Страница 21 из 36
— И где эти списки?
— У вас на сайте, в ЖЖ, у прессы — везде. Списки население одобрило едва ли не единогласно. А если кого-то из чиновников мы все же упустили, то потом люди оставили комментарии и оставшихся тоже посчитали.
— Большие списки?
— А то! Зато народ вас будет на руках носить.
— Это верно, это точно. — Несмотря на ослабленный галстук дышать все равно было решительно невозможно. — Дай водички.
— Что?
— Водички!
Николай зло посмотрел на президента, но из кресла поднялся и наполнил стакан водой. Поставил на стол.
Иванов глухо выдохнул и одним махом, словно водку, осушил стакан.
— Еще?
— Давай.
Николай поставил графин с водой на стол и теперь Александр Сергеевич ухаживал сам за собой. После третьего стакана полегчало. Хотя теперь он начал обильно потеть.
— И что ты предлагаешь?
— Остановить воздушное сообщение, перекрыть аэропорты и вокзалы. Отдать приказы об арестах.
— Так они уже все, наверное, сбежали…
— Нет, в вашу победу никто не верил, поэтому зашевелиться должны были только сейчас.
— И что, в самом деле, всех расстреливать?
— Нет, по спискам чуть больше половины.
— А остальных в лагеря?
— Конечно. — Солидно кивнул Николай.
— Это же диктатура!
— Вы назвали это просвещенной демократией.
— Какой?
— Просвещенной, — терпеливо повторил Николай. — Демократия — это власть большинства. Демократически избранный президент получает власть у большинства, и должен этому большинству вернуть всевозможные блага. К тому же, при демократии все равны, а те, кто попал в ваши списки уже давно находятся над обществом. Вот вы и предложили их уровнять таким способом, а нечестно нажитое имущество вернуть народу, у которого оно и было украдено.
— Отнять у богатых и отдать бедным?
— Именно.
— И кто-то поверил в эту робингудовщину?
— Просвещенную демократию, — занудно уточнил Николай. — Мы уже это с вами обсуждали, не путайте термины. А поверило в это чуть больше семидесяти процентов избирателей.
— Но ведь это не демократия, а…
— Бросьте, как вы скажете, так оно теперь и будет. Вы — практик, а не теоретик. Демократия с нашим исконным колоритом. За это вас и любят.
— Значит расстрелы?
— Угу.
— Массовые, учитывая количество депутатов и бизнесменов?
— Ага.
— И начинать нужно прямо сейчас?
— Угу.
— А если нет?
— Что нет? — раздраженно переспросил Николай.
— Если не будет никаких расстрелов? Я всех помилую, в честь победы! Ну, или просто, вот взял и передумал! А что? Имею право, я ведь теперь президент!
— Не получится, — скептически покачал головой Николай.
— Почему?
— Так вы же пообещали все это исполнить сразу, как станете президентом.
— Ну и что? Сколько уже раз народ обманывали. Обещали, а после избрания ничего не выполняли. Это же ничего, это нормально. И люди уже к этому привыкли.
— Ну, вы же не такой! Вы же человек слова и чести, военный, к тому же.
— И что? Я теперь президент! — Александр Сергеевич всерьез паниковал, и уже просто не мог изображать спокойствие.
— Нет, не получится. Вы же это не только мне обещали, но и, — Николай выразительно потыкал пальцем в потолок. — Им ваша инициатива сначала не понравилась, но потом все одобрили, вместе со списками. Даже пару фамилий вписали. Поэтому ну никак вам теперь отступать нельзя. Сами понимаете.
Иванов почувствовал, как в комнате похолодало. Да, таких людей подводить нельзя.
— К тому же, вы пообещали, что если не выполните этих обещаний, то пустите себе пулю в голову. Пистолет уже заряжен и лежит в нижнем ящике вашего стола. Выбор за вами.
Иванов ощутил ком в горле.
— И потом, Александр Сергеевич, мы же с вами все это уже сто раз обсуждали. Неужели вы все забыли?
— Я никогда и ничего не забываю! — стукнул Иванов кулаком по столу. — Я же президент, а в недалеком прошлом видный политик и военный! У меня память знаешь, какая тренированная! Я просто вспомнить не могу…
Николай скептически нахмурился и принюхался.
— Вот вроде и бутылку почти выпили, и пахнет от вас соответствующе, и чушь несете, как в том самом состоянии. А глаза-то у вас трезвые. — Наконец сказал Коля. Добавил: — и испуганные, к тому же.
— Не мели чепухи! — отмахнулся Иванов. Он порадовался, что ради конспирации, прополоскал рот виски, и на всякий случай, еще немного на рубашку плеснул. — Чего мне бояться? Я же президент!
— Ну а чего тогда упрямитесь?
— Так президент ведь! Капризничаю, — Иванов лихорадочно искал нужные слова. — Когда я дал такое обещание?
— Около трех месяцев назад, когда общались с избирателями западных регионов. После чего повторяли эти обещания регулярно, на каждой публичной встрече. Списки были готовы два месяца назад.
Это было совсем не хорошо. Плохо. Три месяца назад у Иванова как раз состоялся очередной запой, поэтому события тех дней он помнил смутно. Какие-то встречи, обрывки разговоров, улыбающиеся и удивленные лица. Собственное удовольствие от удачной шутки. Эх, вспомнить бы еще, что это была за шутка такая!.. Или шутки? Потом еще всевозможные разговоры, содержания которых он вспомнить не мог, даже если бы и постарался. В таком состоянии и впрямь мог пообещать и не такое, и благополучно об этом позабыть…
И ведь за последний месяц, когда впервые за долгие годы, смотрел на мир трезвыми глазами, неоднократно ему намекали на его обещания. А он только улыбался и кивал, подтверждая, что все исполнит. Нет бы во всем этом лично разобраться. Но понадеялся на Николая, он бы не позволил глупости совершить. А он вон что, даже одобрил их.
Оправдаться не получалось. Даже перед самим собой. Многое он обещал, прекрасно понимая, что говорит. Вспомнить же сейчас этого не мог лишь по одной простой причине — слишком многого успел понаобещать. Порой даже сам себе противоречил, но кто же обращал на такие нюансы внимание? Да никто, в том числе и сам Александр Сергеевич. Ведь так просто раздавать обещания налево и направо, будучи точно уверенным, что их никогда не придется исполнять…
— Значит расстрелы?
— Выходит, что да.
— Так у меня ведь пока нет реальной власти! — схватился за соломинку Иванов. — Еще инаугурации не было!
— Армия и правоохранительные структуры на нашей стороне. Все прекрасно понимают, что в такой ситуации медлить нельзя.
— Нужно подготовить приказы.
— Так все уже давно готово. Осталось лишь даты проставить и подписать.
— А как же всякие левые, правые, голубые и несогласные? — схватился за вторую соломинку Иванов. — Правозащитные организации и тому подобная оппозиция. Они-то как?
— Оппозицией они были для предыдущей власти. Нам они союзники.
— Их все устраивает?
— Абсолютно. С небольшими условиями, конечно же.
— Какими же? — с надеждой выдохнул Иванов.
— Ну, по большому счету, они внятно их сформулировать не смогли. Их не устраивала предыдущая власть, так вы ее и так победили. Свободы, говорили, им мало. Свободы теперь будет хоть завались, в рамках той цензуры, что вы пообещали ввести, конечно же.
— И все на этом?
— Просят провести расследование смертей нескольких журналистов.
— А их не расследовали?
— Тем следователям они не доверяли. А вам верят.
— Что еще?
— Несколько бизнесменов в тюрьме. Их считают жертвами режима. Поэтому нужно из тюрьмы выпустить.
— Я понял о ком ты. Их потом ведь вместе с остальными расстреливать придется, как расхитителей. Гуманно, нечего сказать…
— Их в списках нет. Добавить?
— Добавляй, хули там…
Николай укоризненно посмотрел на президента. Иванов так разволновался, что и сам не заметил, как начал по армейской привычке материться, хоть и обещал впредь этого не делать. И ведь держался всю избирательную компанию! Даже на фуршетах и закрытых приемах. Поэтому порой мог замолчать посреди предложения на минуту, а то и дольше. Окружающие думали, что гениального политика посетили очередная выдающаяся мысль, а, на самом деле, он просто подыскивал адекватную замену матерщине.