Страница 10 из 11
Приемный зал был огромен, как баскетбольный дворец, а потолок терялся в густой тени. Рейнольдс развернулся и стал пересчитывать присутствующих чужаков: пятнадцать... двадцать... тридцать... сорок... сорок пять... сорок шесть. Похоже, что всё. Он задумался, все ли тут члены экипажа.
Потом пересчитал своих: двадцать два. Лучше, чем он ожидал: только шестеро отстали, пав жертвами вони.
Он обратился к чужаку, стоявшему ближе прочих к людям.
— Приветствую, — сказал он.
Это не был Верньян, но мог быть Джонатон.
Сзади донеслось:
— Они совсем как жирафы.
— И кажутся разумными, — поддержал другой голос.
— Исключительно. Вы гляньте им в глаза.
— И дружелюбными.
— Приветствую, Рейнольдс, — ответил чужак. — Это те, кого вы?..
— Джонатон? — спросил Рейнольдс.
— Да.
— Это те.
— Это ваши лидеры, которые хотели поговорить с моими товарищами?
— Да.
— Могу ли я взять на себя функции представителя команды, чтобы сэкономить время?
— Конечно, — ответил Рейнольдс. Обернувшись к визитерам, он по очереди посмотрел на них, надеясь уловить хоть малейший проблеск интеллекта, как ни мимолетный. Все тщетно.
— Господа, вы слышали? — проговорил он.
— Его зовут Джонатон? — спросил кто-то.
— Это имя, принятое для удобства общения с людьми. У вас есть более содержательный вопрос?
— Да, — ответил человек. Он продолжал обращаться к Рейнольдсу. — Где ваша родная планета?
Джонатон проигнорировал неучтивость гостя и назвал звезду.
— А где это? — спросил человек, обращаясь напрямую к чужаку.
Рейнольдс объяснил: примерно в тридцати световых годах от Земли. Звезда эта была в целом подобна Солнцу, немного крупнее.
— А сколько это миль — световой год? — поинтересовался человек.
Рейнольдс попытался объяснить. Гость ответил, что понимает, хотя Рейнольдс в этом усомнился.
Пора было переходить к следующим вопросам.
— Почему вы прибыли к нам?
— Наша миссия носит чисто исследовательский характер, — ответил Джонатон.
— Вы обнаружили по пути какие-нибудь другие разумные виды, кроме нашего и вашего?
— О да. Несколько.
Ответ вызвал у собравшихся изумленный шепот. Рейнольдс задумался, кто они такие, почему их выбрали для этой миссии. Не кем они выступают, а кто они. Что у них внутри. Он знал, кем они выступают. Политики, бюрократы НАСА, горстка настоящих ученых. Но кто они такие?
— Вы нашли кого-нибудь из них агрессивными? — спросил человек — почти наверняка политик. — Представляющими угрозу для вас или нас?
— Нет, — ответил Джонатон. — Никого.
Рейнольдс пропускал большую часть вопросов и ответов мимо ушей. Он теперь следил преимущественно за глазами Джонатона. Чужак перестал моргать. На последние два вопроса — о разумных формах жизни — Джонатон ответил правдиво. Рейнольдсу показалось, что он начинает понимать. Он недооценил этих чужаков. Они и вправду встречались с другими расами в своих странствиях, прежде чем обратиться к Вере. О пережитом в этих странствиях Джонатон солгал. Но, в отличие от предыдущих встреч, он лгал более умело, лишь в тех случаях, когда правдивый ответ оказался бы совершенно неприемлемым.
— Как долго намерены вы пробыть на орбите Луны?
— Пока вы и ваши коллеги не покинете наш корабль. Потом мы сразу же отбываем.
Прибывшие всполошились. Рейнольдс яростно замахал на них руками, пытаясь успокоить. Человек, который попросил разъяснения, что такое световой год, выкрикнул Джонатону приглашение посетить Землю.
Это возымело эффект, которого безуспешно старался добиться Рейнольдс. Остальные визитеры умолкли, желая услышать ответ Джонатона.
— Это невозможно, — проговорил Джонатон. — У нас расписан график, мы должны улетать сейчас.
— Нет ли в этом вины нашего посла? — требовательно спросил кто-то. — Он должен был сам спросить у вас гораздо раньше.
— Нет, — ответил Джонатон. — Я не мог бы дать ответа — и никто из моих товарищей. Мы прежде не были уверены в ваших мирных намерениях. Пока мы не познакомились с Рейнольдсом поближе, мы не могли быть в полной мере уверены, что ваша раса не агрессивна.
Чужак быстро моргал. Моргание прекратилось, когда стали задавать технические вопросы. Политики и бюрократы отошли в сторонку посовещаться, и вперед выступили ученые. Рейнольдса приятно удивил уровень их вопросов. По крайней мере, в этом отношении экспедиция не превратилась в фарс.
Когда с вопросами было покончено, люди собрались выслушать последние слова Джонатона.
— Мы вскоре вернемся на свою родную планету, и когда прилетим, сообщим лидерам нашей расы о величии и славе человечества. Пролетая мимо вашей системы, мы решили узнать побольше о вашей звезде и вашем народе, которому дали жизнь ее ласковые лучи. Я чрезвычайно польщен вашим визитом. Уверен, что собратья мои польщены не меньше и могут лишь сожалеть о невозможности в полной мере выразить вам свою признательность.
С этими словами Джонатон перестал моргать и уставился на Рейнольдса.
— Вы уходите с ними?
— Нет, — сказал Рейнольдс. — Я хотел бы еще поговорить с вами наедине, если можно.
— Да, конечно, — сказал Джонатон.
Несколько визитеров возмутились и стали что-то высказывать Келли с О'Харой, но ничего не смогли сделать. Один за другим люди утянулись из переговорного зала в коридор. Последней вышла Келли.
— Не валяй дурака, — предостерегла она.
— Не буду, — сказал Рейнольдс.
Когда люди удалились, Джонатон позвал Рейнольдса в другое помещение. После непродолжительного перехода они оказались в той комнате, где всегда проводили встречи ранее. Джонатон, словно исполняя ритуал, проследовал к дальней стене и замер там в прямой позе. Рейнольдс улыбнулся ему.
— Благодарю, — сказал он.
— Не за что.
— За то, что солгали им. Я опасался, что их тупость возмутит вас. Я полагал, вы навешаете им лапши на уши в ответ, нагромоздите неправдоподобные вымыслы и тем оскорбите. Я недооценил вас. Вы очень хорошо справились.
— Но вы хотели о чем-то поговорить со мной наедине?
— Да, — сказал Рейнольдс. — Возьмите меня с собой.
Джонатон, как обычно, никак не отреагировал, но долгое время хранил молчание.
Потом наконец отозвался:
— Почему вы просите о подобном? Мы никогда не вернемся.
— Мне плевать. Я вам уже говорил. Я нетипичен для своей расы. Нет мне счастья здесь.
— Но разве можете вы считаться типичным среди нас? Разве обретете вы счастье среди нас?
— Не знаю. Но попробую.
— Невозможно, — ответил Джонатон.
— Но... но почему?!
— Потому что у нас нет ни времени, ни возможности возиться с вами. Наша миссия — отчаянная. За время нашего отсутствия родную планету могло обуять безумие. Необходимо спешить. Времени в обрез. Вы ничем не поможете нам. Сожалею, но вы сами знаете, что я прав.
— Я ведь научился разговаривать со звездами.
— Нет, — ответил Джонатон. — Не научились.
— Но я же говорил.
— Верньян говорил. Без него не смогли бы.
— Ответ окончателен? Больше мне не к кому обратиться? А капитан?..
— Я капитан.
Рейнольдс кивнул. Все это время он таскал за собой чемоданчики и коробки, а теперь придется отволочь их обратно. Домой? О нет, только не домой. На Луну.
— Вы не могли бы проверить, оставлен ли для меня челнок? — спросил он.
— Да, минуточку.
Джонатон грациозно удалился в коридор. Рейнольдс развернулся и стал оглядывать стены. Под его взглядом радужные узоры, казалось, снова затанцевали, начали кружиться и танцевать по собственной воле. Он почувствовал грусть, но не тоску. Скорей пустоту и одиночество. Пустота так долго была частью его, что он почти перестал осознавать ее присутствие. Но теперь осознал опять. Он понимал, не всегда отдавая себе в том отчет, что последние десять лет жизни провел в тщетных попытках заполнить эту пустоту. И даже больше, если так прикинуть: вероятно, всю жизнь он положил на поиски момента подлинной целостности. Лишь дважды приближался он к этому ощущению вплотную. В первый раз это с ним случилось на Марсе. Там он остался жив и наблюдал, а другие погибли. Там он не был одинок и не чувствовал опустошенности. Во второй раз — в этой самой комнате, с Верньяном. Лишь дважды за всю жизнь соприкасался он с истинным знанием, самую чуточку. Дважды за пятьдесят восемь нескончаемо долгих лет. Произойдет ли это снова? Когда? Как?