как исполнитель, аранжировщик, затем уже и как автор лирических песен. И хороши же они были, и очень ко времени.
Ценою самоотреченья