Страница 3 из 24
К началу Переселения германская община уже не была однородной, хотя социальное расслоение было выражено пока еще довольно слабо. Большинство германских погребений не имеет инвентаря. Материальная культура германских племен этого времени не отличалась разнообразием, совершенством технического исполнения и была тесно связана со своим функциональным назначением. Лишь отдельные находки выделялись богатством и мастерством исполнения, но в подобных случаях мы имеем дело не с местным производством, а с кельтским импортом, который вполне удовлетворял потребностям пока еще немногочисленной германской знати[38]. К началу Переселения становится заметной тенденция возвышения германской знати. Она формируется из представителей старой родовой знати и вновь нарождающейся верхушки племени, т. н. «новой знати», которая приобретает в племени вес по мере захвата дружинниками и их вождями во время военных походов различной добычи и обширных земель[39].
Центральной фигурой у древних германцев был свободный член общины. Он соединял занятия хозяйственной деятельностью, исполнение обязанностей воина и участие в делах общественного свойства (народное собрание, культовые церемонии)[40]. Социальная весомость такого свободного члена общины определялась в первую очередь принадлежностью к семье, имеющей определенный статус[41]. Накануне Переселения статус семьи каждого германца зависел не столько от богатства, сколько от численности, происхождения, авторитета его предков, общего мнения о семье и роде в целом[42]. Знатность рода, хотя и не проистекала от богатства, но давала определенные преимущества материального свойства, например, при дележе земель[43].
Хотя центральной фигурой в экономической жизни германских племен, как уже было отмечено ранее, являлся свободный член германской общины, источники позволяют считать, что существовала прослойка людей, экономически зависимых от свободных общинников. Это были или соплеменники, или пленные. Тацит называет их рабами, основываясь на том, что такие люди были обязаны отдавать хозяину часть производимой продукции, работать на него[44]. Кроме того, они имели более низкий социальный статус. Так, раб по происхождению считался чужестранцем. У германцев были домашние рабы, которые вырастали и воспитывались вместе с хозяевами. Они отличались от них только личным бесправием, ибо им не разрешалось носить оружие и участвовать в народном собрании. Другая категория рабов – посаженные на землю. Однако, здесь можно лишь условно говорить о примитивном патриархальном рабстве. Такой раб мог иметь семью, хозяйство, и вся зависимость выражалась лишь в отчуждении у него части его труда, или продуктов труда. У германских племен в быту не было особой разницы между рабом и господином[45]. Статус раба не был пожизненным. Плененный в бою через некоторое время мог быть отпущен на свободу или даже усыновлен. Объем рабского труда составлял незначительную долю в жизни германцев. Не всякое богатое семейство имело рабов. Примитивное германское рабство вполне соответствовало потребностям примитивного хозяйства германцев[46].
Основу политической структуры древних германцев составляло племя. Как и в хозяйственной жизни, центральной фигурой был свободный член германской общины. Народное собрание, в котором участвовали все вооруженные свободные члены племени, являлось высшим органом власти. Оно собиралось время от времени и решало наиболее значительные вопросы: выборы предводителя племени, разбор сложных внутриплемен-ных конфликтов, посвящение в воины, объявление войны и заключение мира[47]. Вопрос о переселении племени на новые места также решался на собрании племени. Одним из органов власти древнегерманского общества являлся совет старейшин[48]. Однако накануне Переселения его функции и традиция формирования изменились. Наряду с мудрыми патриархами племени в совете принимали участие представители новой родоплеменной знати, в лице вождей и наиболее влиятельных лиц племени. Власть старейшин постепенно становилась наследственной. Совет старейшин обсуждал все дела племени и лишь затем вносил важнейшие из них на одобрение народного собрания, на котором представители старой и новой знати играли наиболее активную роль[49].
Выразителем высшей исполнительной и распорядительной власти являлся избираемый народным собранием, а также и смещаемый им предводитель племени. У античных авторов он обозначался различными терминами: principes, dux, rex, βασιλεύς, άρχηγó что, по мнению исследователей, в смысловом значении приближается к общегерманскому термину konung[50]. Сфера деятельности конунга была весьма ограничена и его положение выглядело очень скромно. «Конунги не обладают у них безграничным и безраздельным могуществом»[51]. Конунг ведал текущими делами племени, в том числе судебными. От имени племени он вел международные переговоры. При дележе военной добычи имел право на большую долю[52]. Власть конунга у германских племен носила и сакральный характер[53]. Он являлся хранителем племенных традиций и обычаев предков. Его власть основывалась и поддерживалась личным авторитетом, примером и способностью к убеждению. Конунги «больше воздействуют убеждением, чем располагая властью приказывать»[54].
Особое место в политической структуре древнегерманского общества занимали военные дружины. В отличие от племенного ополчения, они носили регулярный характер и формировались не по признаку родовой принадлежности, а на основе добровольной верности предводителю. Дружины создавались с целью разбойничьих набегов, грабежей и военных рейдов в соседние земли[55]. Создать дружину мог любой свободный германец, обладавший склонностью к риску и авантюрам (или к наживе), имеющий способности военного лидера. Законом жизни дружины было беспрекословное подчинение и преданность предводителю («выйти живым из боя в котором пал вождь – бесчестье и позор на всю жизнь»)[56]. Дружинниками, как правило, становились представители двух полярных социальных категорий древнегерманского общества. Это могли быть молодые люди из знатных семей, гордящиеся своим происхождением, древностью рода, стремящиеся приумножить его славу. Но не менее активно в дружину шли те, кто не имел крепких семейных связей, не особенно дорожил родовыми традициями, пренебрегал и даже противостоял им[57]. Дружина доставляла племени немалое беспокойство, ибо порой своими набегами она нарушала заключенные мирные договоры. В то же время, как опытная в военном деле и хорошо организованная сила, она в критических ситуациях составляла ядро племенного войска, обеспечивая ему военные успехи. Далее, в ходе Переселения, дружина превратилась в основу военной власти конунга. Однако, поскольку дружина служила не конунгу, а своему предводителю, то последний зачастую становился соперником предводителя племени. Вожди отдельных дружин нередко становились военными вождями целых племен, а некоторые из них превращались в конунгов. Однако авторитет таких конунгов был непрочным и определялся прежде всего знатностью происхождения. Власть конунга, выраставшая из власти военного вождя, была крайне неустойчивой[58]. Пока у германцев доминировали нормы, основанные на принципах родства, «новая знать» не могла претендовать на монопольное распоряжение «общественным полем».
38
Шкунаев C.B. Германские племена и союзы племен // История Европы. М., 1988. Т. 1. С. 600; Wolfram И. Die Germanen. München, 1995.
39
Неусыхин А.И. Указ. соч. С. 219.
40
Tacit. Germ. 11, 12, 13, 15; Dio Cass. LVI. 18; Неусыхин А.И. Указ. соч. С. 219.
41
Schlesinger W. Herrschaft und Gefolgschaft in der germanisch-deutschen Verfassungsgeschichte//HZ. 1953. Bd. 176. S. 225–275.
42
Leube A. Die Sippe und Grossfamilie // Die Germanen. Bd. 1. S. 516–521.
43
Tacit. Germ. 26; Kröschell K. Die Sippe im germanischen Recht // ZSSR. GA. 1960. Bd. 77. S. 1-25; Schlesinger W. Randbemerkungen zu drei Aufsätzen über Sippe, Gefolgschaft und Treue // Alteuropa und die moderne Gesellschaft. Festschrift für Otto Bru
44
Tacit. Germ. 24, 25.
45
Ibid. 25; Неусыхин А.И. Указ. соч. С. 220–221.
46
Сюзюмов М.Я. Закономерный переход к феодализму и синтез // АДСВ. Свердловск, 1975. № 12. С. 35. О значении рабства у древних германцев см. также: Schröder Е. Lehrbuch der deutschen Rechtsgeschichte. Berlin, 1898; Grünert H. Zu den Anfängen und zur Rolle der Sklaverei und des Sklavenhandels im ur- und frühgeschichtlichen Europa, speziell bei den germanischen Stämme // EAZ. 1969. № 10. S. 501–515.
47
Caes. Comment. BG. VI. 23; Tacit. Germ. 11, 12; Leube A. Die Verfassungsorgane // Die Germanen. Bd. 1. S. 513.
48
Tacit. Germ. 11; Caes. Comment. BG. VI. 23.
49
Tacit. Germ. 11, 12.
50
Schlesinger W. Über germanisches Heerkönigtum // Das Königtum. 1956. S. 105 ff.; Гуревич А.Я. Указ. соч. С. 113–114.
51
Tacit. Germ. 7.
52
Ibidem.
53
Höfler О. Germanisches Sakralkönigtum. Tübingen, 1952. Bd. 1; Handbuch der deutschen Geschichte. Stuttgart, 1970. Bd. 1. S. 710 ff.
54
Tacit. Germ. 11. Специфика Источниковой базы порождает множество вопросов о характере власти конунга у германских племен. Существует точка зрения, в основе которой лежит идея эволюции этой власти от священнодеспотической (Sakralkönigtum) до военной (Heerkönigtum). При этом судебно-административные полномочия конунга вытесняются за счет расширения его полномочий в военной сфере (Wenkus R. Stammesbildung und Verfassung: Das Werden der frühmittelalterlichen gentes. Köln; Graz., 1961. S. 308–424). Согласно мнению других исследователей, власть конунга основывалась на военных полномочиях, расширяемых и постепенно превращаемых в наследственное достояние (Колесницкий Н.Ф. Этнические общности и политические образования у германцев I–V вв. // СВ. М., 1985. Вып. 48. С. 5–26).
55
Redlich С. Westgermanische Stammesbildungen //NNU. 1967. Bd. 36. S. 5-38.
56
Tacit. Germ. 13–15; Leube А. Die Verfassungsorgane. S. 515; Graus F. Über die sogena
57
Tacit. Germ. 13–14; Kuhn H. Die Grenzen der germanischen Gefolgschaft // ZSSR. GA. 1956. Bd. 73. S. 1-83; Schlesinger W. Randbemerkungen zu drei Aufsätzen über Sippe, Gefolgschaft und Treue. S. 22.
58
Неусыхин А.И. Указ. соч. С. 221.