Кандагарский излом

«Не везет», — констатировала моя подруга Виктория, и я согласилась. Мы устремили свои взоры в сторону дискотек в летном и танковом училище. Уж там-то мне грезились настоящие мужчины, защитники, воины, способные на поступок. Герои.

Попасть к героям было трудно. О них мечтала большая половина незамужней части населения нашего города и весь пединститут, в котором из представителей мужского пола была пара преподавателей возраста моего отца и старше да невзрачные, уже прибранные к цепким девичьим рукам юноши, по одному, максимум два на каждый факультет. Естественно, наши взгляды были устремлены на военные училища, но (это вечное «но»!): у нас были конкурентки из мед-, педучилища, также не избалованные мальчиками, старшеклассницы и юные растущие, как на дрожжах, восьмиклассницы. Они буквально через забор лезли на территорию училища, не стыдясь показывать свои прелести будущим партнерам по танцам. Достать же билеты и чинно пройти через КПП было настолько престижно, насколько невозможно, если у тебя не было поклонника из числа курсантов. Замкнутый круг. Одни рвали его нахрапом — штурмом КПП и натиском сотней тел на дежурных у входа. Другие, томно поглядывая подведенными глазами, следовали мимо глупого стада под руку с командирским составом. «И пусть он лыс, толст, стар, но он — мой билет, а твой — острые зубья забора, об которые ты порвешь свои капроновые колготочки», — говорили их взгляды.

Мне было уже девятнадцать — лезть через забор не позволяла гордость, как она же не позволяла быть одной из оголтелой толпы любительниц военной формы. Мы пошли другим путем — другим КПП. Пока толпа недалеких малолеток теснила дежурных, мы с подругой, сверкая идеальными ножками, обтянутыми черными колготками, в мини (уж короче некуда!) юбочках, оживленно беседуя и мило улыбаясь светскими, немного снисходительными улыбками, одаривали столь же снисходительно-надменными взглядами курсантов, дежурящих уже без комсостава, и шли дальше. В пяти случаях из десяти нам удавалось это легко, в трех из оставшихся пяти приходилось зависнуть у пропускного пункта минут на десять-двадцать. В зависимости от возраста дежурного, чтоб пофлиртовать с ним, очаровать, наобещать, дать не известный никому в городе номер телефона и идти дальше. В двух случаях из десяти мы вынуждены были развернуться и покинуть территорию училища.

Процент промаха был невелик, а дискотеки стоили риска. «Веселые ребята», «Модерн токинг», Си-Си-Кейч, светомузыка, стройные парни в курсантской форме, девочки с цыплячьими ножками в кофточках «летучая мышь», мини-юбках и подводкой глаз до висков — восьмидесятые гремели, столь же бесшабашные, как наша юность.

Со своим избранником я встретилась не на дискотеке. Нас не свела музыка группы «Мираж». Он не просил у меня телефон в паузе между песнями, а я не осыпала его китель блестками польского лака для волос, тесно прижимаясь к его груди во время медленного танца.

Я вообще не нашла ничего стоящего внимания, но зато приобрела опыт и знания. Я поняла, что мальчики в военной форме ничем не отличаются от мальчиков в костюмах и отглаженных рубашках. Что те, что другие еще готовятся стать мужчинами, и поэтому хамоваты, неуверенны и ветрены — даже не в силу характера, а в силу неготовности взять на себя ответственность за другого человека.

Впрочем, раз в год все радикально менялось, и вчерашние мямли, рохли и ловеласы превращались в «мусорщиков». Любые сомнения перекрывало жгучее желание получить хорошее распределение и попасть на Запад или, в крайнем случае, Монголию. Но для этого им нужен был один, казалось бы, незначительный, даже не человек — предмет — жена. То, о чем они не помышляли четыре курса, начинало тревожить на пятом. Вволю погуляв и покуражившись перед девочками, они начинали спешно подыскивать себе партию. Виват, если хватало ума озаботиться раньше, если успевали, но процентов двадцать упускало момент, затянув с женитьбой до последнего. Именно этот процент, как беркуты, накидывался на все более-менее внешне приемлемое население женского пола. Маячивший перед ними военный городок Зады-Бердинска или сопки Читинского гарнизона, где на много километров вокруг только суслика и сыщешь, пугали их больше, чем узы Гименея с незнакомой девицей.

Многие из моих сокурсниц, чьей идеей-фикс было выйти замуж за военного, всеми правдами и неправдами пробирались именно на выпускные вечера и получали долгожданные предложения руки и сердца — когда после первого же медленного танца, а когда и прямо в раздевалке у туалета, не успев сменить сапожки на модельные туфельки.

О, как осчастливленные девушки гордились своим достижением! С каким пафосом сообщали о смене своего статуса! И обязательно акцентировали внимание на том, что выходят замуж за военного. И пусть неказистого, лопоухого, низкорослого, а зачастую и туповатого — неважно. Они добились, чего хотели — восхищенных завистливых взглядов своих сверстниц, сокурсниц. Брак с военным был очень престижным.

Мой курс подивил меня. Начиная с января каждую субботу однокурсницы выходили замуж и приезжали в институт по новозаведенной традиции, чтобы поцеловать препода или декана в зобу сведенных от благодарности к нему чувств, на деле же — показать всем своего мужа — в военной форме при параде, а также свое шикарное свадебное платье и разряженную свиту.

Моя подруга Викуся вздыхала и сохла от зависти, я скатывалась в сарказм, прекрасно понимая, что ждет гордых невест в замужестве. Идеализм подвел не одну и не десять, а романтика военного кителя и погон прекрасна, пока милый учится, а ты живешь в родном городе с родителями, крутишься в знакомом и близком тебе обществе.

Я видела не лучащиеся счастьем физиономии гордых принцесс в воздушных платьях, а неухоженных одиноких жен в неустроенных общежитиях военных городков. Их участь была незавидна, планида нелегка, и выдержать тяготы жизни офицерской жены, по моему глубокому убеждению, могла лишь та, которая действительно любила, а таких были единицы. Что ждало тех, что выскочили за погоны и статус, было ясно, не имея под рукой карт Таро — дрязги, озлобленность, неврастения, любовники, развод и билет до родного города…

Мне отчего-то было их не жаль, я жалела мальчиков, которые, не став мужчинами, становились мужьями. Они еще не знали, что за служба их ждет, а уже обременяли себя, получая в лице жену не поддержку, а обузу и петлю на шею.

К апрелю свадьбы сошли на нет, а меня, как никогда остро, обуяло желание завербоваться на службу и желательно в «горячую точку» — в Афган. Уж там-то, была я уверена, сопляков нет, и я встречу настоящего мужчину, воина — свою любовь. Ну, а если нет — реализую свое желание быть нужной Родине и поддержу, помогу, встану рядом с бойцами, плечом к плечу.

Господи, как я была глупа…

В одно прекрасное, солнечное апрельское утро мы с Викой, которая с энтузиазмом ухватилась за идею уехать в прайд горячих и мужественных защитников интернациональной идеи, цокая каблучками по асфальту, подходили к зданию военкомата. На этот раз остановить меня было невозможно — мне было без пяти двадцать один, и рядом была верная Викуся, которая воспылала идеей выполнения гражданского долга настолько, что быстро нашла входы и выходы в столь строгое заведение, как военный комиссариат. На этот раз нам не улыбались, как наивным дурочкам, — нас исследовали. Долго беседовали, оглядывали, заставили побегать, собирая кучу документов, и пройти не одну медкомиссию. Мы стоически преодолели все преграды и были наконец зачислены вольнонаемными служащими в 40-ю армию, получили на руки предписание.

Как мы были счастливы, глупые девчонки… Мы буквально прыгали, оглушая визгами коридор военкомата, мы чуть не плакали от радости, сжимая в руках документы.

Мы не шли — летели домой.

Я почти не замечала слез мамы, ворчания и попыток давления отца. Я еще не знала, что вижу их последний раз, как и родной город, который расцветал первыми одуванчиками, первой зеленью на деревьях. Я собиралась, я наконец добилась своей цели и послезавтра уже осуществлю свою мечту, свое призвание, то, к чему готовила себя с детства.