Страница 4 из 15
Я поинтересовался у этого офицера, каково его мнение о перспективах германской политики в случае прихода Гитлера в правительство. Мы обсудили его взгляды, изложенные в книге «Майн кампф». Немецкий офицер в подробностях проанализировал ситуацию и сказал: «Дайте Гитлеру прийти и сделать свою работу. А потом мы, армия, расправимся с ним».
Я спросил офицера, не будет ли он так любезен, чтобы изложить мне свои соображения на бумаге, чтобы отправить их в Москву, и он согласился. Его доклад всколыхнул кремлевские круги. Большинство пришло к выводу, что военные и экономические связи Германии и России так глубоки, что Гитлер не сможет не считаться с ними. Москва видела в резких высказываниях Гитлера против большевизма некий маневр на пути к власти. Они имели свое объяснение. Но не меняли базовые интересы этих двух стран, которые просто не могли не сотрудничать.
Сталин и сам был крайне доволен докладом немецкого офицера. Несмотря на существование нацистской доктрины о «продвижении на Восток», он уповал на традиционные связи рейхсвера и Красной армии, а также питал уважение как к самой германской армии, так и к ее военному руководству под началом генерала фон Секта. Доклад немецкого офицера соответствовал его собственным взглядам. Сталин видел в нацистском движении прежде всего реакцию на Версальский мир. Ему казалось, что под руководством Гитлера Германия просто попытается отделаться от Версаля. Советское правительство сумело сделать это первым. Действительно, Москва и Берлин первоначально объединились в совместной оппозиции против ненасытных союзников-победителей.
Исходя из этих соображений Сталин не делал попыток разорвать тайные связи Москвы и Берлина, когда к власти пришел Гитлер. Напротив, он пытался приложить все усилия, чтобы сделать их крепче. Именно Гитлер был тем человеком, кто в первые три года своего правления постепенно ослаблял близкие отношения между Красной армией и армией Германии. Но это не отпугнуло Сталина. В своем стремлении заполучить дружбу Гитлера он стал еще более настойчивым.
28 декабря 1933 года, спустя одиннадцать месяцев пребывания Гитлера на посту канцлера, глава Совета народных комиссаров, Молотов, выступая на съезде Советов, отстаивал приверженность Сталина к прежней политике относительно Германии:
– Взаимодействию с Германией всегда отводилась важная роль в выстраивании международных отношений. Советский Союз со своей стороны не видит причин менять что-либо в своей политике по отношению к Германии.
На следующий день, перед заседанием все того же съезда, комиссар по международным делам Литвинов в своем желании понять намерения Гитлера пошел дальше, чем Молотов. Литвинов воспринял программу, очерченную в «Майн кампф» как стремление немцев вернуть все свои территории. Он говорил о решимости нацистов «огнем и мечом проложить дорогу на восток и, не останавливаясь на границе Советского Союза, поработить народы этого государства». И далее он продолжил: «Уже десять лет нас связывают с Германией тесные экономические и политические отношения. Мы были единственной великой страной, которая ничего не получила от Версальского договора и его решений. Мы отказались от тех прав и преимуществ, которые этот договор давал нам. Германия вышла на первое место в нашей международной торговле. И мы, и Германия получили невероятные преимущества от политических и экономических отношений, которые установились между нами. (Глава исполнительного комитета Калинин: «Особенно Германия!») Пользуясь этим, Германия смелее и увереннее говорит со своими вчерашними победителями».
Намек, содержавшийся в выкрике Калинина, явно имел своей целью напомнить Гитлеру о советской помощи, которая и способствовала тому, что теперь он мог бросить вызов версальским победителям. И Литвинов сделал следующее официальное заявление:
– Мы хотели бы иметь наилучшие отношения с Германией, так же как и с другими странами. Советский Союз и Германия не могут получить от таких отношений ничего, кроме выгоды. Со своей стороны мы не имеем желания осуществлять экспансию ни на запад, ни на восток, ни в каком-либо другом направлении. Мы бы хотели, чтобы и Германия заявила бы нам то же самое.
Гитлер не сказал ничего. Но это не отпугнуло Сталина. Лишь воодушевило его на еще более энергичное ублажение нацистского режима.
26 января 1934 года Сталин, обращаясь к XVII съезду Коммунистической партии, продолжал политику умиротворения Гитлера. Последний пребывал во власти ровно год. Он не откликнулся на политические авансы Москвы, хотя вступил в торговлю с Советской Россией на весьма выгодных для себя условиях. Сталин посчитал это жестом политической доброй воли. Он ссылался на нацистских деятелей, выступавших за возвращение к «политике бывшего кайзера Германии, который одновременно оккупировал Украину, предпринял бросок в сторону Ленинграда и сделал балтийские страны плацдармом для этого броска». Сталин считал, что в политике Германии произошли изменения, которые он относил не к теориям национал-социализма, а к желанию взять реванш за Версаль. Он отрицал возможность изменения политики Советской России в отношении Берлина из-за «установления фашистского режима в Германии» и протягивал руку Гитлеру с такими словами:
– Конечно, мы далеки от энтузиазма по поводу фашистского режима в Германии. Но фашизм здесь ни при чем, если только фашизм не мешает, как, например, в Италии, установлению хороших отношений с этой страной.
Берлин проигнорировал протянутую руку Сталина. У Гитлера были свои планы на этот счет. Но Сталин не потерял надежды. Он лишь решил поменять методы. Рассматривая нацистскую агитацию за антисоветский блок как маневр со стороны Гитлера, он посчитал нужным ответить на него контрманевром. И с этого момента советское правительство стало проявлять себя сторонником версальской системы, присоединилось к Лиге Наций и даже вошло в антигерманский блок. Сталин полагал, что выраженная таким образом угроза приведет Гитлера в чувство.
Сталин нашел блестящего журналиста, чтобы тот подготовил почву для этого акробатического трюка. Нужно помнить, что все советское поколение воспитывалось в уверенности в том, что Версальский договор был самым пагубным из всех, подписанных когда-либо ранее, и что его авторы были какой-то бандитской шайкой. Переодеть советское правительство в одежду защитников Версаля было непростой задачей. В Советском Союзе имелся лишь один человек, который был способен должным образом осуществить этот дерзкий трюк как для внутреннего, так и для международного потребления. Карл Радек. Человек, который впоследствии сыграл столь трагическую роль во время большого показательного суда в январе 1937 года. Сталин дал Радеку задание подготовить Россию и мировую общественность к изменению его тактики.
Я много раз встречался с Радеком в те дни. Это было ранней весной 1934 года в здании Центрального комитета Коммунистической партии. Узкий круг в Москве гудел о том, что Радек получил задание выпустить серию статей, подготавливающих общественность к грядущему развороту в политике Кремля.
Статьи должны были одновременно появиться в «Правде» и в «Известиях» – главных коммунистических и советских печатных изданиях. Предполагалось, что газеты по всему миру перепечатают их, и они будут внимательно изучены в европейских канцеляриях. Радеку предстояло обелить Версальский мир, объявить новую эру дружбы с Парижем и убедить всех тех, кто симпатизировал Советам за границей, что такая позиция не входит в противоречие с коммунизмом, и в то же самое время оставить дверь открытой для соглашения с Германией.
Благодаря своим частым звонкам в кабинет Радека я знал, что он ежедневно консультировался со Сталиным. Иногда он мчался к Сталину по нескольку раз на дню. Каждая фраза, написанная им, становилась предметом пристального рассмотрения Сталина. Эти статьи во всех смыслах стали совместным трудом Радека и Сталина.
Когда эти работы еще были в стадии подготовки, комиссар Литвинов не оставлял своих попыток заключить соглашение с Гитлером. В апреле он предложил Германии совместное предприятие, которое могло бы сохранить и гарантировать независимость и неприкосновенность Балтийских государств. Берлин это предложение отверг.