Страница 7 из 41
Так, например, он проницательно улавливает общность естествознания и статистики: пренебрежение индивидуальным, единичным, нехарактерным ради массового, типичного, среднего. Действительно, зоолог, изучающий собаку, стремится не описать какую-то конкретную особь, а дать некий обобщенный образ собаки.
По мнению Личкова, правомерно разделение наук на генерализирующие (естественные) и индивидуализирующие (исторические). Первые создают более или менее примитивные и абстрактные модели действительности, придавая малое значение индивидуальному. Вторые, напротив, стремятся восстановить образы реальности в их неповторимости.
Но как в таком случае быть с науками о Земле? Геология в значительной степени — комплекс наук исторических. И в то же время — часть естествознания. Она сочетает в себе .черты как генерализирующих, так и индивидуализирующих наук. Скажем, историческая геология восстанавливает последовательность событий далекого прошлого преимущественно обобщенно, по некоторым осредненным характеристикам. Подобная "двойственность" заслуживала бы глубокого анализа. Возможно, в результате можно было бы лучше понять и учесть особенности геологических паук. Личков не встал на этот путь. Возможно, он еще не ощутил себя геологом в полной мере...
Исторические пауки изучают особенности развития, связывают объект со средой, восстанавливают ряды неповторимых событий, считает Личков. Отсюда — необходимость выделения важного, значительного (ведь нельзя восстановить действительность во всей полноте). И как результат — появление понятия ценности. Исторические науки в процессе познания опираются на критерий ценности, а значит, дают неизбежно субъективные реконструкции. Личков предлагает свою классификацию наук, исходя из двух парных признаков: генерализирующие — индивидуализирующие и объяснительные — описательные.
Такова общая структура книги "Границы познания..." и основная линия рассуждений автора. Казалось бы, такая почти исключительно философская, науковедческая работа никак не характеризует Личкова как представителя наук о Земле. Может даже сложиться впечатление, что ему не следовало отодвигать на второй план подобные общетеоретические разработки, начатые столь интересно и перспективно. Не встал ли он "на горло собственной песни", в дальнейшем почти целиком переключившись на изучение конкретных геологических проблем?
Пожалуй, такой вывод был бы слишком поспешен и поверхностен. Личков сознательно углублялся в теорию познания для более квалифицированной научной работы в конкретных областях. В этой книге немалое внимание уделено проблеме, ставшей как бы стержневой в его творчестве. К ней он еще не раз будет возвращаться до самых последних лет своей жизни. Это — тема диспропорциональности пространства. Суть ее такова.
Линейные размеры объекта (скажем, длина тела жш вотного, высота растения) увеличиваются в арифметической прогрессии, тогда как площадь поверхности — в квадратичной, а объем — в кубической. Масса тела прямо пропорциональна объему. Следовательно, с увеличением линейных размеров тела, при прочих равных условиях, объем растет диспропорционально. Поэтому невысокая былинка сравнительно легка и может быть очень тонкой, а высокое дерево непременно имеет толстый прочный ствол, так как оно массивно и в условиях земного тяготения за некоторым пределом высоты сломается под собственной тяжестью. По той же причине ствол дерева десятиметровой высоты может иметь толщину порядка 10 см, а стометровый гигант "вынужден обзавестись" стволом диаметром в несколько метров.
Подобные закономерности были изучены, в частности, украинским ученым В. Н. Хитрово на примере парения птиц и падения семян. (Мелкие птицы не способны к парению из-за сильного лобового сопротивления Воздуха при относительно небольшой массе; мелкие семена переносятся ветром дальше, так как по сравнению с крупными у них больше поверхность и меньше масса.)
С удивительной интуицией Личков почувствовал большую научную значимость этой закономерности, которая прекрасно иллюстрирует процесс перехода количества в. качество. Однако ученый еще не продумал возможность, ее приложения к геологическим объектам и явлениям.. Общенаучные проблемы в этот период были для него) ближе, в них он ориентировался увереннее. Он выбрал путь в науку необычный — через философию, наукознание, поставил себе задачу углубиться по возможности в методологию естествознания. Это обстоятельство отчасти предопределило некоторые особенности его научного творчества. Впрочем, столь же правомерно считать, что в интересе Личкова к философии естествознания проявились черты его личности, склада ума, темперамента, способностей и склонностей.
... В последнее десятилетие своей жизни, вспоминая об этой своей первой крупной работе, Личков сделал на основе ее следующие выводы. Ученый не может сколько- нибудь полно охватить, осмыслить природу, ограниченный возможностями своей науки и своей личности. Он неизбежно является членом научного коллектива (чаще всего незримого, неофициального). Поэтому ему необходимо не только быть узким специалистом, но и одновременно представлять себе достижения ученых-смежников. Иначе говоря, исследуя часть, надо иметь в виду — но не столь детально — целое. Или так: глубину конкретных исследований требуется дополнять широтой охвата общих проблем.
Для этого специалисту, помимо всего прочего, следует овладеть методологией науки, основами философских знаний. И наконец, ученый может рассчитывать на успешные поиски истины лишь при постоянном высоком напряжении мысли, живом интересе к своим исследованиям, а также к общим проблемам науки и вопросам теории познания.
На эти принципы Личков опирался в своем научном творчестве. С годами он все меньше мог уделять времени разработке общих проблем теории познания, да и не ощущал в этом особой нужды: на первый план вышли конкретные научные исследования. Но он сохранил чрезвычайно важное для ученого умение комплексно, в разных аспектах изучать природные явления, не замыкаясь в рамках одной науки.
Порой узкая направленность отождествляется с глубиной исследований. Однако при таком подходе ученый рискует заблудиться в лабиринте частностей, не справиться с массой однотипных фактов, принимая детали за целое. Как точно пошутил Бернард Шоу, для узкого специалиста объект исследования стремится превратиться в точку, в ничто, хотя о ней он будет знать все.
Свою увлеченность наукой и склонность к обобщающим гипотезам Личков с молодых лет сочетал с глубоким осмыслением фактов, обобщением разнообразных сведений, широким охватом реальности и четкой логикой рассуждений.
На этом можно было бы завершить этот раздел. Вскоре после выхода в свет "Границ познания..." для Личкова начался новый этап творчества. И все-таки одновременно он еще несколько лет продолжал некоторые теоретические исследования предыдущего творческого этапа (по палеонтологии, теории эволюции жизни), как бы завершая его постепенно. Для того чтобы более цельно представить себе эволюцию научного мировоззрения ученого, целесообразно упомянуть о некоторых его работах, опубликованных до 1923 г. и посвященных эволюционному учению. Они явились непосредственным продолжением и завершением — на новом этапе — его идей, изложенных в "Границах познания...". Насколько логичен и естествен был этот переход, можно судить по статье "Эволюционная идея и историческое знание" (1921 г.).
Автор как бы продолжает, развертывает далее нить своих рассуждений. Он почти не излагает конкретных эволюционных идей — в биологии, геологии, социологии и т. д., о которых в начале века много писалось, но исследует само понятие эволюции и ее критерии. Подход этот, безусловно, очень продуктивный. Он позволяет заранее избежать ‘ ненужных терминологических споров и бесплодных дискуссий, когда спорящие стороны одним и тем же термином называют разные понятия или вообще не имеют четких представлений о сути предмета дискуссии.
Личков прежде всего утверждает, что эволюционная идея подразумевает определенную направленность, как бы целеустремленность развития. Это положение могло бы вызвать резкие возражения, если бы автор не пояснил: объективно какой-либо "цели", к которой стремится реальный мир в разных его проявлениях, не существует (между прочим, даже те, кто признает телеологичность природы, не всегда претендуют на знание этих целей, признавая их недоступными пониманию человека). У природы нет цели. Однако познающий субъект выделяет отдельные состояния, соединяет их причинно-следственными отношениями и выстраивает в одну цепочку звенья причинной цепи, выявляя целеустремительные связи.