Неделя приключений

Да, без сомнения, это он тогда подходил к костру. Почему он оказался на свободе? Ведь срок заключения ещё не вышел, а освободить досрочно такого вряд ли могли. И, наконец, почему при нём часы Сергея Емельянова? Подарить их Прохору Сергей не мог. Не доверять словам племянника тоже нет оснований: мальчишки наблюдательны, они замечают гораздо больше подробностей, чем взрослые, они смотрят на мир, словно через увеличительное стекло.

Все эти вопросы требовали немедленного ответа. Василий Алексеевич решил начать с последнего вопроса. Ответить на него мог Емельянов. Не откладывая дела в долгий ящик, лейтенант отправился в путь. За мостом сел в попутную машину и четверть часа спустя сошёл на перекрёстке дорог. Отсюда просёлком до Ликина оставалось не больше десятка километров. Восемь лет назад этим проселком агитбригада возвращалась в город. Дорога петляла среди лесов. Между глубокими колеями, в которых никогда не высыхала вода, буйно разрасталась тимофеевка. С той поры просёлок заметно изменился. Колеи стали шире. Они были испещрены глубокими ямками, какие остаются после колёсного трактора. Кое-где на влажной почве виднелись узоры автомобильных шин. Трава между колеями поредела, зелёные стебельки были испачканы машинным маслом. «Магистраль», — улыбнулся Василий Алексеевич. Он снял китель и широким военным шагом двинулся вперёд, с удовольствием вдыхая хмельной запах прелого листа. Он уже почувствовал усталость, когда лес кончился. Вильнув за светлую берёзовую рощицу, дорога круто свернула влево, и взгляду открылись спокойный, игристый блеск реки, простор пойменных лугов, чуть колеблемых знойным маревом, и синева далёких-далёких заречных лесов. Лицо опахнуло свежестью.

Василий Алексеевич остановился на краю высокого берегового откоса, снял фуражку. Показалось, что кто-то за ним наблюдает. Обернулся. В трёх шагах стоял мальчишка лет тринадцати-четырнадцати. Розовая вылинявшая рубашка опоясана вокруг бёдер в виде передника. На скуластом белобровом лице ореховые, с хитроватым прищуром глаза. В них светится откровенное любопытство.

— Здравствуйте, — сказал мальчишка, воспользовавшись тем, что его заметили.

— Здравствуй. Ты кто же будешь?

— Федька Завьялов, здешний житель. А вы моряк?

— Точно. Далеко ли до Ликина?

— До Ликина-то?.. — Федька неторопливо развязал сзади рукава рубахи, надел её и, только заправив в штаны, сказал: — До Ликина близко. Да во-он за вётлами амбары… Видите? Тут вам и Ликино. А вы к кому?

— К Емельяновым. Есть у вас такие?

— Есть. Только самого-то Сергея нет. Пропал он.

— Как… пропал? — не понял Василий Алексеевич. — Уехал, что ли?

— Не знаю. Кто говорит уехал, кто — утонул…

— Подожди, подожди!.. Что-то я у тебя ничего не разберу… Ну-ка, садись, рассказывай.

Василий Алексеевич опустился на траву. Федька, несколько смущённый оказанным ему вниманием, уселся рядом.

— Да что рассказывать-то? Два дня как пропал. Милиция приезжала, искали. Думали, может, и верно утонул… Да только как мог он в пруду утонуть, ежели там и воды-то по колено…

— И что же? — нетерпеливо спросил лейтенант.

— Не нашли. Весь пруд на Старой мельнице обыскали.

— Почему же именно пруд?

— Да всё из-за меня.

— Из-за тебя? Вот что, дружище… Я не знаю, что здесь произошло. Я бывший командир и друг Сергея. Однажды он спас мне жизнь. Он мне очень дорог, понимаешь?

— Понимаю, — сказал Федька, поднимая на моряка умные светло-коричневые глаза.

— Расскажи подробно, что с ним случилось. Всё, что знаешь.

— Я его видел за день перед тем, — начал Федька. Говорил он медленно, обстоятельно, с большими паузами, словно сказку рассказывал. — Послала меня, значит, мать веников наломать. Ну, я и пошёл на Старую мельницу. Там заросли жуть какие. Опять же молодой березнячок. Наломал голиков, выхожу к пруду. Вижу, по плотине Сергей ходит. В бушлате. Сапоги на нем кожаные.

Ходит взад-вперёд и всё чего-то воду разглядывает. А в руке бутылку держит. Опустил он её в воду, потом вынул и стал чего-то в ней искать. Увидел меня.

«Здорово, — говорит, — сосед».

Ну, я поздоровался и спрашиваю: «Зачем, мол, вам, дядя Сергей, здешняя вода? Тухлая ведь». А он смеётся: «Эта, — говорит, — тухлая вода, парень, вкуснее другой ключевой». Я, конечно, постоял-постоял да и домой пошёл. С того дня Сергея больше не видели. Как в воду канул. Я рассказал, что встретил его на пруду, вот и обыскали весь пруд. Только зря.

— Ясно, — сказал Василий Алексеевич. — Ну, а по-твоему, что он мог искать в этом пруду?

— Не знаю. Говорят по деревне разную ерунду…

— Будто Сергей клад искал. Мой дед вон тоже сказывал, будто на дне пруда, как раз под плотиной, золото лежит. Много, чуть ли не целый пуд. Только, по-моему, это всё бабьи сказки.

— Похоже на то, — согласился Василий Алексеевич. — Но ведь ты, наверное, по-соседски иногда разговаривал с Сергеем… Может, он упоминал о своих делах?

— Нет. Да и какие промеж нас разговоры? Я же парнишка, а он взрослый, да ещё и краснофлотец. Ему вряд с девками было вожжаться!

— Вот что, дружище Федя, — сказал, поднимаясь, Василий Алексеевич. — Можешь ты мне оказать одну важную услугу?

Федька подумал и сказал неторопливо:

— Могу. Сбегать, что ли, куда?

— Нет, бегать не надо. Просто постарайся, чтобы о нашем разговоре никто не знал. Даже твои родители.

— Это можно, — согласился Федька.

— Тогда до свидания.

— Куда же вы? — удивился паренёк. — Я вас могу проводить до Емельяновых.

— Не надо. Мы ещё увидимся с тобой. Возможно, даже сегодня. Как мне пройти кратчайшей дорогой к Мошкову?

— Вы в райцентр? Тогда сперва идите, как шли сюда, потом у развилки свернёте налево. Там случится машина, довезёт.

— Ну, спасибо тебе!

Федька неловко тряхнул протянутую руку и, пока лейтенант не скрылся за поворотом, смотрел ему вслед.

Густо насыщенный парами предвечерний зной неподвижно висел над рекой, над лесом. Где-то далеко на западе погромыхивал гром.

Василий Алексеевич спешил. Он чувствовал: с Емельяновым стряслась беда, исчезновение его каким-то образом связано с Прохором. Бандит гуляет на свободе, и при нём часы — единственный след пропавшего друга. Не потерять этот след — вот главная задача. Во что бы то ни стало нужно найти Прохора — тогда, возможно, кое-что прояснится.

Василий Алексеевич торопился до конца рабочего дня поспеть в районное управление НКВД.

Глава 9

ДЖИН И АМУЛЕТ

Ребята лежали в тени на траве недалеко от дома. Они мечтали. Солнце пригревало пятки, а им мерещилось, что ноги касаются тёплого настила палубы.

— Все знаменитые капитаны, — вдохновенно говорил Спартак, разрывая на полоски лист подорожника, — начинали плавать с детства. А иначе нельзя. Не хватит жизни, чтобы исследовать все моря и совершить все открытия. Хорошо бы поступить в юнги. «Юнга — расторопный малый — стрелой взлетел по вантам к самой бом-брам-стеньге и сверху послышался его звонкий голос: «Земля!» Здорово?

— Здорово! — согласился Сёмка и даже вздохнул от неудовлетворенного желания «взлететь по вантам».

— Юнгу вообще все любят на корабле, — продолжал Спартак, — и он быстро становится капитаном. Предположим, что ты юнга, любимец команды, тебе двенадцать лет. В шестнадцать ты получаешь паспорт и уже считаешься настоящим морским волком. Штормы, ветры, туманы тебе нипочём. «Ты отличный моряк», — говорит старый седой капитан и назначает тебя своим помощником. Потом он уходит на пенсию или тонет во время свирепой бури, а ты становишься капитаном. Тебе ещё нет и двадцати лет. Ты отправляешься в опасную экспедицию, корабль на краю гибели, но капитан проявляет отвагу, и экспедиция спасена. Ты получаешь орден Красного Знамени.

— Лучше орден Ленина, — возразил Витька, целиком захваченный нарисованной перспективой.