Инвариантный

Пирс Джон

Инвариантный

Джон Д.Пирс

Инвариантный

Вам, разумеется, в основном известно все, что касается Хомера Грина. Значит, мне нет нужды рассказывать об этом. Я и сам многое знал, но тем не менее, когда мне довелось, одевшись по-старинному, попасть в этот необыкновенный дом и повстречаться с Грином, я испытал странное чувство.

Сам дом, пожалуй, не назовешь таким уж необыкновен-ным - не больше, чем его изображения. Зажатый между другими зданиями XX века, он, вероятно, хорошо сохранился и не выделяется на фоне окружающих его старин-ных домов. Но несмотря на предварительную психологи-ческую подготовку, когда я вошел, ступил на ковер, уви-дел кресла, обитые ворсистой тканью, и принадлежности для курения, услышал (и увидел) примитивный радиоприемник (хотя мне было известно, что он воспроизводит старые записи) и, наконец, самое удивительное - смог взглянуть на разожженный в камине огонь, меня охватило ощущение нереальности.

Грин сидел на своем обычном месте, в кресле, у огня. У его ног лежала собака. Я не мог забыть, что он, судя по всему, - один из ценнейших людей на Земле. Но чувство нереальности происходящего, навеянное окружающей обстановкой, владело мною по-прежнему, и сам Грин тоже казался мне нереальным. Я почувствовал острую жалость к нему.

Ощущение нереальности не исчезло и потом, когда я представился. Сколько людей побывало здесь? Конечно, это можно было бы узнать заранее, из отчетов.

- Я Кэрью, из Института, - сказал я. - Мы с вами никогда не встречались, но мне сказали, что вы будете рады меня видеть.

Грин встал и протянул мне руку. Я с готовностью пожал ее, хотя этот жест был для меня непривычен.

- Да, я рад вас видеть, - сказал Грин. - Я тут чуть-чуть вздремнул. Вся эта процедура вызывает что-то вроде легкого шока. Поэтому я и решил немного передохнуть. Надеюсь, что мои препарат будет действовать вечно. Садитесь, пожалуйста, - добавил он.

Мы расположились у камина. Собака, вставшая было при моем появлении, снова улеглась и прижалась к ногам хозяина,

- Вам, наверное, хотелось бы проверить мои реак-ции? - спросил Грин.

- Да нет, это не к спеху, можно и позже, - ответил я. - У вас здесь так уютно.

Отвлечь Грина было легче легкого. Он расслабился и стал смотреть в огонь.

Не буду подробно излагать содержание нашей краткой беседы. Она воспроизведена в моей диссертации "Некоторые аспекты двадцатого века" (см. приложение А) и была, как известно, весьма непродолжительной. Мне очень повез-ло, что я получил разрешение на встречу с Грином.

Как я уже упоминал, беседа, приведенная в приложе-нии А, продолжалась недолго. Материалы, сохранившиеся от XX века, намного более насыщенны, чем память Грина, содержание которой давно и подробно изучено. Как известно, рождению новых мыслей способствует не сухая ин-формация, а личный контакт, безграничное разнообразие возникающих ассоциаций и человеческая теплота, которая оказывает стимулирующее воздействие.

Итак, я был у Грина и имел в своем распоряжении це-лое утро. Грин, как всем известно, ест три раза в день, а в перерывах между едой к нему допускается только один посетитель. Я испытывал к нему чувство благодарности и симпатии, но все же был несколько не в своей тарелке. Мне хотелось поговорить с ним о том, что ближе всего его сердцу. Разве это не естественно? Я записал и эту часть нашей беседы, но не стал ее публиковать. В ней нет ничего нового. Возможно, она тривиальна, но для меня она значи-ла очень много. Разумеется, это глубоко личное воспоминание. И все-таки мне кажется, что и для вас это будет небезынтересно.

- Что послужило толчком к вашему открытию? - спросил я его.

- Саламандры, - ответил он без тени сомнения, - саламандры.

Отчет о его опытах, связанных с полной регенерацией тканей, как известно, давно опубликован. Сколько тысяч раз Грин повторял свой рассказ? Но клянусь, в моей запи-си есть некоторые отклонения от опубликованного отчета. Всетаки число возможных комбинаций практически бесконечно! Но каким образом явление регенерации оторван-ных конечностей у саламандр навело его на мысль о пол-ной регенерации частей человеческого тела? Почему бы, скажем, не добиться того, чтобы на месте зажившей раны появился не шрам, а точная копия первоначальной ткани? Как при нормальном метаболизме добиться регенерации тканей, причем без изменений, происходящих при старе-нии организма? Как в точности восстановить первоначаль-ную форму, и притом всегда и во всех случаях? Вам демонстрировали это на животных при прохождении обязательного курса биологии. Помните цыпленка, у которого с помощью метаболизма замещаются ткани, но они всегда остаются неизменными, инвариантными? Страшно пред-ставить, что то же самое может быть и у человека. Грин выглядел молодо, он казался моим ровесником. А ведь он родился в двадцатом веке...

Рассказав о своих опытах, включая и последнюю при-вивку, которую он сделал накануне вечером самому себе, Грин стал пророчествовать.

- Я уверен, - сказал он, - что действие препарата будет вечным.

- Да, доктор Грин, - заверил я его, - действительно, это так.

- Не к чему торопиться, - заметил он, - прошло слишком мало времени...

- А вам известно, какое сегодня число, доктор Грин? - спросил я.

- Одиннадцатое сентября тысяча девятьсот сорок третьего года, если вам угодно, - ответил он.

- Доктор Грин, сегодня четвертое августа две тысячи сто семидесятого года, - сказал я ему серьезно.

- Бросьте шутить, - сказал Грин, - если бы так бы-ло на самом деле, я был бы одет иначе, да и на вас была бы другая одежда.

Разговор зашел в тупик. Я вынул из кармана коммуникатор и начал демонстрировать прибор, показав напоследок объемное изображение со стереозвуком. Грин наб-людал за моими манипуляциями со все возрастающим удивлением и восторгом. Сложное устройство, но человек эпохи Грина мог ожидать от будущего такого развития электронной техники. Казалось, Грин забыл о разговоре, из-за которого мне пришлось достать коммуникатор.

- Доктор Грин, - повторил я, - сейчас две тысячи сто семидесятый год. Мы в двадцать втором веке.

Он растерянно оглядел меня, но уже без недоверия. На его лице отразился ужас.

- Несчастный случай? - спросил он. - У меня выпа-дение памяти?

- Никакого несчастного случая не было, - сказал я. - Ваша память в полном порядке, только... Выслушайте ме-ня. Сосредоточьтесь.

И я рассказал ему обо всем коротко, в общих чертах, так чтобы он мог поспевать за моей мыслью. Он с тревогой смотрел на меня, по-видимому, его мозг работал напря-женно. Вот что я ему сказал:

- Сверх всяких ожиданий, ваш эксперимент удался. Ваши ткани получили способность восстанавливаться полностью без всяких изменений. Они стали инвариантными.

Фотографии и точнейшие измерения показывают это с полной очевидностью, хотя прошло уже много лет, про-шли века. Вы точно такой же, каким были двести лет назад.

За это время с вами происходили несчастные случаи. Но любые раны - и незначительные, и глубокие - зале-чиваются на вашем теле, не оставляя ни малейших следов. Ваши ткани инвариантны, и мозг ваш тоже инвариантен, точнее, инвариантны его клеточные структуры. Мозг мож-но сравнить с электрической сетью. Память - это сеть, катушки, конденсаторы, их соединения. Сознание - процесс мышления - не что иное, как распределение напряжений в этой сети и текущие в ней токи. Этот процесс сложен, но он носит временный характер. Выражаясь языком элек-тротехники, это переходный процесс. Память же изменяет саму структуру мозговой сети, влияя на все последующие мысли, то есть на распределение токов и напряжений в се-ти. В вашем мозгу сеть никогда не изменяется. Она тоже инвариантна.

Иными словами, можно провести аналогию между мыслительными процессами и работой реле и переключательных устройств в вашем XX веке, сравнить память со схе-мой соединения отдельных элементов. В мозгу всех остальных людей схемы соединения элементов с течением времени изменяются, элементы соединяются и разъединя-ются, появляются новые соединения, соответствующие из-менениям в памяти. В вашем же мозгу схема соединений никогда не меняется. Она инвариантна.