Рассказы

И здесь ему ударила в голову мысль, такая простая, что он даже остановился. А зачем ему увольнять Жана Пиге? Не нужно только говорить о своем выздоровлении. Таким образом юноша и дальше будет вести учет его ежедневного распорядка дня.

Господин Цитрин сел на стул и обхватил голову руками. Такое решение слишком просто и поэтому может быть ошибочным. Но сколько он его не обдумывал, погрешности не находил.

 – Вы вышли от профессора Оврей-Пелиссака ровно в четыре. Пошли по набережной, рассматривали и листали книги на раскладках букинистов. Остановились в парке Тюильри. . .

Стоя на привычном месте и, как всегда, облокотясь о камин, Жан Пиге читал свой отчет. Еще никогда эта церемония не казалась господину Цитрину такой трогательной. К горлу подступал комок, на глаза наворачивались слезы, он думал, что это чтение может быть последним и что лишь благодаря своей изобретательности он может еще длительное время, столько, сколько ему захочется, иметь удовольствие слушать, как о нем рассказывают. Думал он также и о том, что юноша не догадывается о его маленькой хитрости и что он схитрил только для того, чтобы оставить его у себя на службе. И за это он его любил, а еще больше любил за это себя.

  Глава VI

 С этого самого дня для господина Цитрина началось время безмятежного счастья, и, казалось, ничто не могло бы нарушить его. Проходили неделя за неделей, равномерно, неуклонно.

И все они воздавали дань его скромному честолюбию. Он не боялся, что повторение затмит его удовольствие.

В конце каждого месяца отчеты Жана Пиге, подшитые, в переплете из темной кожи, с вызолоченными номерами, выстраивались на полках в его книжном шкафу.

Иногда он просил Жана Пиге перечитать отчет за тот или иной день. Жан Пиге вынимал из шкафа нужный том, раскрывал его, поскрипывая новенькой кожаной обложкой, и господин Цитрин, блаженно улыбаясь, слушал собственную биографию. В некоторых местах он его прерывал:

– Вы сказали, что в тот день на мне был темный костюм. Дополните: костюм темно-синий в серую полоску. . .

Жан Пиге послушно исправлял фразу. Но часто он отказывался соглашаться с господином Цитрином:

– Вы действительно ковыряли в ухе мизинцем, рассматривая витрину антикварной лавочки. . . Этого я вычеркнуть никак не могу. .

– Ну да! Возможно. . . возможно. . . – говорил господин Цитрин неуверенно. А затем спрашивал: – На какой странице?

– На странице 172.

Лицо господина Цитрина приобретало отсутствующее выражение. Но оставшись один, он немедленно брал отчет, открывал его на нужной странице и тер каверзную фразу так долго, что ее уже нельзя было прочитать.

Иногда он погружался в сладостные мечты перед стройными рядами переплетенных томов. «Моя жизнь!» – говорил он торжественно и нежно. И представлял себе тот день, когда со своего кресла будет любоваться двадцатью или тридцатью томами с узенькими корешками, обозначенными римскими цифрами. Тогда он сделает новые полки. Или поставит новый книжный шкаф.

Впрочем, постепенно ежедневное любование таким количеством томов, посвященных исключительно ему, отразилось на его характере. Смотря на них, господин Цитрин тешился, будто исторический деятель. Он больше не сомневался ни в безупречности своих высказываний, ни в правильности своих поступков. Сознание того, что он ведет двойную игру с Жаном Пиге, поддерживало в нем победоносное настроение. Он прикидывался забывчивым:

– Что? Вы говорите, будто я был в театре вчера вечером?.. Сам-один?.. Интересно, интересно. Я этого не припоминаю. . .

И едва удерживался, чтобы не расхохотаться прямо в лицо простодушному юноше. Как изменившая жена, муж которой не догадывается о ее неверности, он испытывал к юноше снисходительную и насмешливую симпатию. Чтение отчета он прерывал такими репликами:

– Черт возьми! Ерунда! Вранье!

Жесты его становились более раскованными, интонации не такими раздраженными. Время от времени он свистел, уперев руки в бока, высоко поднимая голову, как народный трибун. И вот отчеты на четырех страницах перестали его удовлетворять. Он притворился, что у него снова провалы в памяти, начал уверять, что ничего не помнит за день, и попросил Жана Пиге составлять в дальнейшем более подробные отчеты и излагать их лучшим стилем.

  Глава VII

Господин Цитрин уселся в кресло, положив руки на подлокотники, откинув голову на спинку, и сосредоточился сам на себе. После обеда он с удовольствием посмотрел фильм о шпионах, а затем немного прогулялся для возбуждения аппетита. Он вкусно поужинал в обществе Жана Пиге и настроен был благодушно. Он сказал:

– Я готов, Пиге, можно начинать.

Жан Пиге взял свои записи.

– Сколько страниц? – осведомился господин Цитрин.

– Восемь с половиной.

– Интересно?

– Очень. Особенно конец дня, когда вы. . .

– Нет! Не говорите, какой будет конец! Читайте по порядку.

Жан Пиге откашлялся, чтобы прочистить горло. Господин Цитрин кашлянул тоже, как озорник-школяр. Он наслаждался во всю и решил как обычно прикинуться удивленным, когда юноша заговорит о кино: «Я? Был в «Люксоре»? После обеда? В два часа? Ах! Да, возможно. . . » Некоторые шутки никогда не надоедают.

– Слушаю вас, – сказал он.

– Четырнадцатое мая. Вы встали в одиннадцать часов. Туалет и завтрак без особых происшествий.

– Хм! Хм! – заметил господин Цитрин. – Несколько общо! Слишком коротко: «без особых происшествий»! А зубная щетка, которую я поломал. . . а все, что я вам объяснял о новых лезвиях для бритвы, которую мне продал парикмахер, и. . . и. . . все остальное, чего я не припоминаю. . . Эту часть придется дополнить. . .

– Хорошо, мсье. В два часа вы надели пальто, шляпу. . .

– Какое пальто? Какую шляпу?

– Синее пальто. Шляпа серая. . .

– Вот так и напишите! Те, кто будет читать эти строки через несколько лет. . .

Он поправил себя:

– Я хочу сказать: когда я буду читать эти строки через несколько лет, я уже забуду, что у меня было черное пальто и коричневая шляпа.

– Пальто синее и серая шляпа.

– Видите, я уже ошибся!

Он, конечно, ошибся нарочно и изо всех сил сдерживал себя, чтобы не расхохотаться.

– Продолжайте!

– Вы надели синее пальто и серую шляпу и направились в. ..

– «Направились! Направились!» Каким шагом я направился?

– Уверенным шагом.

– Хорошо! Каждое слово приходится у вас вырывать!

– Вы направились уверенным шагом к опере. Там вы зашли в «Кафе Мира», где сидели до пяти часов. Напротив вас. . .

– Простите? – едва слышно переспросил господин Цитрин.

– Вы зашли в «Кафе Мира», где сидели до пяти часов. . .

Затаив дыхание, господин Цитрин повторил:

– В «Кафе Мира»? Вы уверены?

 – Конечно.

Как удар по голове, ужасная новость его ошеломила. Итак, всю вторую половину дня он провел в «Кафе Мира», а сам считал, что в это время смотрит кинофильм. Неужели он забыл, как провел свое послеобеденное время? Неужели он снова потерял память? Жан Пиге приготовился продолжать.

– Нет, нет! Не надо! Оставьте меня! – застонал господин Цитрин. – Мне нездоровится. . . Почитаете позлее. . . Завтра. . . да. . . завтра.

Он подтолкнул юношу к двери. И не успела она закрыться за ним, упал на диван. В голове бешено вертелись мысли. Ему хотелось кричать, плакать, возможно, это принесло бы облегчение! Но он неподвижно лежал, зарывшись головой в подушку, молчаливый, полностью раздавленный отчаянием. Всему конец! Радость выздоровления, его мечты, простодушные шутки. . . Снова собираются кормить его воспоминаниями и тысячами предостережений, как кормят из ложечки кашей, будто неполноценного.

Он выпрямился и попробовал восстановить в памяти «Кафе Мира», столик, за которым сидел, официанта, который его обслуживал. Тщетно. Пот градом катился у него со лба. Засунув руку в карман за носовым платком, он нащупал какую-то сложенную бумажку. Господин Цитрин вытащил ее и прочитал: Кинотеатр «Луксор» Программа Он раз, и второй, и третий перечитал номер зала, название фильма, дату. Никаких сомнений! Сегодня после обеда он действительно был в кино. Ноги его не было в «Кафе Мира». Он не терял памяти. Спасен! От неистовой радости из глаз его наконец хлынули обильные слезы.