Свет первой любви

Майра оглянулась на Нельсона и опять потрепала его по голове.

– Я занималась приготовлениями к празднику, – сказала она. – Принимала визиты в связи со своей помолвкой. Я приучала себя к тому, что в Пенвите живет посторонний человек-посторонний, который, однако, является там хозяином, а также моим нареченным. Я ездила сегодня утром в Тамаут, чтобы отвезти корзины с праздничными гостинцами. Мне нужно было немного побыть одной. Знаете ли вы, как это утомительно, когда за тобой постоянно ходит горничная?

– Полагаю, – сказал граф, – это для вашей безопасности.

Ее охватила тревога. Она уже слышала это когда-то. И уже задавала ему такой вопрос. Он тогда ответил точно так же – прежде чем поцеловать ее. Глаза ее расширились.

– Значит, с вами я не в безопасности? – спросила она.

Граф следил за выражением своего лица, глаза его по-прежнему были холодны. Но все же он взглянул на ее губы – в этом она не сомневалась.

– Вы в полной безопасности, – ответил он.

«В безопасности?.. Едва ли!» – подумала Майра.

– Мне нужно вернуться в Тамаут, – сказала она. – Там у меня карета и горничная.

Граф поднял брови.

– Я не предлагаю проводить вас, мисс Хейз, – проговорил он, – но клянусь, что не доложу сэру Эдвину о том, что вы слегка манкировали своими обязанностями. Полагаю, ему это не очень-то поправилось бы.

Майра раскрыла рот, собираясь возразить, заявить, что ее ничуть не волнует мнение сэра Эдвина, однако промолчала. Ведь она обручена с ним и, стало быть, не должна говорить о нем дурно…

– Всего доброго, милорд, – сказала она и повернулась, чтобы направиться вдоль берега к каменной стене. Граф Хэверфорд и Нельсон остались стоять на месте. А может, пошли обратно? Майра не обернулась и не видела этого.

Ее охватило странное, по совершенно определенное чувство: между ними что-то произошло, эта их встреча была преступным и тайным свиданием, которое необходимо скрыть от сэра Эдвина… и даже от матери. Во что бы то ни стало. Он смотрел на се губы, а она смотрела на его…

В Данбертоне было слишком много веток омелы, под которыми полагалось целоваться. Или, если точнее, там оказалось много веточек – причем в самых неожиданных местах – и слишком много особ женского пола, подстерегающих ничего не подозревающих джентльменов, чтобы пройти с ними под этими веточками. Впрочем, некоторые леди – те, что были помоложе, – многословно и неискренне жаловались именно на то, что их подстерегают джентльмены.

Еще до окончания первого дня Рождества Кеннет перецеловал – по крайней мере по одному разу – всех особ женского пола, находящихся в доме, за исключением служанок. Он целовал хихикающих кузин, жеманных тетушек и застенчивых двоюродных бабушек. Поцеловал свою хмурую племянницу. Поцеловал и покрасневшую мисс Джулиану Уишсрт. Вернее, он целовал ее трижды, хотя ни разу это не произошло по его инициативе.

Джулиана была на редкость хорошенькая, с такими же, как у Кеннета, белокурыми волосами, с широко раскрытыми синими глазами и трепещущими губками, похожими на бутон розы. Фигурка у нее была соблазнительно округлая, туалеты – модные и дорогие, характер же добродушный. Джулиана часто улыбалась. Она вполне подходила Кеннету в жены, а ее родители, барон и леди Хокингсфорд, только об этом и мечтали. Погоня началась, и все в Данбертоне – от матери графа до прислуги, – казалось, поощряли его к ухаживанию.

Ей было семнадцать лет, и она была совершенным ребенком. Во всяком случае, так представлялось Кеннету. Ему казалось, что поцеловать ее – почти то же самое, что поцеловать племянницу, только поцелуй этот мог иметь далеко идущие последствия. Нельзя трижды поцеловать семнадцатилетнюю мисс, хотя бы и под омелой, не пробудив в ней определенных надежд и не вызвав разговоров окружающих.

Поцеловав мисс Уишерт трижды, Кеннет почувствовал себя неловко, как если бы сделал весьма ответственное заявление – или вознамерился сделать. В церкви девушка сидела рядом с Кеннетом, на графской скамье, а из церкви поехала в графской же карсте, то есть вместе с ним и с его матерью. Во время рождественского обеда се посадили подле него. После обеда она была его партнершей за карточным столом, а потом вошла в его команду, когда играли в шарады. Одна из теток даже так и назвала ее: «Твоя мисс Уишерт, милый Кеннет».

Его мисс Уишерт?

Он был готов к тому, чтобы увидеть эту девушку, подумать о ней как о возможной жене. Но, увидев Джулиану, Кеннет ее отверг. Он даже представить себе не мог, как будет всю жизнь жить с этой девушкой, как станет ее спутником жизни. Ему казалось, что вступить с ней в брачные отношения – все равно что жениться на маленькой девочке. Графиня, однако, высказала предположение, что рождественский бал – очень удобный случай для объявления о помолвке. Ведь на балу будут присутствовать многие родственники и соседи. Весна же – чудесное время для свадьбы. Кроме того, графиня заметила, что неплохо бы ему провести часок перед балом с лордом Хокингсфордом.

– Леди Хокингсфорд была моей близкой подругой, когда мы вместе начали выезжать, – сказала она. – А когда родилась Джулиана, мы стали надеяться… и даже осмеливались строить планы. Вы можете сделать нас обеих счастливыми.

Кеннет подумал о том, что ему было тринадцать лет, когда родилась Джулиана, – всего на четыре года меньше, чем сейчас ей. Граф понимал, что его завлекают в ловушку, что на него давят, но он не собирался жениться только для того, чтобы доставить удовольствие своей матери и ее близкой подруге. Он вообще не собирался жениться – пока. Не собирался, потому что не был готов к такому шагу. Кеннет решил, что будет избегать мисс Уишерт после того, как откроет бал, – почему-то оказалось, что он должен сделать это в паре с ней. И тут он вспомнил, что уже ангажировал на вальс мисс Хейз. И еще вспомнил о том, что пожалел об этом – ему не хотелось прикасаться к ней.

А потом Кеннет вспомнил о неожиданной встрече с Майрой на морском берегу, и на него тотчас же нахлынуло множество воспоминаний о встречах с ней именно на этом месте. Разумеется, они встретились случайно. Он подошел к их укромному местечку задолго до того, как появилась Майра, даже постоял там, вспоминая… Вспоминая о том, как впервые встретил ее здесь одну, как понял, что она, которую он помнил ребенком, превратилась в высокую, стройную, загадочно привлекательную молодую женщину. Он тогда только начал обращать внимание на молодых женщин, Вспомнились и другие встречи с ней после этой, первой: нечастые встречи, требовавшие множества ухищрений, – и происходили эти встречи в разных местах. Но именно там он поцеловал ее впервые. Тогда он уже учился в университете и знал вполне достаточно о поцелуях – и не только о них, – чтобы пресытиться всем этим. Но от одного прикосновения губ Майры его бросало в жар.

При этом она вызывала у него совершенно особые чувства, не то что служанки в барах Оксфорда, с которыми он имел дело. Ему казалось, что их с Майрой связывает некая духовная близость, или, возможно, он просто убеждал себя в этом, искал себе оправдание… Было совершенно ясно: он влюбился в Майру.

И вот, когда воспоминания овладели им, когда он стоял и грустил о том давно повзрослевшем мальчике – идеалисте и романтике, – Нельсон вдруг обнаружил ее именно там, на месте их тайных встреч. И хотя на ней был плащ и шляпка скучного серого цвета, она опять на мгновение показалась ему похожей на ту, прежнюю, Майру. Ее щеки и нос порозовели от холода, глаза были широко раскрыты, и вся она дрожала – сначала от страха, а потом от гнева и стыда за свой страх, за проявленную слабость – так, во всяком случае, ему показалось. После этой встречи он долго лежал без сна, вспоминая, как подошел к ней так близко, что мог бы обнять ее, успокоить и убедить в том, что Нельсон никогда не причинит ей вреда.

Ему еще предстоит испытание на балу, когда они с Майрой будут кружиться в вальсе. Эта мысль не давала ему покоя. Точно так же, как и мысль о том, что придется избегать мисс Уишерт, дабы разрушить слаженные усилия его и ее родственников свести их.