Рыжик-7

- Так, а-а-а?.. - засомневалась она, даже не очень представляя, что именно хочет сказать.

- Да-вай, да-вай! Потом спросишь! - бесцеремонно подогнали её и ещё рукой крутанули, показывая сняться, наконец, с ручника и - газу, газу! Однако Люду больше всего поразило это "потом спросишь": то есть, не её будут допрашивать, а она сама спросит... потом... просто сейчас, как бы, некогда, но как только освободиться минутка... Ну, ваще-е-е!

Но пролетев в таком "поражённом" состоянии пару десятков шагов, уже почти достигнув светящегося столба, Люда остановилась, несмотря на нетерпеливое подталкивание, и оглянулась. Оставшийся позади "бобик" грустным силуэтом маячил в темноте - если бы он был настоящим псом, то сейчас поймал бы её взгляд и преданно вильнул хвостом. "Прощай!" - подумала Люда, сглотнула предательский комок и решительно нырнула в световой столб. То, что она оказалась при этом не по ту сторону лесной поляны, а в кабине "тарелки", уже никак её не удивило.

Впрочем, поудивляться ей бы и не дали. Она только успела увидеть некое мягкое кресло под плавно закругляющейся стенкой, и тут её плотно подхватили за плечи, вознесли в воздух и с разворота немилосердно туда плюхнули - Люда только и смогла, что сказать "ай!" и подумать про дрова. Однако, приземление порадовало - кресло оказалось вежливее хозяев и приняло её мягко, деликатно, сразу глубоко утопив в своих "объятиях". А там уже на подходе были новые впечатления.

Сначала навалилась тяжесть, потом лёгкость, потом вообще голова "пошла кругом", аж подташнивать начало. Люда бултыхалась в ощущениях, как "морж" в проруби: то ли выскочить хочется, то ли ещё посидеть для прикола. Но продолжалось это недолго. Неприятные ощущения постепенно ушли, возмущённые чувства утихли... и в наступившем упокоении вернулась память - болезненная, ненужная память. В которой были и верный "бобик" с прощально вильнувшим хвостом, и Лёшкина рубаха, потемневшая от крови... и это умоляющее - "Рыжик, пожалуйста"... и взгляд... Щемящее чувство потерь - теперь по-настоящему собственных её потерь! - сжало сердце и комком подступило к горлу, выдавливая из глаз непрошенные слёзы. И если бы не Миклуха, то она бы так и разревелась на виду у всей межпланетной общественности, но малая быстренько укутала её тёплым родным "одеялом" сочувствия, подсунулась под руку ласковым мохнатым щенком, а напоследок выдала такое прочувствованное "ма-а-а-а-ма", что Люда бы рассмеялась, ей-богу, если бы не хотелось плакать, а так - просто слабо и благодарно улыбнулась. Легче не стало, но стало терпимее. С этим уже можно было жить дальше.

"Мам, а мы сейчас где?" - поинтересовалась малая, на время оставив своё панибратское "Лю".

"В космосе, наверное", - мысленно пожала плечами Люда, удивляясь на собственное равнодушие. - "Летим на летающей тарелке".

Вероятно, осознание этого должно было как-то вдохновлять, но Люда, прислушавшись к ощущениям, ничего такого не обнаружила - ну, космос... ну, летающая тарелка... Что я летающих тарелок не видела! Ещё неизвестно, каким "борщём" мне эта "кухня" обернётся.

"А ты сама посмотреть не можешь?" - попыталась она перевести стрелки. - "Сходи, прогуляйся. Потом мне расскажешь..."

"Не-е-е, не могу!" - решительно воспротивилась малая. - "Там страшно!"

"Ну, тогда сиди тут гуляй", - несколько противоречиво посоветовала Люда.

Миклуха помолчала, видимо, переваривая предложение, а потом пристала опять:

"Мам, а эти люди, они что - все инопланетяне?"

"Не знаю... наверное. Уж точно - гуманоиды", - опять пожала плечами Люда и решила всё-таки оглядеться сама, а то ведь малая, коль уж вцепилась, то добром не отпустит.

Кабина была сферическая, под стать кораблю. Братья-гуманоиды занимали установленные по кругу кресла, такие же, как под Людой, возлежа в них в расслабленных позах, словно на пляже. Они уже пооткидывали свои мрачные капюшоны и оказались вполне человекообразны, чтоб не сказать - совсем человекообразны... к тому же - не только братья, но и сёстры. В кресле напротив обнаружилась темноволосая девушка, при взгляде на которую бросалось в глаза выражение лица - очаровательного лица с чуть цыганистыми "летящими" чертами, но каменно безжизненного, как изваяние. "Надо же, не мне одной тяжко на душе... Ах да, это же та, что за Лёшкой прибегала!" - сообразила Люда и с некоторой завистью констатировала: - "Красивая..."

Девушка, словно почувствовав, что на неё смотрят, вдруг "ожила", подняла взгляд больших выразительных глаз, и Люду словно прожгло насквозь - таким отчаяньем и болью был наполнен этот взгляд. И не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться о причине: с такой болью не за раненого товарища переживают, так страдают о самом близком человеке, о самом... Ну вот! Ну и зачем оно мне было надо!

Настроение - даже то немногое, что успело приподняться - опять рухнуло. Её здесь не ждали. Никто. Даже Лёшка. Правда, если причина-любовь отпала, как завядший цветок, становилось непонятным, за какой такой надобностью он вообще её сюда затащил. Пожалел, что ли убогую? Но, раз уж затащил, значит было нужно, а зачем - в свете последних наблюдений - стало уже неинтересным. Как всё же это грустно...

"Ма-а-а!" - всполошилась Миклуха, ощутив возврат суицидных поползновений. - Да не переживай! Сейчас ещё прилетим куда-то..."

"Как это грустно..."

"Шо - грустно?!"

"Прилетим... улетим..."

"МА!-МА!.." - возмутилась Миклуха, но даже проверенное средство на этот раз не подействовало.

"Мама, мама... Уже неделю как мама. И ШО? Как сказал бы один малоизвестный поэт:

О, был я весел и душою чист,

но вот

поставили диагноз -

и-ди-от"...

"Ма-а-ам, ну ма-а-амочка, ну послушай..." - заныла малая, но вдруг прервала сама себя: - "Так! Если я что-то в чём-то понимаю, то мы, кажись, приехали".

Корабль дёрнулся, и Люда снова ощутила тяжесть. В центре кабины вспыхнула колонна "плотного" света, а справа от Люды мужской голос рявкнул:

-Па-а-адъём! Все на выход!

Вероятно, это было сказано специально для неё, потому что десантники и без команды подрывались на ноги и сноровисто исчезали в световом столбе, но Люда из чистой вредности даже не пошевелилась. Правда, это не помогло. Над нею сейчас же нависли две массивные фигуры.

- Ррра-зрешите! - галантно пророкотал тот же голос. Как оказалось, принадлежал он здоровенному дяде с благообразным лицом летописного князя: русая короткая бородка, русая вьющаяся чёлка, синие очи, грозно блестящие из-под широких словно нахмуренных бровей - всё как полагается, разве что меча не хватает. А второго Люда разглядеть не успела...

- А?.. - успела она вякнуть, прежде чем была подхвачена под локти, а после, безо всяких предварительных галантностей, выдворена из кабины и запроторена в большое светлое помещение... где и оставлена стоять столбом среди множества незнакомых людей.

Первое впечатление было, что команда по горнолыжному спорту встречает спецназ на выезде: от мешковатых комбинезонов десантников местных отличали стильные "лыжные костюмы" - разве что лёгкие, и штаны у них, на манер козацких шаровар, были заправлены в щеголеватые полусапожки. А ещё бросалось в глаза, что прибывшим здесь очень-очень рады. Страшно рады, но сдерживаются. Десантников обступали, обнимали, коротко расспрашивали и при этом всё время оглядывались на некое сооружение, которое Люда сразу окрестила "гроб на колёсиках". Правда "гроб" был не чёрный, а светло-бежевый, и колёсиков не имел - просто висел над полом, но в нём определённо кто-то лежал, а вокруг лихорадочно суетились трое, назвать которых иначе как "люди в белых халатах" язык не поворачивался. Рядом в напряжённой позе замерла знакомая "цыганка", и если бы не поддержка двоих - один десантник, один из встречающих - она бы, судя по виду, сама в тот "гроб" слегла, а так, будучи затёртой между плеч товарищей, просто смотрела. Вся группа, словно магнит, притягивала внимание и гасила улыбки. Наконец, врачи закончили приготовления и поспешно вытолкали плавно парящий "гроб" из помещения. Девушка обмякла и уткнулась лицом в мужчину из встречающих. Десантник сочувственно гладил ей плечо. Вся сцена пронеслась перед Людой словно во сне, не успев вызвать никаких эмоций. И тут рядом с нею кто-то тяжко вздохнул.