Инопланетянин

Престарелый ученый снова мигнул и в свою очередь начертил кончиками пальцев узоры и хитросплетения галактического разума, высшие формулы космического выживания, выведенные за десять миллионов лет.

Эллиот недоуменно хлопал ресницами, не успевая следить за рассекающими воздух пальцами, выводящими изящные орбиты, спирали и изломы важнейших физических законов.

Осознав бесплодность своих усилий, ветеран галактических путешествий, отчаявшись, опустил руки, но вовремя вспомнил, что перед ним десятилетний мальчуган.

Что же делать? Умудренный годами ученый проанализировал ситуацию. Его интеллект настолько опережал мыслительные возможности ребенка, что было трудно выбрать, с чего начать.

Беда в том, что он слишком сложно устроен. Впрочем, постойте, может быть…

Он попытался низвести себя до примитивного уровня путаного мышления землян, но дальше бесцельных манипуляций пальцами дело не пошло. Как он мог надеяться донести до их сознания смысл великих уравнений, грандиозных открытий, порожденных блуждающими гиперзавихрениями времени? Он едва научился просить «М&М»!

Эллиот подошел к транзисторному приемнику и включил его.

— Тебе нравится музыка? Это рок-н-ролл…

Из приемника полились звуки, подобных которым межгалактическому страннику слышать не приходилось; в голове возник телепатический образ камней, лавиной несущихся вниз по склону. Он поспешно прикрыл руками от нестерпимого грохота ушные клапаны, скорчившись на полу.

Эллиот огляделся по сторонам в поисках других предметов, о назначении которых необходимо знать пришельцу из космоса. Он выудил из копилки монету в двадцать пять центов.

— Вот кое-что из наших денег.

Инопланетянин смотрел на мальчика, силясь разобрать смысл его слов, но артикуляция землянина не поддавалась расшифровке.

— Видишь — это четвертак.

Инопланетянину предложили плоский, с блестящим покрытием, кружочек, отличавшийся по оттенку от таблеток «М&М», но, по всей вероятности, превосходивший их по энергетической ценности.

Он попробовал откусить кусочек.

Ну и гадость!

— Ты прав, — сказал Эллиот, — это несъедобно. Неужто проголодался? Впрочем, я и сам голоден, пойдем состряпаем чего-нибудь. Гарви! — пригрозил Эллиот собаке, — не путайся под ногами!

Гарви жалобно заскулил, освобождая дорогу, и уныло поплелся за ними вниз, на кухню. Распластавшись у миски, он всем своим видом намекал Эллиоту, что для успокоения нервной системы остро нуждается в баночке консервов «Алпо», которые уплетет в один присест. Но Эллиот прикинулся, будто не видит собачьих страданий, и Гарви пришлось утешиться обгрызанием края миски.

Тем временем Эллиот доставал с кухонных полок все необходимое для своего излюбленного завтрака.

— Вафли — мое фирменное блюдо! — похвастался он, замешивая бездрожжевое тесто. — Пробовал когда-нибудь?

На глазах у видавшего виды ботаника один за другим возникали таинственные предметы, не имевшие отношения к космическим полетам. Он наблюдал, и огромные глаза вращались, фиксируя детали загадочных приготовлений, в результате которых образовалось длинное щупальце клейкого месива, протянувшееся с полки буфета до самого пола.

Гарви быстрехонько, словно влажной шваброй, слизал языком разлитое тесто, остатки которого Эллиот пытался запихнуть в вафельницу.

— Ну вот и все. Уже печется.

Космическое чудище, поводя носом, прошлепало к вафельнице. Пахло восхитительно, словно от гигантской «М&М».

Эллиот извлек испеченную вафлю и стал заглядывать на другие полки.

— Вот сироп, масло, консервированные фрукты… А не полить ли сверху взбитыми сливками?

Ботаник так и подскочил на месте — внезапно сильно запахло озоном, а из баллончика в руках мальчика вырвалась белая струя.

— Не бойся, это вкусно. Пальчики оближешь.

Эллиот украсил взбитые сливки лепешечкой «М&М» и протянул вафлю космическому скитальцу.

— Это вилка. Умеешь ей пользоваться?

Древний исследователь внимательно посмотрел на сверкающие зубцы. Лучший образец механической обработки металла из всего виденного им в доме. Он вспомнил матовое сияние корабля. Верно, предмет с четырьмя отростками, прикрепленными… К чему же? На какой-то миг в сознании мелькнул и исчез образ готового устройства, которое его спасет.

— Эй, у нас этим едят! Видишь? Вот так, как я…

Изрядно помучившись, инопланетянин наконец выковырял «М&М». Проглотив конфетку, он приступил к белой массе, пробуя неожиданные химические соединения, формулы которых тут же, по мере того, как ученый углублялся вилкой в эфемерное, точно пена, лакомство, расшифровывались внутренним анализатором. Потрясающий, поразительный эффект…

— А как насчет молока? Вот, держи стакан.

Жидкость заплясала, выплескиваясь на пальцы; форма рта инопланетянина не была рассчитана на земные стаканы, поэтому большая часть молока пролилась ему на грудь, ручейком стекая над сердцем-фонариком.

— Эх, какой же ты недотепа!

Тыкая вилкой в хрустящее угощение, старый путешественник не отводил глаз от зубцов. Четыре острых отростка, звенящих «вжик, вжик, вжик…»

— Что случилось? Мне вдруг стало так грустно из-за тебя.

Словно неведомая могучая волна подхватила и закружила Эллиота. Необъяснимые чувства переполняли мальчика, будто он лишился чего-то несказанно прекрасного, что должно было всегда принадлежать ему.

«Вжик, вжик, вжик…»

Древний натуралист, закрыв глаза, погрузился в пучину Высшего Знания. Найдется ли в бескрайней Вселенной ухо, которое прислушается к песне четырех зубцов? И как это осуществить? Не может же такой миниатюрный инструмент исторгнуть волны, способные пересекать галактики. Ученый горько сожалел, что в свое время не прислушивался к беседам навигаторов и связистов, которые смыслят в этом куда лучше, чем он.

— Пора повеселиться, — сказал Эллиот, стряхнув нахлынувшую грусть, и взял жутковатой наружности пришельца за руку. — Пойдем…

Длинные, похожие на корни, пальцы сплелись с его пальцами. Эллиоту показалось, что рядом с ним совсем маленький ребенок, но тут его накрыла и понесла на гребне новая волна, волна, в которой было все — и тайны мироздания, и космические законы, — и Эллиот осознал, что пришелец намного старше его, несравнимо старше. Внутри у мальчика что-то изменилось, слегка качнулось, как качается гироскоп, который всегда возвращается к исходному положению. Не в силах постичь пронизавшего его вдруг ощущения, что он тоже дитя звезд и никогда-никогда никого не обижал, Эллиот растерянно заморгал.

Он повел неуклюже переваливавшееся существо к лестнице. Гарви трусил следом, зажав в пасти свою миску на случай, если по дороге подвернется что-нибудь достойное того, чтобы заполнить ее.

Процессия пришла в ванную. Эллиот подвел инопланетянина к зеркалу — интересно, как посмотрит это нелепое существо на себя со стороны?

— Видишь? Это ты!

Ветеран-звездопроходец посмотрел на себя в примитивном отражающем стекле землян. Его гордости — сложнейшего и хитроумного органа установления контакта, радужным нимбом сияющего и переливающегося вокруг головы, не было видно! В результате лицо полностью утратило красоту.

— Смотри, вот это рука… — Эллиот покрутил своей верхней конечностью. Галактическое создание последовало его примеру, расчленяя сложнейшее движение на простые составляющие, выводя мелькающими пальцами формулы сверхскоростных полетов, кратчайших межзвездных маршрутов и космических прогнозов.

— Тебе бы фокусы показывать… — Эллиот изумленно хлопал глазами; он — это было характерно для землян — просто старался уследить за пальцами вместо того, чтобы постичь тайный смысл жестикуляции. «Да, интеллект на уровне огурца», — отметил про себя многомудрый ученый.

— А отсюда берется вода, — изрек Эллиот, поворачивая краны. — Это — горячая. Это — холодная. Здорово, да? Там, откуда ты взялся, есть водопровод?

Старый естествоиспытатель зачерпнул пригоршню воды и поднес к лицу. Переключив зрение на режим микрофокусировки, он по привычке стал созерцать мир крохотных водных существ.