Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 31

Наиболее наглядно эту данность продемонстрировали события в Москве 27–30 октября 1917 г., оказавшей наиболее упорное сопротивление большевистскому перевороту: «С удивлением и бессилием эта армия замечала, что она изолирована не только топографически, но и социально; что защищая порядок и законную власть, она в то же время путем исключения и против своей воли оказывается представительницей определенных классов. Имя “юнкер” начало с ненавистью произноситься демократическим населением Москвы и противопоставляться “народу”… Представители шести школ прапорщиков, зовя в свои ряды солдат, печатно заявляли, что в их среде почти нет дворян, что в огромном большинстве они – выслужившиеся солдаты-фронтовики, «истинные представители солдатской массы…» Однако, продолжал лидер российских либералов П. Милюков, «кучка защитников Москвы и России, чем дальше, тем больше чувствовала себя изолированной и от остальной России, и от других общественных элементов. Слова “юнкер”, “офицер”, “студент” сделались бранными словами»{14}.

Волю народа должно было выразить Учредительное собрание. Хотя, например, французский посол М. Палеолог не связывал с ним больших надежд. Еще в апреле 1917 г., он замечал: «Русская революция по существу анархична и разрушительна… При необузданности, свойственной русскому характеру, она скоро дойдет до крайности: она неизбежно погибнет среди опустошения и варварства, ужаса и хаоса. Вы не подозреваете огромности сил, которые теперь разнузданны… Можно ли еще предотвратить катастрофу такими средствами, как созыв Учредительного собрания или военный переворот? Я сомневаюсь в этом. А между тем движение еще только начинается…»{15}

Однако большевики, придя к власти, провели выборы в Учредительное собрание, в призрачной попытке сохранить гражданский мир. Общее мнение политических сил отражали слова Керенского: «Даже после реакционного государственного переворота 7 ноября большевики (созвав Учредительное собрание) имели возможность погасить разгоравшееся в России пламя гражданской войны, предотвратить гибель и развал страны»{16}. На выборах в Учредительное собрание победила партия эсеров, программа которой была нацелена на максимальное удовлетворение народных чаяний: крестьянам она обещала землю, национальностям – федеративное и республиканское устройство новой России, солдатам – обращение к союзникам с требованием немедленного мира…

Эсерам оставалось только реализовать свою программу на практике, но они оказались на это неспособны. Еще имея большинство в Совете, они категорически не хотели брать власть в свои руки. Еще тогда, в сентябре 1917 г., лидер партии В. Чернов резко обвинил своих соратников во «властебоязни», в привычке «топтаться вокруг власти». После разгона Учредительного собрания Чернов сетовал, что власть не была захвачена эсерами ранее. «Надо было, – упрекал он свою партию, – не упускать, когда все шло прямо к нам в руки, а не удержался за гриву – за хвост и подавно не удержишься»{17}.

«Властебоязнь» эсеров была связана с тем, что практическая реализация их программы неизбежно вела к непримиримому конфликту, как с праволиберальными силами, так и с существующими реалиями: помещики никогда не отдали бы землю добровольно, казаки не согласились бы с расказачиванием[2]; союзники никогда не пошли бы на подписание немедленного мира, тем более «без аннексий и контрибуций»[3]:

Наглядный пример краха благих намерений эсеров и меньшевиков дал провал их инициативы проведения Стокгольмской мирной конференции: правительства США, Франции и Италии запретили выдачу паспортов своим социалистам, а британское – бойкотировало. Как констатировал американский историк Р. Уорт: «Социалисты и рабочие организации были слишком слабы, чтобы изменить политику своих правительств при помощи одних лишь нравственных протестов…», и не было «более яркого примера, чем этот решительный отказ союзников предоставить даже своим патриотически настроенным социалистам изучить почву для общего мирного урегулирования… Меньшевики и социал-революционеры… из-за стокгольмской неудачи понесли невосполнимую потерю престижа и были вынуждены уступить место тем социалистам, которые обещали вместо слов действие»{18},[4].

«Властебоязнь» эсеров была связана не только с внешними, для них, но и с внутренними причинами. Последние обуславливались той силой, которая привела эсеров к власти. Эта сила состояла из полуграмотной, жившей еще представлениями дофеодальной эпохи, но составлявшей почти 80 % населения России, радикализованной войной и революцией крестьянской массы, которой эсеры обещали вожделенную ею веками землю.

Как же выглядело политическое лицо той силы, которая привела эсеров к победе на выборах? Ее портрет рисовал в разговоре с У. Черчиллем один из лидеров партии эсеров Б. Савинков: «Крестьяне были в хозяйственном отношении независимыми. При своем простом образе жизни они всегда могли поддерживать свое существование и помимо всех современных условий цивилизации. Из кожи зверей они делали себе одежду и обувь. Пчелы давали им и мед, заменявший им сахар, и воск для освещения. Хлеб у них был, и было мясо, и разные коренья. Они пили, ели и работали в поте лица. Не для них были все эти слова: коммунизм, царизм, святая Русь, империя или пролетариат, цивилизация или варварство, тирания или свобода. Все это в теории было им безразлично, и не только в теории, но и на практике. Они были и оставались людьми земли и тяжелым трудом зарабатывали свой хлеб… В стране разрозненных хозяйственных ячеек, ничем не связанных между собой, жизнь велась по примеру Робинзона Крузо, так же удаленного от цивилизации…»{19}

Наблюдения Г. Уэллса дополняли общую картину: «Крестьяне совершенно невежественны и в массе своей тупы, они способны сопротивляться, когда вмешиваются в их дела, но не умеют предвидеть и организовывать. Они превратятся в человеческое болото…»{20} Это болото и поглотило все благие пожелания эсеровской партии: «В ряды эсеров, – вспоминал их лидер В. Чернов, – неудержимо стремилась пестрая и многоликая улица. Это напоминало бегство овечьего стада. Ничтожная горстка старых эсеров тщетно пыталась справиться с сырой, неоформленной массой, которая заполнила партию»{21}.

Противостоявшие эсерам праволиберальные силы, в свою очередь, никогда не согласились бы со своим поражением на выборах. Не случайно еще до того, как большевики без единого выстрела распустили Учредительное собрание, против него с оружием в руках выступили представители либеральной партии кадетов[5], правых партий и «белых» генералов. По их общему мнению, отраженному в словах ген. А. Деникина, рожденное в стихии бунта и насилия, «в дни народного помешательства», это Учредительное собрание «не выражало воли русского народа…»{22} По словам одного из лидеров кадетской партии Н. Устрялова: «Российское Учредительное собрание… было даже большей пощечиной идее демократизма, нежели даже весь большевизм»{23}. Другой кадет, юрист, ближайший сподвижник Колчака Г. Гинс был еще более категоричен: «Я остаюсь при убеждении…, что черновское Учредительное Собрание следовало стереть с лица земли…»{24}

14

Милюков П.Н. История…, с. 745, 744.

15

Палеолог М…, 21 апреля 1917 г., с. 798.

16

Керенский А. Русская революция…, с. 368.

17

Политические деятели России. 1917. Биографический словарь. М., 1993, с. 349. (Кожинов В.В…, с. 239.)

2

На Всероссийском крестьянском съезде в мае 1917 г. министр земледелия Временного правительства и лидер эсеров В. Чернов заявил, что казаки имеют большие земельные наделы и теперь им придется поступиться частью своих земель. Это выступление было поддержано меньшевиками и эсерами из Советов в виде их массированной агитации за расказачивание.

3

Резолюция Петроградского Совета от 14.03.1917 – через две недели после Февральской революции.

18

См. подробнее о Стокгольмской конференции: Уорт Р…, с. 102–103.

4

Так же безрезультно закончились продолжавшиеся почти полгода, вплоть до Октября, отчанные попытки Временного правительства добиться от союзников проведения аналогичной конференции на государственном уровне. (См. подробнее: Уорт Р…, с. 169–172.)

19

Черчилль У…, с. 289–290.

20

Уэллс Г. Россия во мгле…

21

Чернов В…, с. 370.

5

Кадеты – партия конституционных демократов (народной свободы), первая и крупнейшая либеральная партия России, созданная П. Милюковым в 1905 г. из представителей интеллигенции.

22

Деникин неоднократно обращался к данной теме: Деникин А.И… т. 1, с. 454–455; См. так же: речь А. Деникина от 26 августа (8 сентября) 1918 г. Деникин А. Очерки Русской Смуты т. III, c. 262–263 и т. IV, с. 45–48. (Цит. по: Головин Н.Н. Российская контрреволюция…, 2 т., с. 557). См. так же: Ответ Верховного Правителя на ноту «союзных и соучаствующих держав» от 26 мая 1919. // Россия и союзники. Обмен нотами между Союзными державами и Верховным Правителем России адмиралом Колчаком. Киев: Союз Возрождения России; Главный комитет на Украине, 1919. (Мельгунов С. П. Трагедия адмирала…, с. 49).

23

Устрялов Н…, с. 540.

24

Гинс Г…, с. 179.