Лёд и порох

— Ах, теперь я еще и не порядочная, по Вашему? — да что он вообще себе позволяет?!

Дальнейший наш разговор протекал бурно, с обоюдными упреками, местами на повышенных тонах и предсказуемо закончился едва пойманной ладонью, уже готовой исправить симметрию окраса его скул.

— Прекратите истерику! — рявкнул он.

— Не смейте так со мной разговаривать! — прошипела я в ответ, немного побарахталась, добившись лишь того, что обе мои руки оказались в его железной хватке.

Мы оба тяжело дышали, смотря в глаза друг другу несколько очень длинных секунд. Его, стальные и холодные, с расширенными зрачками, обычно остужали любую мою вспышку. А если не помогает гипноз, то есть другие варианты.

На этот раз он даже не раздевал меня. Юбок все-таки слишком много, но их пышность позволяет без затруднений задирать повыше. Особенно если очень, очень хочется. Придерживая мои запястья над головой, другой рукой расстегнул свою одежду и обрушился с неизвестной доселе яростью. Без прелюдий, ласк, нежностей. Даже без поцелуев. Холодный и какой-то дикий взгляд порой заставлял сомневаться в его психическом здоровье, а он вколачивал меня в обивку дивана все сильнее и сильнее. Больно это, если самой не хочется.

Мне наша прошлая близость как-то иначе запомнилась. Не было в нем этого, и я упивалась нежностью и ласками, а сейчас что? В какой-то момент скрестила ноги на его спине, прямо поверх сюртука и чудом высвобожденной рукой провела по шее. На эту нечаянную ласку он отреагировал совсем непредсказуемо, перевернув меня на живот, срывая с себя верхнюю одежду, и задирая многострадальные юбки выше головы, продолжил это звериное дело в пугающем молчании. От пальцев на спине точно останутся синяки, да что там синяки — оставалась бы вообще эта спина живой. Кто ты, человек, и что сделал с моим Фохтом?

Очень некстати вспомнились слова врачей о возможных осложнениях после операции. Еще огорчила мысль о том, что придут мои барышни домой, тут мой отодранный и придушенный труп, этот тоже небось не выдержит позора, застрелится, а они у меня совсем непристроенные, и деньги Фролу и Наташеньке завещаны все еще…

Потом стало просто больно и страшно, потому что я не знала уже своего партнера, и потянулись неприятные минуты, покуда все не закончилось, и он не рухнул рядом.

Кожу саднило так, что кажется сомкнуть ноги невозможно. Чулки порваны на коленях в лоскуты, платье тоже… не очень хорошо перенесло произошедшее. Это игры в маньяка что ли, а меня не предупредили?

Я попыталась присесть и встряхнуться.

— Вот это что сейчас было? — спросила у спины своего любовника. А голос-то предательски подрагивает. Вместо ответа он свернулся калачиком. Одно слово — псих.

— Простите меня. — внезапно глухо раздалось из-под Фохта. — Я потерял над собой контроль…

Хорошее определение. Да это же почти изнасилование было, и если бы я в какой-то момент захотела прекратить, не факт, что была бы услышана.

— После того как мы… Вы… Я не могу иначе.

Это что, он наш разрыв винит в том, что из фантастического любовника превратился в хищника? И кому же повезло проверять его изменившиеся пристрастия? Странно, но ревности я не испытывала, скорее соболезновала несчастным.

— Федор Андреевич, давайте-ка выпьем.

Я прохромала к глобусу, достала бутылку коньяка, рюмки, налила почти не дрожащими руками и подала ему, избегающему даже случайного взгляда.

Выпили, помолчали. От алкоголя стало теплее и храбрее. От того, что предстояло сделать, подкашивались колени, но, если я намерена впредь использовать Фохта в собственных интересах — надо рискнуть.

— Проводите меня? — я по пути к лестнице собирала разные фрагменты гардероба. Даже воротник у платья исхитрился оторвать.

— Я постараюсь помочь вам всем, но не стоит ждать чудес. — произнес он, так и не сдвинувшись с места.

— Но нам нужны именно чудеса, Федя.

Судя по звукам, он чуть помедлил перед побегом. Что ж, подождем — целее будем.

На столе я обнаружила записку. «Простите. Ф.» И это была не первая версия, если посмотреть на мусорную корзину. В тех еще и про любовь что-то встречалось. Что же у тебя в голове-то, Федя?

7

Поскольку Федор как-то не очень активно вращался в среде изготовителей фальшивок, пришлось снова обратиться к заветной книжечке, доставшейся мне в наследство от погибшего жениха. И начался наш с Демьяном чес по городскому дну, увенчавшийся двумя сомнительными паспортинками, зато на настоящие имена моих красавиц. Вот почему они не успели появиться при Тюхтяеве? Там, конечно, сложно было бы объяснить все, но зато легко решить проблему. А тут вроде как все знакомы, а толку-то.

Через пару дней господин Фохт пригласил меня на обед строгой лаконичной запиской, словно не было ничего. И ладно бы только амнезия — он согласился выбраться со мной во внешний мир, пусть и на деловую встречу.

Я выбрала густого ежевичного цвета платье времен моего полутраура, шляпку с плотной вуалью, сумочку подороже и ждала к означенному часу.

По дороге мой герой помялся, а потом уточнил.

— Сколько денег Вы готовы потратить на это?

— А сколько надо? — оно понятно, что бесплатно такие вещи не решаются, но хотелось бы хоть что-то сохранить от имущества.

— Я нашел подходящего человека, но нужно около двадцати тысяч. Он их проиграл…

Да, у нас в семье так любят игроков…

— Но он хотя бы дворянин? — треть дома за титул не так уж дорого.

— Потомственный. — язвительно бросил господин Фохт, чьи собственные дворянские корни отличались особой зыбкостью.

В полутемном углу кондитерской «Вольф и Беранже» нас ожидал сухонький нервно оглядывающийся господин с седенькой бородкой клинышком и сияющей лысинкой.

— Госпожа Ксения, имею честь представить Вам Михаила Михайловича Шестакова.

— Ах, сударыня, я так счастлив встретиться с Вами…

— Взаимно, сударь. — я грациозно опустилась в кресло, заказала кофе и миндальное пирожное.

— Господин Шестаков пребывает в затруднительном положении… — начал было Федор.

— Я погиб. Я совершеннейшим образом погиб и раздавлен. — бормотал наш собеседник.

— Не стоит гневить Господа. Вы живы, пребываете в здравии, вокруг много хороших людей, способных стать надежными друзьями… — мне некогда долго готовить почву.

— О, сударыня, друзья появляются тогда, когда все благополучно. — горько проговорил мой будущий отчим.

Вот интересно чувствовать себя почти что богом, решая за взрослых людей их судьбу и зная, что именно по твоей воле все в конце концов и сложится. Завораживает.

— Возможно, брак с достойной женщиной с хорошим приданым стал бы лучшим исходом в Вашей ситуации. — осторожно произнесла я.

— О, я не смею и надеяться, что Господь смилуется надо мной. Кредиторы… Это ужасная напасть… Пришлось заложить именье, а кто согласиться на такую партию?

Брачный контракт он подписал, не глядя ни на что, кроме цифры в тридцать тысяч. Я трижды повторила о необходимости удочерения Люськи, но он только бормотал, что счастлив получить и жену, и милую крошку в придачу.

А я возвращалась домой, готовая к любому приему, потому что нареченная господина Шестакова еще не была в курсе своей участи. Мы уже пообедали, дамы мои пытались чем-то себя занять, а слов у меня подобрать не получалось. Да и как сказать «Мама, я тут подумала и решила выдать тебя замуж»?

— Замуж? — грохотала мама, потрясая полотенцем, которое до того прикладывала к Люськиному лбу.

— Зачем? — повторяла милая крошка.

— Все будет хорошо. — тоном проповедника Свидетелей Иеговы вещала я. — Ты выйдешь за него замуж, и он удочерит Люську. Таким образом у вас обеих появятся совершенно законные местные документы. Потом всем семейством отправитесь в путешествие. Ты, мама, отдашь ему приданное, и потеряешь его в Монте-Карло. Сами попутешествуете немного, полгодика, и вернетесь сюда. Даже если паче моих ожиданий, наш новый родственник доберется до России, по условиям брачного контракта он не будет требовать от вас вообще ничего. Но и вам от его наследства ничего не обломится, скорее всего. Тем временем мы с господином Фохтом продумаем Вашу легенду понадежнее, которая объяснит, где я вдруг нашла родню. Но вы обе станете дворянками независимо от наших изысканий.