Пепел и роса

— Если Вы… Мы, конечно, снимем более просторное жилье… — пробормотал он, высвобождая мне кресло. — Для одного мне здесь как раз, но Вам-то…

Гостей Тюхтяев не ждал. Он вихрем гонялся по квартире, пытаясь сгрести в единую кучу бумаги, папки, справочники, а мне было весело.

— Может чаем угостите, Михаил Борисович? — сжалилась я после того, как рухнула не потянувшая жизненных невзгод этажерка. С нее помимо прочего упала карточка женщины-рыбы. Я и забыла, что на карнавале был фотограф. Посмотрела внимательнее — улыбаюсь, восторженная от первого в жизни бала, готовая покорять мир.

Хозяин смутился и спрятал свое сокровище в столе. А дело-то куда серьезнее, чем показалось мне вначале.

Ну вот что, мне и этого надо соблазнять что ли?

Я сняла шляпку, уложила на край стола и сдвинула так, чтобы она точно упала, не отводя от взгляда от хозяина. Он бросился поднимать чудо галантерейной мысли и тут-то наши лица оказались на нужном расстоянии. Когда устраивали фотосессию козы тоже почти щека к щеке сидели, но сейчас напряжение в воздухе оказалось посильнее. Наперекор всем рекомендациям о хорошем тоне (сегодня день плохой девочки) не опускаю глаз покуда он вглядывается в мои прежде чем решиться на поцелуй. Скромный, деликатный, почти целомудренный, словно бабочки касаются моих губ. Все же разные поколения, непонятно, как себя вести. Позавчера оно все как-то проще было. Перед смертью оно все проще выглядит. Осторожно положила ладони на его затылок, вновь, как в подвале, утопила пальцы в волосах, чуть надавливая на кожу, и вот тогда Тюхтяев поверил в мои намерения.

— Безумство моё… — шептал он, зарываясь в прядь волос под ухом.

Оставалось лишь позволить увлечь себя вглубь квартиры.

Я не стала изображать роковую женщину, так что только наблюдала за его смущением, чуть прикусив нижнюю губу, чтобы не рассмеяться и окончательно не погубить романтический настрой. В эти времена с соблазнениями дело обстояло непросто — литераторы и прогрессивная интеллигенция дискутировали о «Крейцеровой сонате» и конфликте между страстями и возвышенной любовью, словно это необходимо было разделять. Это я в походах по литературным чтениям выяснила. Чуть было не опозорилась с идеей гармоничного взаимопознания. Женщины только начинали сражаться за отношение к себе как к равному партнеру в отношениях, а не к кобыле-производительнице в красивой сбруе, мужчины вообще непонятные конструкции в голове строили еще в подростковом возрасте, а потом всю жизнь жили в большом внутреннем конфликте, когда Прекрасную Даму можно только возвышенно любить, а все телесное, к чему неумолимо тянет — постыдно и низко. А ведь мой спутник изрядно постарше, там вообще неизвестно, что за тараканы в голове водятся.

Наблюдая за ним столько времени, настраиваешься либо на бешеную страсть, либо на какую-то мелкую суету, но он удивил. Словно впервые разглядев собственную тесную спальню, Тюхтяев понял, что девать меня некуда кроме как расположить на узкой, почти походной кровати, по-армейски застеленной суконным покрывалом. На нем-то и случилось наше грехопадение.

— Как-то это все неожиданно. — пробормотал он, сбрасывая мундир на стул. Хотя куда уж предсказуемее, после подвала-то. — Я немного иначе планировал…

Ну хоть планировал, и то радует. Небось лежат где три папки с приложениями и схемами-картами. Зашифрованные, само собой.

Встал на колени рядом с кроватью и занялся моими руками — сначала стянул перчатки, сжал ладони и перецеловал все пальцы, как в бесконечно далеком летнем прошлом в гостевой спальне Усадьбы. Медленно, заставляя меня дышать чуть чаще, чем было задумано. Кто тут кого соблазняет?

Незаметным движением раскрылась застежка жакета и вот он уже присоединился к сюртуку. Наверняка сейчас уходят последние мгновения, когда еще можно свернуть все к шутке и убежать, но не хочу. Я уже обвила руками его шею и чувствую, как кружевная блузка с множеством бусинок-пуговок тоже присоединяется к старшему товарищу. Умелые, однако, у Михаила Борисовича руки. И шестнадцатилетнее вдовство вряд ли было по-монашески аскетичным. Весь мой местный сексуальный опыт обходился ночнушками, а как это оказывается интересно — раздеваться. Он поставил меня на ноги, когда дело дошло до юбок и вот многослойность одежды легкими белыми облаками укрывает пол, а я прикрыта лишь коротенькой шемизой, микроскопическими кружевными панталонами, уверенно покинувшими рамки приличий, чулками и подарочным корсетом. Вот как раз с ним вышла незадача — застежка новой модели оказалась морально устойчивее хозяйки, и без необратимых последствий снять его не получалось.

Он вопросительно взглянул на меня, и тут-то я рассмеялась, уронила его на кровать и уселась рядом. Тюхтяев корсетов не носил, что сделало дальнейшее проще и интереснее. Жилет с восьмью пуговицами, галстук и сорочка, в которую можно одеть трех графинь, скрывали все тот же серебряный крестик на простом шнурке и свежие кровоподтеки от подвала. Я нечаянно коснулась все еще багрового шрама, но мужчина даже не поморщился.

— Ангел мой. — это он зря, конечно, так оптимистичен. И с трогательной нежностью обнял, чтобы почувствовала биение его сердца даже сквозь все слои белья. Чуть улыбнулась, прижавшись еще ближе, настолько это было возможно. Ну очень-очень близко.

Есть все же смысл в этом странном местном нижнем белье. Определенно. Хотя без корсета было бы удобнее. Если чуть съехать вниз и обвить ноги вокруг его бедер, то можно стать единым целым с этим удивительным человеком. И когда это происходит, мы открываем друг друга с совершенно новой стороны. Очень, кстати, неожиданные, открытия можно совершить в самых привычных людях. И воодушевляющие. Причем сейчас, если судить по радостному изумлению на его лице, да, вот именно сейчас и именно так, уже я его приятно удивляю.

И хотя постельные навыки, накопленные в двадцать первом веке, стоило пока придержать при себе, время мы провели замечательно. Он оказался неплохим, пусть и не особо изобретательным любовником, а еще обладал восхитительным свойством начисто отключаться сразу после. Как в анекдоте. Мне как раз стоит собраться с мыслями, а разговоры и ласки сейчас точно помешают сосредоточиться.

Этот брак навсегда — вряд ли он сам когда захочет развода, да и я тоже теперь более заинтересована в этом замужестве, чем несколько месяцев назад. Расчет, конечно, в чистом виде. Мне будет удобнее с ним, чем одной. Пусть материально я обеспечена, но этот брак даст мне дополнительные социальные гарантии, а его способности и сфера деятельности защитят от возможных проблем.

Навсегда. Я еще раз посмотрела на доверчиво улыбающегося во сне статского советника. Только сейчас стало понятно, насколько детское у него выражение лица, когда не нужно искать врагов и решать планетарные проблемы. Лет пятнадцать точно я смогу на него любоваться. Бороду тронет седина, морщинок станет еще больше, но он не перестанет шутить и заботиться обо мне. Такое навсегда меня очень даже устроит.

Я приподнялась на постели и взглянула в окно. Дело шло к сумеркам и кому-то явно пора домой. Мужчина рядом со мной мирно спал, ну или очень хорошо притворялся. Я бесшумно собралась — вряд ли уж совсем аккуратно, но как смогла — и погладила его плечо. От прикосновения он вздрогнул, и хорошо хоть за пистолетом не потянулся. Рассеянный со сна, наблюдал, как я пытаюсь хоть слегка спасти прическу.

— Мне пора. — шепнула я.

Человек наиболее честен в момент пробуждения, так что огорчение, мелькнувшее в глазах, было подлинным. Да и прочие эмоции, которыми я вдоволь налюбовалась из-под опущенных ресниц. Смущение, опасение, робость, даже обреченность какая-то. Странно, мне казалось, что сам процесс ему нравился. Он быстро оделся и поймал извозчика. Мы ехали в напряженном молчании и лишь у дверей дома я обронила «Да».

Он, все еще погруженный в себя, поднял глаза от ботинок, которые доселе изучал с поистине криминалистическим упорством.