Страница 8 из 113
Глава вторая Что значит именно родные
Ежеутренние заботы о семье, о самой себе, о собственном лице и фигуре, о физической форме Тана принимает как должное и необходимое; не меньше экономических прав и свобод. По обыкновению в пятницу встала задолго до побудки мужа с дочерью, блаженствующей на каникулах. Вперед и с песней! А там рысцою и не стонать! Вроде бы так поется у Высоцкого, любимого дорогим супружником, надежно угодившем под ее острые каблучки-шпильки.
Помнится, едва они переехали подальше от свекрови со свекром, все закономерно расположились по рангу, по ранжиру, в супрягу. И Тана Бельская по праву, по семейному долгу взвалила на себя груз обязанностей, обязательств главы семейства молодых Бельских. «Законно и подзаконно, в активе и в пассиве, в динамике, что в лобок, что по лбу…»
Право слово, динамичный деловой ритм жизнедеятельности руководителей обязан подстегивать подчиненных, ― не сомневается Татьяна Казимировна Бельская, официально возглавляющая и представляющее юридическое лицо частной семейно-брачной консультации «Совет да любовь». Как дома, так и на работе активный образ жизни руководства должен быть значимым образцом для всех ему подначаленных и подвластных.
К примеру, ― не раз и не два она это повторяла всем, начиная от сомнительных партнеров по бизнесу и заканчивая обоих полов рядовыми клиентами с улицы, ― той же деятельной жизненной позиции придерживается президент Лукашенко. А в доказательство властно, авторитетно указывала на казенный портрет всебелорусского батьки на стене ее рабочего кабинета.
На мелкочиновных людишек-побирушек, уныло таскавшихся в офис с различными проверками, или на бездельную безграмотную обслугу, мало о чем знающую и не понимающую что-либо в скрытой диверсифицированной активности фирмы, сокрушительно изобразительный довод неотразимо оказывал направленное, бодрящее и руководственное впечатление.
В домашней же обстановке Тана Бельская в лучшем виде обходится без верноподданных сопоставлений, ссылок или каких-либо портретных изображений неизбывно действующего главного начальника государства белорусского. Супружник и без того много всего понимает, знает что почем. Хотя и его приходиться иногда одернуть, предостеречь. Как, например, вчера вечером, за ужином, наставительно.
Незамедлительно, едва лишь наладив дочь Лизу чистить зубы, умываться, принимать душ, готовиться ко сну, Татьяна напустилась на мужа:
― Что ты себе позволяешь, Мечислав, родненький!? Чтоб при ребенке я от тебя этого больше не слышала! ― ради пущей убедительности и доходчивости она перешла с родной семейной мовы на государственный, в Республике Беларусь, русский язык.
― Девочка она уже большая, вполне может запомнить отцовские слова, к е… собачьим. А там и…унуть сдуру где-нибудь в школе или в соцсетях с подружками. Нам с тобой и так известно, какой Лука урод и х…плет. Но посторонним о нашем частном мнении докладывать вовсе не обязательно. Законно и подзаконно!
Завистливых стукачей вокруг от п… и выше. И за тобой, суки, всю дорогу следят, и за мной, и за Лизкой. И выводы делают х… знает какие, об…сы лукашистские…
Воспитательному материнскому наставлению Мечислав Бельский не прекословил и не перечил. Пререкаться с Танькой на ночь глядя тебе же дороже обойдется. Потому как всему такому, руководящему, драгоценная супруга прекрасно научилась от его матери, от свекрови, за три года совокупной жизни под крылышком у родителей. За что он по сю пору то и дело себя проклинает. Была скромная покладистая девонька, а стала мать-командиршей и бизнес-вумен, стоило ей лишь немного, мать твою Евдокию Емельяновну, пожить с той еще боярыней Бельской.
«Жениться ― не напасть, как бы замужем не пропасть… если сам выступаешь в роли жены, идиот…»
Чего бы там ни было, замуж ныне далеко продвинувшаяся слуцкая девчонка Тана Курша-Квач как выскочила, как выпрыгнула еще на втором курсе юрфака БГУ. Потому что нимало не соглашалась с провинциальной трасяночной мудростью: в гэным Минску усё по-свинску, у нашем Слуцку усё по-людску. Скорострельно, из отдаленной университетской общаги, чуть ли не у кольцевой, из трехкоечной бардачной комнатухи она поднялась до уровня комфортабельной пятикомнатной квартиры свекра, полковника КГБ, в длинном доме на площади у Дворца железнодорожников, а полковничья супруга, свекровь доктор Бельская, тотчасно взяла ее под свое покровительство и попечительство. А подающему немалые надежды молодому совминовскому бюрократу Мечиславу Бельскому этаки случилось стать законным венчанным мужем той слуцкой Татьяны, как вдруг оказавшейся от него беременной с первой ли, со второй добрачной ночи.
Спустя семь месяцев после церковного венчания в конце сентябре у молодых супругов родилась в добром здравии дочка Елизавета, названная, крещеная и освидетельствованная по-православному, по святцам. Так что к январскому тезоименитому Татьянину дню осенью у них добавился второй семейный праздник.
Свекровь было заикнулась о пушкинских именах Наталья или Ольга для новорожденной внучки. Осень у нее почему-то отдаленно сочеталась с Пушкиным. Пускай об унылой поре, в очах очарованье, она элегически не поминала. Однако совместными православными усилиями им удалось переубедить главу семьи Бельских. Серия религиозных аргументов в народной типологии: Бог бесперечь дитё накажет, коли наречь ее иначе, черти ребенка уволокут, болеть будет, и ему подобных резонов во имя, от имени мужа, сына и невестки ― на завзятую атеистку врача-уролога Бельскую подействовали убедительно, если не больше. И это был единственный случай на памяти Татьяны, когда непререкаемая свекруха отчего-то пошла навстречу ближним и домашним, не дерзнула настаивать на своем, даже поучаствовала в обрядовой церемонии. Правда, присутствовала бабушка Дуся не в самом храме Божием Всех скорбящих радосте, ан на скамейке благорастворенным воздухом дышала в церковном дворе, пока суеверно дожидалась всех остальных с новоокрещенным младенцем Елизаветой.
По прошествии двухлетнего академического отпуска Татьяна воротилась в университет в образе и преподобии студенческой матери-героини, приноровилась метко выбивать из сердобольной профессуры девятки и десятки на экзаменах, получила от деканата назначение старостой курса, а затем ― центровое распределение в государственную нотариальную контору Партизанского столичного района.
Замечательно раньше она по-хорошему, в добренький час рассталась со свекровью, поселившись в выделенной молодой семье совминовской трехкомнатной квартире.
― Барщина, боярщина кончились! Ну и слава Богу! ― в ту пору обрадовано заявил молодой супруг на новоселье.
Но он, видать, ошибся, прекраснодушно надеясь на желаемое вместо действительного и возможного.
Как навсегда и везде в семейной жизни, разве только исключая медовый месяц, невозможно обойтись без одной-другой ложки дегтя в бочке родственного брачного меда, о чем нам литературно свидетельствуют классики ажно с античных и антикварных времен. В универе молодая жена прилежно ходила на все занятия, но после всегда спешила к ежедневным домашним хлопотам на радость всей семье. Язвительные острейшие шпильки она подпускала главным образом мужу ― наедине, на русском и на белорусском. И то уязвляла не каждый день, если по вечерам муторно готовилась к завтрашним семинарам; маялась, мучилась курсовиками и прочей зубрежкой, усердно по трафарету разгрызая гранитные глыбы юридических наук.
На четвертом курсе, уже в самостоятельном квартирном бытии, Тана Бельская постановила, что все! с нее хватит этой дурной учебы! В бешеные прогулы, в загул и разгул, в разврат она, конечно же, не пустилась. Вместо того принялась запоем читать гламурную книжную словесность в целлюлозном и в компьютерном контенте, чего раньше за ней отродясь не видали. Оттого, наверное, и мысли у нее возникли на пятом курсе крематистически неудобные, не в добра-пирога.
Раздобревшего от покойной жизни и слишком калорийного белкового питания мужа она рьяно взялась шпынять, пилить за наркотическую зависимость от спортивных телеканалов, за тормознутое отстойное мышление, за нехватку разумного карьерного честолюбия. В дополнение забодала, поедом съела, допекла за все хорошенькое понемножку и нетерпимый дефицит семейного бюджета, даже с учетом близкородственного материального вспомоществования от слуцкой шляхты Курша-Квач вкупе и влюбе с минскими боярами Бельскими.