Страница 44 из 61
«Другого выхода нет, — рассуждал Клос. — Нужно рисковать — поехать в лес и встретиться с Бартеком. Тогда таким путём можно будет передать информацию об отъезде Мейера, которую так ждут в Центре».
Он надеялся, что с помощью Бартека ему удастся восстановить прерванные связи разведывательной сети. Клос понимал, что слишком велик риск. Его тревожила мысль о намерениях гестапо начать операцию против партизан. Клос, правда, не очень-то верил хвастливым словам Гейбеля, но он не мог не принимать во внимание всё то, что слышал на совещании в гестапо.
Люди, охраняющие радиостанцию, были старательно подобраны и тщательно проверены, а Бартек достаточно осторожен. Он не станет держать в своём отряде того, кто возбудит хотя бы малейшее подозрение. Однако откуда эта уверенность у Гейбеля? Он знал гораздо больше, чем сказал на совещании…
«А может, — похолодел Клос, — всё это совещание было организовано Гейбелем, чтобы проверить меня?» Может, этому гестаповцу уже известна настоящая роль, которую играет Клос, и сейчас он пытается старательно продуманными действиями нанести решающий удар по разведывательной сети и посмотреть, как он, Клос, будет на это реагировать?
Нет, это исключено. И не потому, что у Гейбеля не хватает полицейского опыта для разработки и осуществления подобной операции, а потому, что если бы вся сеть была провалена, то первым арестовали бы его, Клоса.
Это было бы для Гейбеля слишком большой победой. Клос не мог бы тогда простить себе этой непоправимой ошибки…
— Возьмите, — предложила старушка Клосу яблоко. — Угощайтесь! Тоже едете до Трокишек?
Клос в ответ буркнул что-то невразумительное. Старушка расценила это как нежелание разговаривать и больше не трогала его.
В переполненном вагоне было тихо, никому из пассажиров не хотелось разговаривать. Лампа, подвешенная к потолку, придавала лицам людей необычный оттенок.
Клос вынул сигарету, закурил и заметил, что в пачке осталось только две штуки. Видимо, Курт позаимствовал. Его ординарец много курил и периодически таскал сигареты из пачки офицера. Наверное, Курту не хватало тех сигарет, которые ему выдавали. Клос закрывал глаза на поступки Курта. Он был уверен, что на Курта можно положиться. Когда Клос, уже переодетый в гражданскую одежду, выходил из дома, он встретил на лестнице Курта.
— Вы, господин обер-лейтенант, выглядите как настоящий партизан, — заулыбался ординарец. — Вам этот наряд идёт даже больше, чем мундир…
Был ли в этих словах скрытый намёк на то, что Курту что-то известно? Но эту мысль Клос тут же отмёл. Солдат сказал то, что взбрело ему в голову в тот момент. Курт почти не скрывал своего пренебрежения к армейскому мундиру.
Клос вспомнил, как вчерашним утром он ехал на заводской машине-амфибии на полигон, где испытывали мощную броню нового танка Мейера. На краю полигона, около зарослей, Клос приказал Курту остановить машину. Ему потребовалось не более двух минут, чтобы вынуть из тайника миниатюрный фотоаппарат и три раза щёлкнуть затвором.
Когда Клос вышел на дорогу, застёгивая мундир, Курт улыбнулся: «Господин обер-лейтенант скрылся за кустами, чтобы спрятаться от меня, а там, — показал он на приближавшуюся к танку группу людей, — вы могли бы запечатлеть нечто более интересное — целый штаб во главе с генералом. Я и сам с удовольствием сделал бы это…» «Что?!» — удивился Клос. «Я хотел бы поглазеть на генерала», — ответил откровенно Курт. Клос должен был призвать его к порядку. Но Курт не обратил особого внимания на выговор, сделанный ему Клосом. Он знал, что если бы обер-лейтенант хотел причинить ему неприятность, то мог бы сделать это уже давно.
Год назад Клосу было поручено разобрать два персональных дела солдат вермахта, у которых были найдены юмористические журналы, издаваемые польским подпольем на немецком языке. Солдаты, которым предъявили найденные у них журналы, в один голос утверждали, что они впервые видят «это свинство». Однако в деле Курта, паренька из Бытома, Клос обнаружил несколько любопытных записей: был арестован за анекдоты, несовместимые с честью немецкого солдата; получил предупреждение с рекомендацией о направлении на Восточный фронт за разговоры на польском языке.
Видимо, Курт не питал особой любви к Германии Адольфа Гитлера. И когда Клосу удалось как-то замять это дело, он взял солдата к себе в ординарцы. Перед этим он показал Курту компрометирующие его материалы. Самым маленьким наказанием, которое ожидало Курта, был бы штрафной батальон на Восточном фронте.
Курт понял, что обер-лейтенант спас его. Теперь он преданно служил своему офицеру. Был очень внимательным ординарцем, старался не задавать лишних вопросов. Между ними сложились почти товарищеские взаимоотношения, и Курт высоко ценил это. Он не дал бы втянуть себя в какую-либо авантюру против своего обер-лейтенанта. Клос неоднократно убеждался в этом.
Паровоз пыхтел на подъёмах, дёргался, выбрасывая красноватые искры. Состав двигался медленно, колёса постукивали на стыках рельсов.
Клос, прижавшись лицом к окну, всматривался в быстро густеющую темноту. Мелькали стволы деревьев и заросли кустов… Нет, Курт ни при чём. Клос отбросил все подозрения относительно Курта. Однако же Филипп арестован. Как это могло произойти? Случаен ли провал? Или это дело рук агента гестапо?… Тут было над чем подумать…
Он любил Филиппа, ценил его спокойный, выдержанный характер, умение владеть собой, интуицию и способность быстро ориентироваться в обстановке и принимать решения.
Когда-то, в доме его тётки, они сидели вместе до полуночи. Филипп тогда посмотрел на часы и сказал: «Вот и ещё один день прошёл, как подарок судьбы».
Клос отдавал себе отчёт, что Филипп живёт в постоянной тревоге, как бы ожидая чего-то худшего. Это требовало от него колоссального нервного напряжения. Не каждый мог бы так жить. Сам Клос не выполнил бы, наверное, ни одного задания Центра, если бы не верил в свою счастливую звезду и не решил бы, что после войны обязательно защитит диссертацию в политехническом институте в Гданьске. Он был абсолютно уверен, что ему удастся добиться этой цели.
После совещания у Гейбеля Клос поспешил к Филиппу, чтобы предупредить его об опасности, которая нависла над подпольной организацией. Когда они встретились в зубоврачебном кабинете, Клос пообещал ещё напомнить о себе, если удастся узнать о сроках окончания испытаний нового танка Мейера. «Информацию передам по назначению», — ответил тогда Филипп. Потом он попросил Клоса, чтобы тот вскрикнул, и, заметив его недоумевающий взгляд, объяснил: «Пациенты в приёмной удивятся, если ты не вскрикнешь от боли, сидя в кресле зубного врача».
Дверь вагона открылась, и внутрь ввалился тот самый паренёк, который в последнюю минуту успел вскочить на подножку вагона отходившего поезда.
— Янек! — воскликнула старушка в клетчатом платке. — Успел! А я уж думала, и что я буду делать со своими узлами без тебя?!
— В Трокишках — жандармы, — объявил Янек, тяжело дыша.
— Облава! — истерически крикнул кто-то. — Тормоз! Нужно остановить поезд!
— Тихо, — успокоил их Янек, — сейчас начнётся лес, там и остановим.
В вагоне началась суматоха. Люди принялись стаскивать с полок узлы и чемоданы, роняя их на других пассажиров, создавая ещё большую сумятицу и толчею…
Клос выскочил из вагона вместе со всеми. Он перешёл железнодорожное полотно и скоро обогнал своих спутников, которые с вещами тянулись через лес в сторону посёлка, подальше от железнодорожной станции, где орудовали жандармы.
Он быстро осмотрелся — за ним никто не шёл. Через небольшую просеку Клос углубился в заросли, вынул карту и компас. Посветил себе карманным фонариком, выбрал направление и двинулся по бездорожью.
8
Яркий, слепящий свет ударил ему в лицо. Филипп сощурил глаза.
— Выходи! — приказал гестаповец.
Филипп, опираясь руками о стены тесной и тёмной камеры, попытался встать. Ноги не повиновалась, были как ватные, локти скользили по выкрашенным масляной краской стенам. Грубый толчок гестаповца, схватившего Филиппа за воротник пиджака, заставил его поднялся. Филипп сделал один шаг, другой… Дотронулся до опухшего лица, которое было в ссадинах и кровоподтёках. Зашатался от слабости.