Конечная Остановка

Глава шестьдесят третья Разумный толк без пошлых тем

Первого января наступившего года до полудня и малость после него дарницкое общество провело в сладком и приятном ничегонеделанье. В основном за продолженной легкой трапезой со скороспелым горячим гарниром.

― Dolche vita, far niente[15], ― радушно определил этакое состояние и отдохновение Евгений Печанский, не чуждый языку Петрарки, будь то аморе и амаретто. ― Тортик мой с миндальным тестом в самый смак пропитался, доспел до кондиции, очень рекомендую. Искусительно и соблазнительно…

А мне, признаться, по вкусу вчерашние, после праздничка, разносолы. Те же салатики из креветок или крабов с овощным наполнением, или холодные котлетки по-киевски. Некая благородная искушенная выдержанность в них появляется на другой день. Ненавязчиво, с холодком… Не так ли на ваш особистый густ, посполитая громада?..

Гастрономическую разговорную тему, риторически предложенную Евгеном, никто почему-то по-республикански не поддержал. Даже Змитер с его безупречным кулинарным слухом. И Тана, обладающая хорошо поставленным поваренным голосом, равнодушно промолчала.

«Эх, Михалыча бы сюда! Дай Бог ему здоровья и решительности в предержащем году», ― в том же неизменном прекраснодушии подумалось Евгену, и он по ассоциации сложносочиненно перешел к вопросам литературы с киноискусством. Хотя повел речь издалека, от излюбленной гастрономии.

― А я, знаете ли, панове, люблю поработать со свежим, еще сырым мясом, пускай с кровью, прикасаться к нему. Упругий волокнистый запах на разрезе прочувствовать. Отрезать рационально, слегонца отбить, умягчить душистыми специями в порционной подаче свеженину.

Безусловно, ароматное парное мясо у нас в городе не всегда под рукой. Но случается и свеженькая духмяная сырьевая убоина к шляхетному застолью. В праздничном благовремении ее не отрицают. Кроме жестоковыйных вегетарианцев и отпетых травоядцев, все едят свеженину, когда приготовлено по правилам, предложено с этикетом. Обусловлено всем по душе правильный кулинарный результат. Но очень многим, однак, дуже не по нутру необходимый поварской процесс.

Будь то кровопролитие, расчленение на бойне, на кухне, будь то в оперативной обстановке со схожим препарированием и разделкой свежего человечьего мяса, ― парадоксальным сравнением Евген вмиг привлек дотоле рассеянное внимание сотрапезников.

― О каннибализме речь не идет, вы понимаете, я говорю об извечной людской войне на уничтожение человеческой плоти и крови. Большая часть многостраничных романов, повестей написана и пишется об этой убийственной войне: человек против человека. Точно так именно о ней же снято большинство полноразмерных художественных кинолент различных жанров.

Так было, и так оно будет впредь, ― дедуктивно обобщил Евген и неспешно, с подходом обратился к индуктивным эллиптическим частностям. ― При том при всем львиную долю этих фильмов и книг явно состряпали некомпетентные гуманисты и безграмотные пацифисты. Потому как у них военные пироги тысячекратно тиражирует, печет сапожник, зато армейские сапоги копировально на широкий экран тачает пирожник. И это независимо от колоссальной степени дилетантства или микроскопического профессионализма, какие они обнаруживают в общей теме человека вооруженного, владеющего специальными орудиями убийства.

Они и умрут счастливыми, так и не узнав, чем магазин отличается от обоймы, где спусковой крючок, а где курок. Я, кстати, намедни убойно прочитал у недоумка имярек про некий спусковой курок.

― Вадимыч! ― не преминул вставить ехидные пять копеек Змитер, ― при всем моем уважении к тебе, темка абсолютной оружейной безграмотности у лохов из писак, редакторов, сценаристов, режиссеров ― это пошло. По крайней мере в нашем ближнем кругу, пошла бы она, они, куда поодаль.

Ты лучше говори о том, с чего начал, не растекайся изустной мыслью по столешнице. Я догадываюсь, откуда и куда ты клонишь. Давай, отец-командир, ближе к расчлененному телу и оперативному делу. Для вящего аппетита!

Евген хотел было высказаться на вечную тему: а кто тут у нас такой умнейший из салабонов? Но решил проявить толерантность и терпимость.

― А я о чем вам толмачу? О той же кухне, о готовке, о ее внешнем виде и запахе.

Без различия, что идейные милитаристы, что убежденные пацифисты, у них нам случается увидеть, прочитать любительскую чушь, будто при виде свежего трупа, от разлитой крови их персонажи обязаны харч метать, наизнанку желудок выворачивать, блевотиной захлебываться. Наткнется такой на окровавленное тело, обязан изблеваться. И того хуже ― некто сам убил, зарезал, раз и проблевался. Или настрелялся до упора ― опять проблеванец.

Двинько как-то насчет этого общего места современной массовой культуры прошелся иронически, когда писал фантастику. Но не объяснил всерьез, что же заставляет лохов, безграмотных в военных и в полицейских делах, перенимать друг у друга подобную ерунду с непременным рвотным рефлексом. Не по жизни и не по делу.

Глядишь, вскоре начнем профессиональное кино смотреть, бестселлеры читать, как хирургов после операции неудержимо тошнит от запаха свежей или успевшей свернуться крови на перевязочных материалах.

― Насчет медиков не видела, не читала, но тошниловка в боевиках и в детективах мне частенько попадалась. Быдто так и надо, мол, все мужчины делают это, ― задумчиво поделилась обширными читательскими наблюдениями Тана. ― Без разницы в мелкую розницу этим торгуют на английском, на французском, на русском. Впаривают чушню, точно бы закон человеческой природы.

― Во-во! ― энергично подтвердил Змитер. ― У россиянских писунов-ксенофобов, патологически ненавидящих Америку и Европу, синдром неукротимой бойцовской проблевки тоже частенько встречается. Вместо боевой гормональной эйфории и пушкинского упоения в бою. Видимо, тематических голливудских и французских блокбастеров, триллеров насмотрелись.

Пожалуй, немыслимый эметический рефлекс у них считается не менее распространенным, чем редкостное умение уродски задирать, выгибать, заламывать только одну бровь. В той же популярной корзине ― тератологическое шепелявое шамканье, когда один-два передних зуба кому-то сюжетно выбьют.

Герман Бахарев и Одарка Пывнюк предпочли умно слушать, а не говорить. Они оба изучают в толк и впрок собеседников. Правда, с разными целями. Один присматривается к партнерам, стараясь понять, куда же его занесла нелегкая военная судьба, солдатская фортуна. Другая вживе наблюдает за героями своего проникновенного очерка. Пусть говорят миленькие! Чего-нибудь да сгодиться для психологической характеристики и объяснения мотивов их жизнедеятельности. Нынешней, предыдущей и предстоящей.

― По ментовской правде сказать, ― вновь взял ораторское слово Евген Печанский, ― добре лежалый трупак и хорошо вскрытые, освежеванные человечьи потроха, кишки пованивают тошнотно, спору нет. Но терпимо в натуре, коли не дышать через нос.

― А ведь раньше никакого такого мифологического рвотно-конвульсивного рефлекса не было, ― Тана взялась развивать оригинальную застольную тему, подлив себе из графинчика импортированного настоящего изумрудного шартреза в хрустальную рюмку. ― Например, в натуралистической школе французской литературы XIX века. У детективщиков-индуктивистов и реалистов литературного уровня Эмиля Золя и Эжена Сю нет никакой блевотины при одном лишь виде свежего или протухшего людского мяса.

Знать ничего не знали, ведать не ведали о столь потрясающем поведенческом акте благородный шотландский сэр Артур Игнатиус Конан Дойл, доктор хирургии и его сыщик-наркоман Шерлок Холмс!

Язвительному и ядовитому мнению Таны Бельской можно вполне доверять. Как-никак, помимо знаменитых английских историй о лондонском частном расследователе, всего именитого Золя, то, чего с большего удалось достать на французском, она прочла еще на пятом курсе юрфака БГУ. Его роман о строительстве финансовых акционерных пирамид в Париже позапрошлого столетия она, не как бы между прочим, но читала от корки до корки, подчеркивая карандашиком понравившиеся методы, образы и выражения.