Д'Арманьяки

В монастыре Клюни, обитали около тридцати воспитанниц и почти четыреста монахинь, включая и тех, кто нашёл временный приют в монастырских стенах. Сам монастырь занимал довольное, большое по территории пространство. Он был расположен у подножья горы на небольшой возвышенности. К нему вела всего лишь одна дорога, не считая узкой тропинки, которая спускалась с горы, прямиком к монастырю. Таким образом, любой, кто появлялся возле монастырской двери, бывал заблаговременно замечен. И прежде чем рука тянулась к молотку.

На сей раз, возле двери спешился запыленный всадник. Дверь монастыря открылась и оттуда показалась монахиня со сложенными руками.

Всадник приблизился к монахине и после того, как почтительно приветствовал сестру, сообщил, что у него неотложное дело к настоятельнице. Без лишних вопросов монахиня проводила его до часовни монастыря, где благочестивая мать-настоятельница возносила молитвы господу богу.

Пришедший дождался, пока настоятельница закончит молитву, а затем молча протянул запечатанный свиток. Настоятельница приняла послание и распорядившись накормить гонца, отправилась в свою келью, где со всей внимательностью прочитала его. Письмо расстроило настоятельницу. Глаза были полны слез, когда она закончила читать. По этой причине, мать-настоятельница некоторое время просидела в келье, а затем лишь успокоившись, отправилась в монастырский сад, где чаще всего проводили время монастырские воспитанницы.

Внезапное появление настоятельницы, которое отнюдь не имела привычки появляться в саду, застало врасплох воспитанниц. Около пятнадцати девочек, совершенно разного возраста, разбившись на группы щебетали в саду. Иначе не скажешь. Настолько гармонично они выглядели на фоне цветников и деревьев, с веток которых перелетали маленькие птички, чем то напоминающие их самих. В стороне от всех, две совершенно разные девочки, которым едва минуло шестнадцать лет, кружились в непонятном танце. Обе были облачены в платье с незатейливыми узорами. Первая была высокая, черноволосая девушка 17 с довольно выразительным лицом. Вторая белокурая, с ангельским лицом и мягкой улыбкой. Зеленоватые глаза сверкали, словно две чарующие звёздочки. Луизе напоминала бутон дивного цветка, который вот-вот должен раскрыться и поразить всех вокруг своей красотой. Все её движения были легки и плавны. Она словно порхала в танце. Девушки постоянно выдавали различные «па» и при этом так заливисто смеялись, что и настоятельница не сдержала улыбки. Некоторое время она, замеченная всеми остальными воспитанницами, кроме этих двоих наблюдала за ними, а потом, прервала веселье девушек.

– Шарлота! Луиза!

Девушки едва не упали, внезапно услышав голос настоятельницы. Они перестали танцевать и встав рядом, приседая в реверансе, одновременно ответили;

– Да матушка!

– Герцог Бургундский, твой почтенный отец прислал письмо! – мягко произнесла настоятельница.

В голосе настоятельницы прозвучала лёгкая грусть, но девочки не заметили этого. Они переглянулись между собой и столько надежды было в их взглядах, что настоятельница не стала оттягивать разговор, а коротко сообщила.

– Дитя моё, твоё воспитание в монастыре закончилось! Отец призывает тебя в Париж!

– Матушка! – Луиза бросилась на шею настоятельницы от радости.

Отстранив от себя Луизу, настоятельница с укором взглянула на неё.

– А я и не думала, что жизнь в нашей обители настолько тяготит тебя.

– Что вы матушка? – Луиза покраснела, чувствуя стыд за своё поведение, – ближе вас и Шарлоты у меня никого нет. Все эти годы, вы были рядом со мной.

– Знаю дитя мое! – мягко ответила настоятельница, – знаю и понимаю твои чувства. Мирская суета притягивает многих, однако, я не всё сказала. Меньше, чем через два месяца в Париже состояться празднества в честь 18-летия Дофина. Во время этих празднеств, состоится твоя свадьба Луиза. Герцог Бургундский отдал твою руку герцогу Бедфорду. Джон Ланкастер приходится кузеном королю Англии и занимает высокое положение при дворе. Ты станешь одной из первых дам Англии, после королевы разумеется. Завтра тебе надлежит отправиться в Дижон. Оттуда ты отправишься в Париж, где и состоится твоя свадьба. Позже я навещу тебя в келье и мы поговорим перед твоим отъездом, дитя моё.

После ухода настоятельницы, девушки обнялись весело хохоча. У Луизы кружилась голова от такого количества новостей. Воспитанницы, с нескрываемой завистью смотрели на неё. Все, за исключением Шарлоты, которая радовалась переменам в жизни Луизы, едва ли не больше, чем она сама.

После вечерней молитвы, настоятельница монастыря, почтенная аббатиса пришла в келью Луизы. Справедливости ради, надо заметить, что комната Луизы отличалась богатым убранством в сравнении с остальными кельями монастыря, в которых обитали монахини и послушницы. Здесь имелась кое-какая мебель, включая шкаф для одежды. Аббатиса села на единственную кровать, стоявшую под маленьким, четырёхугольным окошечком, а Луиза сразу же примостилась у её ног. Неторопливыми движениями, аббатиса начала расчёсывать длинные, белокурые пряди, время от времени поглаживая их рукой. Аббатиса испытывала грусть от мысли, что придётся расстаться с Луизой. Но она всегда знала, что такой день наступит. Луизу привели к ней шестилетней девочкой. Все эти десять лет, аббатиса лично следила за воспитанием Луизы. Наставляла, поддерживала, сидела по ночам у изголовья постели, когда девочка болела. За эти годы, аббатиса привязалась к ней, и не могла, не замечать, что Луиза платит взаимностью. Аббатиса так же понимала, что несмотря на привязанность, Луиза стремиться к новой жизни. И её долг дать последние наставление Луизы перед расставанием.

– Дитя мое! – негромко заговорила аббатиса.

– Да матушка! – сразу откликнулась Луиза.

– Тебя впереди ждёт жизнь, совершенно отличная от той, что ты видела в обители. В мирной суете много соблазнов. Искушения бывают иногда слишком велики. Не всегда удаётся выстоять, не поддаться ему. Человек так слаб, дитя моё. И вера – единственное, что может защитить нас от греха.

– Я не понимаю вас матушка!

– Запомни, дитя моё, твоя душа принадлежит господу, а тело супругу, предназначенного тебе отцом.

– Я знаю, матушка!

– И никто не должен помешать тебе, выполнить свой долг – стать хорошей супругой и хорошей матерью. Твоя честь принадлежит супругу. Поступишься ею – оскорбишь и супруга, и отца своего, лишишь их чести.

– Вы имеете в виду измену, матушка?

– Святая дева Мария! – аббатиса всплеснула руками, – я не хотела произносить это богопротивное слово, однако именно это я имела в виду.

– Клянусь вам матушка! И призываю в свидетели святую Деву Марию. Клянусь в том, что моим телом будет обладать лишь мой супруг и никто более. Пусть я умру, но клятвы своей не нарушу. Никогда!

– Не пристало юному созданию говорить о смерти, – назидательно начала было аббатиса, но потом внезапно улыбнулась и с нежностью погладила рукой по голове Луизы, – я безмерно рада, ибо правильно воспитала тебя.

Луиза обернулась к аббатисе и с глубокой признательностью произнесла;

– Я никогда не забуду вашей доброты матушка. За эти годы, вы стали мне самым близким человеком. Я горячо полюбила вас и считаю вас, своей матерью. Клянусь вам матушка, вы никогда не услышите обо мне ничего, что может разочаровать вас. Клянусь вам, я буду достойна ваших стараний, ваших ожиданий и вашей любви.

Аббатиса вернула голову Луизы в прежнее положение, ибо меньше всего на свете желала, чтоб Луиза видела, как она расчувствовалась после её слов.

Луиза с полуслова поняла аббатису, как впрочем, и всегда. Между ними, никогда не возникало непонимания. Закончив, расчёсывать волосы Луизы, аббатиса встала. Луиза поднялась вслед за ней. Глядя с материнской нежностью в глаза Луизы, аббатиса протянула ей золотой медальон, на котором, рукой умелого чеканщика была изображена – святая дева Мария с новорождённым Иисусом Христом на руках.

– Этот медальон освещён самим Папой. Ему более пятисот лет. В тебе я уверена дитя моё, но есть ещё Провидение, а оно не всегда благосклонно к нам. Святая дева Мария будет оберегать тебя.