Инопланетянин

И почему в головы детей вечно лезут какие-то извращенные мысли? Всякий раз одна и та же история! Неужто нельзя за едой (на второе она поджарила рыбные палочки) вести утонченно-шутливую беседу…

— Послушай, — не унимался Майкл, как всегда, игнорируя просьбу матери, — а вдруг это был эльф или даже гном?

Эллиот швырнул вилку на пол.

— Какой эльф, дерьмо!

Дерьмо! Мэри почувствовала, что ей становиться дурно. Как в ее маленький семейный круг проникло такое выражение?

— Эллиот, не смей произносить это слово за столом. И вообще в нашем доме!

Эллиот угрюмо уткнулся в тарелку.

— А вот папа поверил бы мне!

— Так позвони ему и расскажи, — предложила Мэри, а про себя подумала: «Если у него еще не отключили телефон за неуплату».

— Не могу, — сказал Эллиот. — Он в Мексике, вместе с Сэлли.

Мэри сама не знала, как ей удалось сохранить присутствие духа при упоминании имени ее бывшей подруги, а теперь лютого врага. Она только ниже пригнулась к тарелке с рыбными палочками. «Как иногда жестоки дети, — подумала она. — Особенно Эллиот».

— Если увидишь это снова, чем бы оно ни было, не приближайся. Позови меня, и я распоряжусь, чтобы за ним приехали и увезли.

— Кто? Собаколовы? — поинтересовалась Герти.

— Именно.

Гарви тихо зарычал на заднем крыльце, дожевывая коврик, на который давно покушался.

— Но ведь его подвергнут лоботомии[5], — сказал Эллиот, — или используют для каких-нибудь опытов.

— Ну и что? — ответила Мэри. — Это отучит его лазить по чужим грядкам.

Городок уже спал, когда это выползло из леса и двинулось к спящему городку. Оно не слыхало о лоботомии, но имело основание опасаться, что из него сделают чучело.

Перепончатые лапы обремененного годами существа почти бесшумно несли его к дому мальчика. Инопланетянин спустился с холма, оставляя за собой след как от большой дыни, которую волокли два утконоса. В доме было темно, свет виднелся лишь в одном оконце.

Инопланетянин осторожно заглянул поверх забора, вращая огромными выпуклыми глазами. Собаки не было видно.

Надо только дотянуться пальцем ноги до задвижки, как принято у землян… и тебя внесет внутрь.

Чудесные таблетки «М&М» вернули его к жизни. Удивительные таблетки! Корабль прилетит через тысячу лет; если таблеток хватит, возможно, удастся продержаться…

О чем ты мечтаешь, старый тупица! Тебе никогда не вернуться туда.

Он поднял глаза к небу, но сверху на него повеяло такой грустью, что он тут же потупился. Никакие «М&М» не спасут его, если товарищи по экипажу его бросили здесь.

Почему они так сделали?

Неужели не могли его подождать?

Он захлопнул калитку ногой, как это делал мальчик. Ничего не поделаешь: хочешь подружиться с землянами — принимай их обычаи.

Он прокрался через задний двор и, к своему изумлению, увидел мальчика, который лежал в спальном мешке возле овощной грядки.

Дышал мальчик спокойно. Легкий пар выходил изо рта — ночь была прохладной.

Инопланетянин задрожал, из кончиков пальцев его рук и ног заструилась дымка беспокойства, страха и замешательства.

Вдруг мальчик проснулся.

Эллиот взглянул перед собой и увидел огромные круглые глаза, глаза — словно медузы с едва различимыми щупальцами, источавшими энергию, глаза, заполненные до краев древним и страшным знанием, глаза, которые просвечивали его насквозь, вплоть до мельчайших атомов.

Инопланетянин разглядывал мальчика, не в силах оторваться от уродливо торчащего носа, безобразных, ничем не прикрытых ушей и, наконец, от самого ужасного зрелища — крошечных темных глаз-бусинок, глубоко сидящих под нависшим лбом.

Но вот детские глаза заморгали, и ужас, отразившийся в них, растрогал старого ученого. Он приветливо вытянул вперед длинный палец.

Эллиот взвизгнул и попытался отползти в своем спальном мешке; космическое чудовище рванулось в противоположную сторону, запуталось в собственных ногах и, падая, испустило ультразвуковой крик, на который из темноты к нему спикировала летучая мышь. В следующее мгновение, насмерть перепуганная, она уже улетала прочь, беспорядочно хлопая крыльями и стуча зубами от страха.

Зубы Эллиота тоже стучали, коленки ходили ходуном, а волосы на затылке стояли дыбом.

А где же бесстрашный защитник дома, Гарви?

Гарви был здесь, на заднем крыльце. У бедного пса зубы тоже громко лязгали от ужаса и шерсть тоже стояла дыбом. Обезумевшее от страха животное то прижималось к полу, то прыгало на дверь, отлетало от нее и хватало себя за хвост, пытаясь избавиться от неведомого, леденящего душу запаха, таившего в себе ароматы немыслимых галактик, исследовать которые не придет в голову ни одной здравомыслящей собаке. Гарви прижался к порогу — лишь кончик морды торчал через дверную щель; в нос ударила новая волна чужого запаха, и потерявший голову пес, забившись в угол, от волнения принялся грызть щетку.

Невиданное существо сделало еще одну робкую попытку приблизиться к Эллиоту. Глаза мальчика испуганно расширились, и он откатился еще дальше. Остатки мужества улетучились бесследно, он вспомнил про массу неотложных занятий и поручений, несделанных уроков — миллион дел, лишь бы не это…

Чудовищные глаза пронизывали его насквозь; Эллиот чувствовал, как электромагнитные зонды копошатся в нем, взвешивая, вычленяя и анализируя. Губы кошмарного создания сложились в свирепую гримасу, маленькие острые зубки ощерились. Что нужно этой образине? Внезапно Эллиот осознал, что уродец хочет вступить в контакт.

Престарелый путешественник протянул вперед руку и разжал кулак. На широкой чешуйчатой ладони лежала последняя лепешечка «М&М», уже начавшая подтаивать.

Эллиот посмотрел на маленькую конфетку и перевел взгляд на монстра. Тот ткнул длинным пальцем в ладонь, а потом указал на свою пасть.

— О’кей, — тихо сказал Эллиот, вылезая из мешка. Он распахнул куртку, достал пакетик с «М&М» и, медленно пятясь, начал выкладывать продолжение дорожки из шоколадных пастилок. Колени мальчика все еще дрожали, а зубы громко лязгали, нанося серьезный урон дорогой работе врача-дантиста.

Старый ботаник брел следом, подбирая одну таблетку за другой и жадно их глотая. Пища богов, царей, завоевателей! Если ему суждено выбраться живым из этой истории, то он непременно принесет образец чудодейственной пищи капитану корабля — ведь с такими таблетками можно осваивать новые вселенные, смело пускаться в сверхпродолжительные полеты.

Шоколад стекал по уголкам губ; пальцы старого ботаника тоже были перепачканы шоколадом. Инопланетянин жадно слизывал его, чувствуя, как восстанавливаются силы, как животворное вещество разносится по венам, питая таинственной энергией мозг, в котором зарождаются импульсы радости и надежды. Теперь он понял назначение жизни на Земле: десять миллионов лет эволюции, чтобы создать вершину творения — «М&М».

Чего еще можно было желать от этой планеты?

Хватая одну таблетку за другой, он быстро пересек газон и не заметил, как оказался в доме землянина.

Охваченный ужасом, ботаник, как заведенный, вращал глазами. Со всех сторон его окружал враждебный мир, в котором каждый угол, каждый предмет, каждая тень сокрушительно били по его нервной системе. Нет, он должен пережить и это, если хочет заполучить магические «М&М».

Подбирая таблетки, он вскарабкался по ступенькам и проковылял по коридору в комнату мальчика.

Ребенок вознаградил его целой пригоршней «М&М».

Почтенный ученый уплел их разом. Безрассудство, быть может, но кто знает, что ему уготовано завтра?

Голосовое устройство мальчика зазвучало:

— Меня зовут Эллиот.

Кваканье какое-то, ничего не разобрать. Впрочем, любой, способный поделиться «М&М», заслуживает полного доверия. Инопланетянин в изнеможении растянулся на полу. Его заботливо укрыли одеялом, и он уснул.

5

Лоботомия — рассечение доли головного мозга.