Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 113



Непреложно поэтому в нынешние особые времена всякому-якому белорусскому автору ― как малописьменнику, так и многопечатнику ― стоит посильно задуматься, зачем и отчего он сводит разом в одном произведении своевольных героев, протагонистов, персонажей. Сотворит он из них рыхлый ком новосоветской ветоши? Пришьет ли новые заплаты к ветхой совковой одежке? Или, напротив того, крепчайше преднамерен соткать грядущую живописную ткань, полотно, ковер, гобелен с истинно белорусским узором в интерьере и в экстерьере.

Воистину следует напомнить писателям и читателям, что любой сюжетно связный и литературно внятный текст есть ткань в прямом этимологическом смысле. Хотя мало кто узуально, в предвзятую вернакулярно, отдает себе отчет, почему «текст» и «текстиль» ― на поверку слова глубинно однокоренные, лишь на поверхности словоупотребления ставшие омонимами в новых изменчивых языках.

В то же текущее время сообразно обновляемые сюжеты нам неизменно уделяет жизнь снова и снова. Так что с удовольствием срывай день, лови момент, автор! Бери и пользуйся, мануфактурно излагай, вводи его в текстовую реальность, всем предлагающую взять ее да прочитать.

И того более, если трое наших героев из настоящего пролога в четырех частях в дальнейшем вовсе не собираются пребывать наособицу, глупым ватным комком в бессмысленной пустонародной кучке. Так уж оно задумано автором в форме действительного плана нижеизложенного повествования. От данного пролога к намеченному эпилогу.

КНИГА ПЕРВАЯ В ПРЕДДВЕРИИ

― Кем были Адам и Ева?

― Конечно же, белорусом и белоруской! Потому как одни лишь белорусы могут шастать по лесу голыми и босыми. Делить одно яблоко на двоих. И притом вопить, будто они живут в раю. Из «Антологии анекдотической политики» Алеся Двинько. Перевод с белорусского.

Глава первая Неосторожен и здоров

В четверг вечером Змитер умиротворенно отсрочил на время надоедливые бытовые озабоченности. Баста, довольно!

Завтра-послезавтра надо бы тебе для полного счастья хозяйскую диван-кровать передвинуть от окна к дальней стенке, телевизионный кабель перебросить из коридора к себе в комнату, за дополнительные кабельные каналы заплатить, стационарную точку доступа к интернету оборудовать, еще там кое-что героически заделать по мелочи. Слава те Господи, хоть ужин сегодня готовить не надобно, коль скоро в гости к хорошим людям не как-нибудь собрался. Цветики закуплены по дороге домой, две бутылки импортированного вина далеко не белорусского полугосударственного разлива искусительно дожидаются совокупного употребления. А больше для порядочного визита к писателю и письменнику Алесю Двинько, ему, Змитеру Дымкину, и не потребуется.





Достоименно точно так с дружеским неофициальным визитом к Алексан Михалычу Двинько, альбо на родной мове, по-белорусски к дядьке Алесю, должно отправляться. Притом далеко идти, ехать, трястись в общественном транспорте незачем, коль живут они теперь оба в одном и том же доме. Разве что подъезды с разных сторон.

Когда-то впервые побывав дома у дядьки Алеся, его всюду пробивной молодой гость натурально опозорился и осрамился. По-простому, шаблонно затарился в кондитерской лавке нисколь не дешевым минским тортиком, молдавского в натуре коньяку узкую бутылочку захватил с собой. Думал так сойдет навестить вечерком не слишком хорошо знакомых собеседников. Оказалось, промахнулся, хотя его предупреждали: ничего съестного, дурнее того, условно съедобного не тащить к добрым людям. Подумал, остолоп, это оно у них из вежливости. И крупно обмишурился.

По приходу гостевую поллитровку молдаванского непонятного разлива дядька Алесь не вотще осмотрел, образно обозвал полуконем и согласился с некоторым сомнением поместить ее, его середь сырья для кулинарных надобностей. Но торт столичной фабрикации списал, отбраковал вчистую, ради красного писательского словца нисколь не пощадив самолюбие крайне смутившегося юного гостя.

Весь смуток и вся печаль, однак, тотчас прошли, ушли, только лишь радушные хозяева усадили за стол самонадеянно оплошавшего визитера. Все же им любезного и в дружелюбном общении желанного.

То давнее, изрядно славное застолье Змитер поминает до сих пор в добра-пирога. Столь вкусно и богато его раней кормили только в дорогих европейских ресторанах. Может, в эксклюзивных частных ресторанчиках в Италии, во Франции.

А во вторую очередь потом был изобильный званый ужин подчеркнуто с белорусским акцентом. Тогда Змитер Дымкин первый раз в жизни отведал драников, приготовленных по настоящему шляхетному рецепту. Там и тогда до его кулинарного сведения довели, почему исторический белорусский драник-драчёна отнюдь не является серой клейкой лепешкой, картофельной вульгарной клецкой и никак не должен синеть на разрезе, навроде ядовитых грибов. Кстати, размолотые сухие боровики в тех изумительных драниках присутствовали наряду с иными, еще очень вкусными ингредиентами.

В тонкие технологические особенности национальной гастрономии Змитер в общем-то не вдавался. Несмотря на задор гостеприимца, увлеченно просвещавшего и посвящавшего гостя в поваренные таинства. Приобщенный и причащенный молодой друг молча слушал и ел, ел, без синонимов, запивал домашней медовухой, пока не подмел подчистую всю драничную вкуснятину с пылу с жару на большом блюде с горкой. Слов нет, если тебе не дано от природы и от Бога душевно кулинарить. Готовить-то он не умеет, вдобавок и не хочет чему-либо кулинарному многажды учиться. Куда ему тут, бездарному?

Не то слово талантливый дядька Алесь, для кого кулинарное искусство и кондитерское искусное дело уж много лет предстают вкуснейшим любимейшим хобби, достославным отдыхом от интеллектуальных трудов. Ажно отличным смыслом красивой жизни, сплошь да рядом доступной при должном старании в приложении ума и сердца.

Вообще-то чрезмерным ежедневным чревоугодием Алесь Двинько сколько-нибудь не отличается. Постится строго по-монашески, три дня в неделю начисто не ест. Ни холодного тебе, ни горячего, одни лишь витамины в пилюльках. Из-за того, видимо, здорово смахивает на монаха, принявшего жесткую схиму.

На искушенный журналистский взгляд Змитера Дымкина, немало в нем найдется и от феодального аскета-инквизитора, словно бы сошедшего с картины Эль Греко. Такой же сухощавый подтянутый облик. Вытянутое лицо без глубоких морщин, втянутые щеки, впалые виски. Инквизиторский, пронизывающий, порой неуютный взор широко распахнутых умных глаз. Наверное, оттого носит слабые минусовые очки с затемненными стеклышками в изящной оправе. Никак не удосужиться имплантировать передние зубы. Говорит шутейно, с полным набором резцов боится растолстеть, а вампирские клыки покуда не выпали и не до конца сточились. Стариковской невнятной надтреснутой шепелявости нет и в помине. Подстриженные прокуренные усы и короткая седая бородка. Впереди и сверху старчески оплешивел, но сзади волосы до плеч. Если не высоколобый средневековый схоластик, то импликативно крутой еще шляхтич Речи Посполитой, не чуждый университетской образованности и профессорской учености.

Как ни крути, профессия должна накладывать четкий отпечаток и неотъемлемые признаки на творческого человека, ― некогда выстроил умозаключение молодой журналист Дымкин от первоначального знакомства со старым писателем Двинько.

Где, когда они познакомились, кто их официально отрекомендовал друг другу не суть важно, если при второй встрече они неформально сорвались вдвоем с какой-то скучной, тоскливой и скорбной оппозиционерской говорильни. Засели с пивом на лавочке по соседству, вдоволь, как истые газетчики, перемыли детально косточки дурням оппозиционерам, которые-де Луку-урода никуда скинуть не могут, не в силах, долбни слабоумные. Многие дурости им припомнили, и во многом сошлись во взглядах на дурковатую державную политику и дурную госэкономику. Как ни глянуть, президент А. Лукашенко ведь когда-то в депутатской и партийной оппозиции точь-в-точь отирался, очевидно, от нее и набрался всякой дури по-разному. Вон и некоторые нынешние оппозиционные вожди, окажись оные на месте всебелорусского народного батьки, вели себя так же, делали бы то же самое, по-государственному бестолково, через сраку. Полные вам штаны экономических и политических радостей во всех напрасно скорбящих!