Страница 11 из 99
Голицынские реформы в образовании взяли верх над идеями Уварова. До тех пор, пока в 1824 году после крупного гомосексуального скандала, воспользовавшись цензурными упущениями Голицына, Александр не отправил князя в отставку и не распустил основанное им Библейское общество, Уваров возглавлял департамент мануфактур и внутренней торговли. На это время приходится знакомство Сергея Семеновича с Михаилом Александровичем Дондуковым-Корсаковым (1792-1869), протеже и сердечным другом Уварова.
…Осенью 1833 года Сергей Уваров занял кабинет министра просвещения в правительстве Николая I. Вступая в должность, он произнес слова, которые стали формулой целой эпохи в истории Российской империи: «Общая наша обязанность состоит в том, чтобы народное образование совершалось в соединенном духе православия, самодержавия и народности». Шестнадцать лет Уваров стоял во главе министерства. В это время был основан университет в Киеве, возрожден обычай посылать молодых ученых за границу, изменены уставы гимназий, положены основы профессиональному образованию, благодаря появлению в губерниях реальных училищ.
Уваров окружал себя людьми, которые беспрекословно выполняли его волю, и Дондуков-Корсаков был первым и самым верным в этом кругу.
Михаил Александрович Корсаков происходил из небогатого рода дворян Корсаковых. Женившись на княжне Дондуковой-Корсаковой, он по высочайшему повелению принял герб и фамилию жены. Участник войны 1812 года, человек с выправкой и поведением военного, Дондуков был, с точки зрения Уварова, идеальным чиновником, во всем беспрекословно выполнявшим приказания начальника. В 1833 году Уваров назначил его на то самое место, которое некогда получил от своего тестя. Уже через год Дондуков был произведен в действительные тайные советники и «к общему удивлению, выразителем которого явился Пушкин» (так осторожно пишет о возвышении Дондукова «Русский биографический словарь»), в 1835 году стал вторым вице-президентом Академии наук.
Позже появилась обидная эпиграмма, сочиненная известным острословом Александром Сергеевичем Пушкиным.
В Академии наук
Заседает князь Дундук.
Говорят, не подобает
Дундуку такая честь.
Почему ж он заседает?
Оттого, что жопа есть.
Тогда же Александр Сергеевич ответил в Москву поэту гомосексуалу Ивану Ивановичу Дмитриеву на вопрос о положении дел в академии: «...явился вице-президентом Дондуков-Корсаков. Уваров фокусник, а Дондуков-Корсаков его паяс. Кто-то сказал, что куда один, туда и другой: один кувыркается на канате, а другой под ним на полу».
У Пушкина, действительно, были основания ненавидеть эту академическую пару. Уваров, в чьем ведении при Николае I находился цензурный комитет, добился того, что мог цензурировать уже изданные произведения Пушкина, тогда как ранее поэт пользовался привилегиями личной цензуры императора.
Когда в связи с «Историей пугачевского бунта» давление цензуры на Пушкина усилилось, он записал в дневнике, отмечая особые «педагогические» наклонности министра: «Уваров большой подлец <...> Его клеврет Дундуков (дурак и бардаш) преследует меня своим цензурным комитетом <...> это большой негодяй и шарлатан. Разврат его известен <...> Об нем сказали, что он начал тем, что был блядью, потом нянькой и попал в президенты Академии наук, как княжна Дашкова в президенты Российской Академии».
А ведь десять лет назад все было иначе: Уваров (один из основателей «Арзамаса», предоставлял для его собраний свою квартиру) сидел недалеко от Пушкина на заседаниях арзамасцев, где они и познакомились. Между ними была даже небольшая переписка, Уваров перевел пушкинские «Клеветникам России» на французский, перевод поэту понравился. А доставил его ему именно близкий друг Уварова князь Дондуков. К Дондукову же поэт сам ездил в цензурный комитет и возвращался вполне довольным.
Вслед за эпиграммой на Дондукова разошлась в списках и сатира против Уварова – «На выздоровление Лукулла» (1835).
Теперь уж у вельмож
Не стану нянчить ребятишек;
Я сам вельможа буду тож;
В подвалах благо есть излишек.
Теперь мне честность – трын-трава!
Жену обсчитывать не буду
И воровать уже забуду
Казенные дрова!»
Под Лукуллом Пушкин имеет в виду графа Дмитрия Николаевича Шереметева, неожиданно поправившегося после болезни. Уваров должен был наследовать имущество бездетного Шереметева по жене. После этого стихотворения отношения Пушкина и Уварова окончательно расстроились. Впрочем, остался один человек – Жуковский (его сближали с министром все те же особые сексуальные интересы), через которого Пушкин неоднократно и «устраивал» с ним отношения. Пушкин же вскоре раскаялся в резкости своих суждений об Уварове и просил издателей не печатать «...пьесу, написанную в минуту дурного расположения духа».
Но эпиграмма широко разошлась в обществе, а ее адресат затаил на автора обиду. Хотя принципиальных разногласий у Уварова и Пушкина не было.
Тем не менее, действия Дондукова и Уварова после гибели Пушкина выглядели местью. Дондуков запретил отпуска студентам в день отпевания Пушкина. Потом от «академической пары» прозвучал выговор Краевскому за публикацию некролога в «Литературных прибавлениях...», где Одоевский назвал Пушкина «Солнцем русской поэзии». Впрочем, во всем этом выражалась, прежде всего, официальная линия…
Сам Сергей Семенович Уваров в день отпевания Пушкина пришел в церковь совершенно бледный, в молчании и одиночестве простоял весь обряд. В обществе уже распространился слух, что автором анонимных писем, послуживших катализатором дуэли, был именно Уваров. Впоследствии мнение это множество раз опровергалось, и главным претендентом на авторство «диплома» рогоносца, доставленного Пушкину незадолго до дуэли, стал князь Долгоруков, один из фаворитов барона Геккерена.
В последующие годы Уваров и Дондуков-Корсаков превратились в прекрасный чиновничий тандем. Уваров опирался на Дондукова во многих начинаниях. Например, в разработке цензурных уставов – в 1838 году Дондуков стал присутствующим в главном управлении цензуры и закончил свою карьеру в должности тайного советника в 1842-м.
Сергей Семенович Уваров в 1846 году был возведен в графское достоинство, а 9 октября 1849 года оставил пост министра.
В советский период николаевскую эпоху, которая началась в 1825 году, характеризовали как время реакции. Героями эпохи, с точки зрения коммунистической идеологии, являлись Герцен, Белинский и Бакунин. Уварову был навешен ярлык реакционера. В сотворении мифа о карьеристе и губителе Пушкина сыграла определенную роль и знаменитая эпиграмма о «жопе» Дондукова. Впрочем, в советских источниках это слово долгое время либо вообще пропускали, либо – в академических собраниях – позволяли употребить одну букву «ж».
Но именно на 1830-40-е годы в России приходится золотой век университетского образования. Безусловный рост уровня просвещения на всех ступенях, начиная с приходских школ и заканчивая гимназиями и реальными училищами… Да, существовала жестокая цензура, но именно в это время произошел грандиозный скачок в издании книг и периодики, родились востоковедение, славистика, разразился бум археологии. Такая объективная точка зрения на деятельность Уварова предложена пока в единственной его биографии, написанной в 1984 году профессором Индианского университета Цинтией Х. Виттекер. Но в ней почти ни слова о гомосексуальности графа Сергея Семеновича Уварова.
Последние годы жизни Уваров провел в своем имении Поречье неподалеку от Москвы. Дондуков-Корсаков долгое время жил там безвыездно. Он пережил Уварова на 14 лет…
«Не умре, спит девица...». Константин Батюшков (29 мая 1787 – 19 июля 1855)
"Кто не знал кроткого, скромного, застенчивого Батюшкова, тот не может составить себе правильного о нем понятия по его произведениям; так, читая его подражания Парни, подумаешь, что он загрубелый сластолюбец, тогда как он отличался девическою, можно сказать, стыдливостью и вел жизнь возможно чистую...», – писал в 1854 году один из биографов «первого поэта России», «учителя Пушкина в поэзии» его современник Н. В. Сушков. Писал, словно о покойнике...