Арончик

Приходили соседи, жалобно вздыхали, глядя на корову, и давали советы, как её лечить. Советы помогали плохо, зато разговоров было по местечку хоть отбавляй. Мать вёдрами варила картошку, делала жиденькое пюре, и кормила животное практически с рук. Оказываются, коровы умеют быть благодарными: за вложенный в неё труд и частичку сердца, корова постепенно стала выздоравливать а уже через некоторое время была одной из лучших коров Черняхова как по количеству молока, так и по его жирности. Все удивлялись этому чуду и лишь семья Арончика знала, в чём был секрет такого коровьего преображения: вложи любовь, пусть даже в животное, любовь получишь в ответ.

Был и ещё один секрет, почему корова стала членом семьи и отрабатывала вложенные в неё средства и заботу: так как сарая, чтобы держать корову, не было, корова ночевала на кухне. Поздно ночью, когда постояльцы укладывались спать, корову заводили на кухню. Утром, когда все ещё спали, корову выводили из дому на поле. Мама быстро производила уборку дома, тщательно мыла полы в кухне и резала лук, запах которого мог забить какой угодно запах, даже коровий.

Зато, благодаря Швейцарке, как назвали однорогую корову, каждую пятницу мама Арончика, Бейла, делала масло и это был особый праздник для всей большой семьи. Дети ждали масла, как манну небесную, ибо каждый знает, что нет ничего вкуснее на свете, чем горячий, только что испечённый хлеб, купленный в лавке, щедро намазанный домашним маслом и посыпанный солью с укропом.

За маслом приезжал какой-то человек и возил продавать в Киев, где оно разбиралось покупателями в течение часа. Поговаривали, что лучшего масла в то время на базаре в Киеве не было.

Через некоторое время Швейцарка спуталась на поле с одним симпатичным бычком и принесла приплод: маленькую милую тёлочку. Тёлочка была похожа на свою маму, радовала семью несказанно, но две коровы на одной кухне - это было уже слишком. Отцу пришлось построить небольшой сарай и мама с дочкой с шиком отпраздновали новоселье. Через какое-то время нашёлся покупатель для молодой тёлочки, которая, хоть и была хороша, но не унаследовала ни красоты, ни достоинств своей матери. К тому времени в хозяйстве появились двое поросят для продажи и около ста курей и уток. Арончик помогал по хозяйству, получал оплеухи от отца за некачественно выполненную работу, смотрел за братом и родившейся сестрой и учился, как мог.

ГЛАВА ПЯТАЯ

ВАЛЕНКИ

Как же повезло! Ах, как же повезло отцу Арончика! Он таки стал уважаемым человеком! То есть, он и был весьма уважаемым человеком в Черняхове, но после того, как его назначили заведующим артели сапожников, он стал совсем уважаемым. И неважно, что канцелярия эта размещалась в одной маленькой комнате, совсем неважно было и то, что зарплата заведующего была мизерной, ему было чем гордиться. Мама Арончика, Бейла, тоже заняла почётную должность в этой артели: она работала там уборщицей и тоже за мизерную плату.

Поскольку в семье было трое детей и бабушка Миндл, денег не хватало катастрофически и вот тогда честные и порядочные родители Арончика решили делать бизнес не совсем праведным путём: когда засыпал весь мир и весь дом, Бейла и Мендл тихонько, чтобы не разбудить этот спящий мир, шли на кухню, зажигали газовую лампу и брались за подпольную работу. Что это была за работа? Они шили валенки...

Я позволю себе прервать написание этого рассказа и вернуться в своё счастливое детство, в маленький Украинский городок Изяслав, что в Хмельницкой области, откуда я родом. Валенки... Я прекрасно помню сшитые руками моей двоюродной бабушки, тёти Ривы, валенки! Иногда я даже вижу эти валенки во сне. А ещё тётя Рива шила балетки. Вернее верх от балеток. Вы не знаете, что такое балетки? Это не бальные тапочки, ни в коем случае! Это такие сандалии из кожи. Дело в том, что родная сестра моей бабушки Фани, тётя Рива, как я её называла, была самым настоящим сапожником и работала в самой настоящей сапожной артели.

Лето. Утро. Мне семь лет. А может десять, двенадцать... Я просыпаюсь рано от запаха жаренной картошки и свежевымытого пола. Комната залита светом, поют птицы и в окна заглядывают ветки вишен с красными, спелыми ягодами. Тётя Рива только что вымыла полы и вытряхнула самодельные дорожки. Бабушка жарит молодую картошечку с яичком и ставит на стол тарелку со свежими огурчиками и помидорчиками. Я встаю, умываюсь над ведром под ручным умывальником и мы втроём садимся завтракать. Картошка с корочкой, базарные яйца, вбитые в картошку, зелень, овощи, вымытые и аккуратно нарезанные, серый свежайший, ещё тёплый хлеб, намазанный маслом и посыпанный солью и чай в подстаканниках. Как же я любила этот чай! Стаканы из тонкого стекла и подстаканники были как в поезде. Кто из нас не любил пить чай в поезде? Он пах содой, которую деловые проводницы подсыпали для крепости, но всё равно это был самый вкусный чай на свете. Такой чай, только без соды, был и у моих бабушек. После завтрака всё тщательно убиралось со стола, потому что на этом столе бабушки кроили: Баба Фаня платья для клиенток, а тётя Рива валенки и балетки. А потом каждая садилась к своей старой, как мир, швейной машинке "Зингер" и я устраивалась в старом-престаром кресле с журналами мод 1956-го года. Эти журналы и по сей день у меня. Бабушек нет, машинок, валенок, стаканов в подстаканниках нет, ничего нет, а вот журналы и старые, как мир, нитки - есть! Иногда, когда мне бывает особенно грустно, я, чтобы вернуться в детство, беру в руки эти журналы, закрываю глаза и вот я, маленькая, сижу в старом-престаром кресле под мерное жужжание двух швейных машинок.

Тётя Рива шила валенки вручную, ибо такие машинки, которые брали бы два слоя толстенного войлока, были только в артели. Балетки - это другое дело и машинка тёти Ривы была настроена на довольно тонкую кожу свиную кожу для этих незатейливых сандалий. Она шила верх из двух частей, потом пробивала дырочки специальным старым дыроколом и вставляла тоненькие полосочки разных цветов для красоты. Полосочки она доверяла вставлять мне. Потом она относила эти верхушки в артель и там уже их пришивали к подошве на специальном оборудовании.

С валенками всё было сложнее. Тётя Рива брала в руки довольно толстую иголку с большим ушком и продевала в неё такую же толстую и прочную нить. А потом стежок за стежком она сшивала две половинки. Мне кажется, ёлочкой, но я боюсь ошибиться. Потом она просовывала палку и своими хрупкими на вид руками, выворачивала валенки на лицо. Так что, какая это была тяжёлая работа, я знаю не понаслышке.

Вот и сейчас, читая дневники деда Изи, я прямо таки почувствовала запах войлока и газовой лампы, и до того хорошо мне стало - не поверите! Возвращаться в детство - это здорово...

Но давайте вернёмся в детство нашего Арончика, на кухню, где в поте лица, по ночам, трудились Бейла и Мендл, чтобы заработать пару лишних копеек для себя и своей семьи.

Почему они шили ночью? Потому что страшно боялись фининспектора. Этого фининспектора Арончик никогда в жизни не видел, но тоже страшно его боялся и было отчего.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

"СВАДЕБНЫЙ КАЛАЧ" И СТРАШНЫЙ ФИНИНСПЕКТОР

Две комнаты, как я уже писала, родители Арончика сдавали жильцам. Со временем, жильцы съезжали и заезжали другие: кто-то строился, а кто-то вообще уезжал из местечка - о том история и дневники умалчивают. Но свято место, как известно, пусто не бывает, правда одну комнату было решено отдать бабушке Миндл и Арончику, а вторую на семейном совете, всё же было решено сдавать.