Страница 17 из 81
— Есть, — отчеканила девушка, как солдат, готовый выполнить приказ.
Когда Зося вышла, Иоланта подала руку ротмистру.
— Ягода, — сказала она, — курьер из Лондона.
— Теперь нам нужно убедиться, — проговорил молчавший до этого Эдвард, который, казалось, любовался только ее стройными ножками, — имеем ли мы дело с нашим доверенным представителем из Лондона.
— Разумеется. — Девушка открыла небольшой изящный портсигар, вынула сигареты, нажала шпилькой кнопку. Из плоского тайника вытащила половину долларового банкнота. — Этого достаточно? — спросила она.
Ротмистр вопросительно смотрел на Эдварда, который, подойдя к окну, скрупулезно соединял две половинки банкнота.
— Все в порядке, — проговорил наконец Эдвард. — Только беспокоит меня этот немецкий офицер. Может быть, за вами, пани Иоланта, следили?
— Меня он также беспокоит, — ответила она. — Но я не заметила, чтобы за мной следили. Видимо, вы догадываетесь, что я приехала не только к вам. Вы — последняя инстанция, может даже самая важная, а до этого у меня были дела в Кракове, Варшаве и Радоме. Если бы было что-то подозрительное… Меня там охраняли.
— Разумеется, — сказал ротмистр. — А у вас есть что-либо для нас или…
— Сейчас, — ответила Иоланта. — Прошу вас, панове, на минуточку отвернуться.
Когда они отвернулись к окну, Иоланта быстрым движением расстегнула юбку, сняла с себя широкий, чем-то наполненный пояс. Мгновенно вынула из него несколько холщовых мешочков. — Все в порядке, прошу вас, панове, — проговорила она.
— Мне сразу показалось, что пани не по возрасту полновата в талии, — сказал Эдвард. — А теперь вы снова приобрели изящную фигуру.
Девушка ответила на комплимент очаровательной улыбкой.
— Прошу все это пересчитать и написать расписку, — обратилась она к ротмистру, который вынимал из холщовых мешочков долларовые банкноты и золотые двадцатидолларовые монеты.
— Все в порядке. Хорошо, что пани начала с денег. Имеем приказ разговаривать о делах только с тем, кто представит вот это, — показал он на мешочки. — Как всегда, присылают слишком мало, — добавил он, подписывая размашистым росчерком расписку. — Вы там, в Лондоне, — медленно проговорил он, — думаете, что мы выбрасываем деньги на ветер. То, что вы даете нам, — это капля в море. Мы должны закупать оружие, а иногда — платить тому, кто помогает вытащить из лап гестапо ценного для нас человека. Если бы вы знали, сколько это стоит!
— Напишите все это в рапорте, — холодно бросила Иоланта. — А теперь к делу. — Она замолчала, посмотрев на дверь.
На пороге стояла Марта. Горничная наверняка заметила долларовые банкноты и золотые монеты.
— Простите, что помешала. Я могу убрать со стола и позже, — проговорила она и скрылась за дверью так же тихо, как и вошла.
— Не волнуйтесь, пани Иоланта, прислуга у Пшетоцкого неболтлива.
— Это ваше дело, я уеду, а вы останетесь. Но до отъезда вы должны помочь мне в одном важном деле. Знаком ли вам зять Пшетоцкого, инженер Латошек?
— Отец Зоси? — спросил Маевский. — Как-то раз я его видел. Вам известно, что старик Пшетоцкий был против этого брака?..
— Это меня не интересует, — прервала его Иоланта. — В Лондоне знают, что Латошек перед вторжением немцев в Польшу оставил Пшетоцкому важную техническую документацию на свое изобретение. Речь идет о каком-то сплаве, и он необходим союзникам, поскольку может помочь в достижении победы над Германией.
— Мне ничего не известно.
— А я слышал что-то об этой документации от старика Пшетоцкого, — сказал Эдвард.
— Мы знаем, что немецкая разведка разыскивает эти бумаги. Они не должны попасть в руки немцев. У меня приказ — доставить документацию инженера Латошека в Лондон.
— Говорила ли пани со стариком Пшетоцким об этом деле? — спросил Маевский.
— Я — с Пшетоцким? — удивленно приподняла брови Иоланта. — Разве вы не знаете, что мне запрещено раскрывать себя? Я не имею права говорить с ним об этом деле.
— А инженер Латошек, — спросил Эдвард, — в Лондоне?
— Не могу сказать ничего определенного, пан Эдвард, — ответила Иоланта.
— А откуда такая уверенность, — поинтересовался он, — что эти его бумаги действительно находятся у старика Пшетоцкого?
— Не будьте ребенком, пан поручик. Я знаю столько же, сколько и вы. У меня приказ — доставить документы Латошека в Лондон. И если я окажусь в опасности, то при любых обстоятельствах должна уничтожить их и не допустить, чтобы они попали в руки немцев.
— Пшетоцкий должен передать их подпольным властям Польши, — тихо проговорил Маевский.
— Пшетоцкий упрям и не любит, когда на него давят. Необходимо провести это дело с большой осторожностью, чтобы не обидеть старика и не спугнуть немецкую разведку! — Иоланта нервно забарабанила пальцами по столу. — Он может и не признаться, что документы зятя находятся у него.
— Пригласим Зосю, ведь это касается непосредственно ее.
Ротмистр встал и направился к двери, и в эту минуту она неожиданно открылась. На пороге стоял крепкий, рослый мужчина.
— Мое почтение, пан ротмистр. Целую ручки прекрасной пани. Прошу прощения, что без предупреждения.
— Как вы здесь оказались? — строго спросил Маевский.
— Пан ротмистр, как всегда говорит начальственным тоном, желая напомнить о том времени, когда я был у него рядовым. А теперь я имею небольшой личный интерес к пану ротмистру. Милая пани, позвольте представиться. Писарский Винцент, уроженец Карчмисок. — Он с галантностью поцеловал руку Иоланты.
— Известный контрабандист и спекулянт, — ехидно добавил Эдвард. — Король контрабандистов!
— Без таких деятелей, как я, пан поручик, — повернулся к нему Писарский, — люди в городе с голоду бы умерли. После войны поставят памятник неизвестному контрабандисту, попомните мое слово. Я мог бы предложить и вам кое-что, панове. Что бы вы сказали о транспорте с консервами! Свеженькие, гарантированные, переправлялись на Восточный фронт, но на одной из железнодорожных веток вагончик отцепился от состава. Случайность, совершенная случайность, — с удовольствием потер руки Писарский.
— Подумаем, пан Писарский, а почему бы и нет?
— Сегодня я буду ночевать здесь, — сказал гость. — У пана ротмистра есть время до утра, чтобы подумать. Только предупреждаю, что на этот товар уже имеются купцы… Вы расположились наверху? — спросил он и, не дожидаясь ответа, вышел из гостиной.
— Консервы из немецкого транспорта? — спросила Иоланта. — Они что, не охраняют его?
— Писарский ловко умеет подкупить жандармов и железнодорожную охрану. В Карчмисках все от него зависят.
Ротмистр вышел в коридор и через несколько минут возвратился с Зосей.
— Извините, пан ротмистр, — говорила она, — но я думала, что сказанное касается только немецкого офицера.
— Пустяки, Писарский ничего не слышал и ни о чем не догадывается, а если бы даже… то это его не интересует. Тебе известно что-нибудь о бумагах, которые оставил твой отец на хранение дедушке?
Зося ничего не знала. Она помнила только, что приехала в ту ночь в усадьбу с родителями. Вскоре пошла вместе с матерью спать, а отец закрылся с дедушкой в его кабинете. Это было еще в замке…
Маевский внимательно выслушал ее, потом коротко объяснил ситуацию. Когда он закончил, Зося спросила:
— Иоланта, скажи мне только одно: жив ли мой отец?
— Кто-то сообщил командованию, и, как мне кажется… Этого тебе достаточно?
— Нет. Жив ли он, жив ли?.. — голос Зоси дрогнул. — Если бы они были в Лондоне, то передали бы мне хоть весточку…
— Тебе, Зося, уже семнадцать лет, и ты приняла присягу солдата на верность родине в борьбе с фашизмом, а ведешь себя как ребенок. Мне ничего не известно о твоем отце. Я только получила приказ доставить его бумаги, вот и все.
— Ты даже не спросила у меня… — Зося посмотрела на Иоланту с упреком.
— Не имею привычки задавать вопросы без надобности.
— Как это без надобности?
— Пойми, Зося, — нетерпеливо ответила Иоланта, — тебя я совсем не знала, твоего дедушку почти не помнила. После сентября я первый раз приехала на родину. Была в Кракове, но даже не встретилась со своим отцом. Единственное, что я смогла сделать, — позвонить из автомата, услышать его голос и убедиться, что он жив. Я боялась даже говорить. Его телефонные разговоры могли подслушать. Теперь понимаешь?