Страница 4 из 49
Быстрое превращение мечетей в церкви, украшенные многочисленными крестами и колоколами, стало признаком завоеванных христианами городов. Это были дни, когда папы и кардиналы должны были вести собственные битвы. Епископы окружали себя свитой вооруженных вассалов. Они соперничали друг с другом в великолепии своих войск. При необходимости клирики сами вступали в бой, и войска их порой усиливались купцами. Луис Ортега, епископ Хаэна, разумно управлял Альхамой после ее завоевания в 1482 году, в то время как архиепископ Каррильо предводительствовал войсками под командованием короля Фердинанда в битве при Торо в 1475 году. Епископы Паленсии, Авилы и Саламанки в одной и той же гражданской войне предводительствовали отрядами из 200, 150 и 120 копейщиков соответственно, которые содержали за свой счет{21}.
У войны с Гранадой была еще одна стратегическая цель – вырвать юго-восточное побережье Испании из-под власти, связанной с пугающей, агрессивной международной угрозой в лице турок{22}. Кроме того, в прошлом как минимум дважды король Наварры искал союза с Гранадой, так что Кастилии грозила война на два фронта{23}. В таких условиях существование исламской монархии на испанских землях могло расцениваться как оскорбление, по мнению нунция Франко. Мусульмане Магриба однажды могли снова исполниться уверенности и помочь Гранаде. Кроме того, последнее столетие и даже больше вдоль всей христианско-исламской границы постоянно шли стычки. Безрассудные набеги нарушали перемирия и мешали торговле, хоть они и служили источником прекрасных баллад, посвященных отважным командирам обеих сторон, изящно восседавшим на прекрасных конях (по мавританской манере, «a la jineta»), служившим прекрасным дамам, коварным и лукавым, или, по крайней мере, угонявшим скот. В этих балладах и христиане, и мусульмане обладали равными доблестями, достойными восхищения, и среди них не было негодяев.
Эта неуправляемая жизнь порубежья казалась опасной монархам, одержимым жаждой эффективного управления, в любом случае им не по вкусу было, что аристократы ищут себе славы в конфликтах, которые Корона не может контролировать. Кроме того, всегда существовал риск, что незначительная стычка по несчастной случайности перерастет в войну в самое неподходящее время.
Возможно также, что король Фердинанд, который в прежних войнах показал себя успешным стратегом и командующим, боялся, что превосходство христиан, возникшее благодаря их артиллерии, в один прекрасный день рухнет, поскольку мусульмане выдвинут против них еще какое-нибудь новшество{24}.
Макиавелли, флорентиец, поклонник короля Фердинанда, давал более циничное объяснение: через двадцать пять лет в своем трактате «Государь» он писал, говоря о Фердинанде: «Ничто не может внушить к государю такого почтения, как военные предприятия и необычайные поступки»[2]. Так что, возможно, Гранада была последней составляющей национальной идеи, тем, в чем постоянно враждующая между собой знать могла найти согласие. Макиавелли считал, что Фердинанд «увлек ею кастильских баронов так, что они, занявшись войной, забыли о смутах; он же тем временем, незаметно для них, сосредоточил в своих руках всю власть и подчинил их своему влиянию»{25}.
Герцог Медина Сидония, глава семейства Гусман, действительно примирился со своим недругом, маркизом Кадисом, главой дома Понсе де Леон, когда привел свои войска на помощь последнему и тем спас его под стенами Альхамы. Совместное служение общему, национальному делу объединяло этих аристократов так, как они и не мечтали в дни мира. Так, Хуан Лопес де Пачеко, маркиз Вильена, старый враг королевы, успешно действовал против мусульман в Альпухарре, плодородной горной гряде к югу от города. Родриго Тельес Хирон, магистр ордена Калатрава, воевал против Изабеллы во время гражданской войны в 1470-х – но погиб, сражаясь за нее в Лохе в 1482 году. Так родилась национальная аристократия, верная национальной идее.
Глава 2
«Единственная счастливая страна»
Испания – единственная счастливая страна…
Испанский двор, развязавший войну с Гранадой, был странствующим двором. Его ежегодная перекочевка в течение многих поколений напоминала перегон стад мериносовых овец с летнего пастбища на зимнее и обратно. В последнее время короли кочевали в основном в юго-восточном направлении, подчиняясь необходимости войны. Но и до начала войны центр испанской власти, закона и управления был кочевым{26}. Один год, например, монархи останавливались в двадцати различных городах и стольких же деревнях, проводя вместе со свитой неуютные ночи в пути между двумя крупными городами. Они скитались по зернопроизводящим районам юга и запада, а также долине Эбро, но не оставляли без внимания менее плодородные регионы, такие, как Галисия или Страна Басков. Они посещали винодельческие районы, такие, как богатые земли вокруг Севильи, но также и долины в среднем течении Дуэро, и нижнюю Галисию. Они знали о феодальном хозяйстве не меньше, чем о церковных и королевских владениях, – таковы были три основных вида собственности.
В 1488 году двор провел январь в освященной веками Сарагосе, проехал через весь Арагон до порта просвещенной Валенсии, куда он прибыл в конце апреля, и в мае отправился в Мурсию – место, где впечатляющие стены окружали не слишком интересный город. Затем монархи разделились: король отправился в военный лагерь близ моря, в Веру, а королева осталась в Мурсии. Но в августе двор снова воссоединился и вернулся в Кастилию, проведя несколько дней в Оканье близ многолюдного Толедо, который был излюбленным местом пребывания королевы. В сентябре они достигли сурового Вальядолида. Изабелла провела там остаток года, а Фердинанд отправился в богатые церковные города Пласенсия и Тордесильяс на Дуэро{27}.
Эта перекочевка отметила пятнадцатую годовщину правления монархов. Но кочевой быт был характерен и для правления их предков{28}. Все прежние правители тоже проводили тысячи часов верхом – престолом Испании было седло{29}. На каждой остановке с вьючных мулов сгружали ларцы и ящики с бумагами и канцелярскими принадлежностями, сундуки с фламандскими гобеленами и картинами, роскошными платьями и камзолами из Нидерландов, папки и воск для печатей{30}. Каждую пятницу, будь они в Севилье или Сеговии, Мурсии или Мадриде, монархи выделяли время для публичных аудиенций, во время которых вершили суд{31}.
Дворцы, монастыри или замки, где останавливался королевский двор, были похожи друг на друга: обычно открытый круглый двор, наружная стена для защиты, никаких украшений – единственный намек на изыск, как правило, ограничивался надвратным украшением. Снаружи вряд ли можно было понять, сколько внутри строения этажей. Большая часть этих зданий имела круглые башни по углам, что контрастировало с квадратным планом сооружения, сложенного из тесаного камня. Испанские монархи повидали много таких грубых жилищ испанской знати, в которых они проводили столь много времени.
В то время монархи и двор чаще всего посещали Вальядолид, второй по величине после Севильи кастильский город. Это была почти столица, и город процветал: здесь после 1480 года располагалась новая канцелярия или верховный суд Кастилии. Еще не была возведена одна из архитектурных жемчужин того времени – колледж Сан-Грегорио, основанный образованным духовником королевы Альфонсо де Бургосом, позднее епископом Паленсии, как и соседний изящный колледж де Санта-Крус, построенный по заказу кардинала Мендосы. Оба они будут позже возведены выдающимся испанским архитектором Энрике де Эгасом. Эти два новых колледжа казались новому поколению епископов и преподавателей ключом к учености.
21
Tarsicio Azcona, Isabel la Catolica, Vida y Reinado, Madrid 2002, 184.
22
J. Masia Vilanova, ‘Una politica de defensa mediterranea en la Espana del siglo XVI’, в Fernando el Catolico, pensamiento politico, V Congreso de historia de la Corona de Aragon, Saragossa 1956, 99ff. См. также W. H. Prescott, The Art of War in Spain: the Conquest of Granada, 1481–1492, London 1995 (репринтная версия главы о войне в его жизнеописании Изабеллы и Фердинанда), 181.
23
Harvey [1:1], 228, 256.
24
Hernando del Pulgar, Cronica del los Reyes Catolicos, Madrid 1770, 177–179.
2
Перевод Г. Муравьевой. Приводится по: Макиавелли Н. Избранные произведения. М.: Художественная литература, 1982. (Прим. перев.)
25
Macchiavelli, The Prince, tr. and ed. by George Bull, London 1961, 119. Макиавелли писал: «В наше время мы имеем Фернандо Арагонского нынешним королем Испании. Его можно рассматривать в качестве нового князя, потому что, будучи слабым монархом, он возвысился до славы и известности величайшего короля христианского мира. Если вы изучите его достижения, то увидите, что все они были великолепны и некоторые из них не имеют себе равных. В начале своего царствования он напал на Гренаду, и это предприятие заложило основы его мощи». Сэр Джон Эллиот (Imperial Spain, London 1963, 34) точно так же писал: «Энергичное обновление для войны против Гранады сделало больше, чем что-либо еще, дабы сплотить страну вокруг ее новых правителей».
26
В XX веке дон Хуан сказал своему сыну, Хуан Карлосу, что он тоже «должен быть кочевником» (El Pais, 20 November 2000, 29).
27
Antonio Rumeu de Armas, Itinerario de los Reyes Catolicos 1474–1516, Madrid 1974, 157–164, 179–183.
28
См. перечень таких поездок в Rumeu de Armas [2:2], 14–15, and fns 3–18.
29
Эта версия озвучена: Azcona [1:21], 371.
30
Традиционно фламандские гобелены XV века висят в соборе Гранады рядом с могилами тех монархов, которые когда-то возили их с собой. Как говорят, у Изабеллы было 370 таких гобеленов.
31
Suarez [1:20], 120, использует для них слово «театральный».