Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 90 из 93

расположена таким образом, что шум сражения туда не долетал, и во время пира главной

задачей Ниам было удержать Кухулина от желания принять участие в битве: она пыталась

убедить его, что враги и не думают нападать на уладов. Однако «дочь Калатина» Бадб

принимает облик красавицы Ниам, предстает перед Кухулином и велит ему вступить в

сражение. Таким образом, Ниам и Бадб как бы воплощают двойственный характер

женщины, которая дружески помогает герою в пору его смерти. Она одновременно его

возлюбленная и женская персонификация его судьбы.

Нарушая свои гейсы, король Конайре впускает в Дом Да Дерга одинокую женщину по

имени Кайльб. Описание ее чудовищной внешности содержит аллюзию на ее

сексуальность, равно как и описание подобной женщины, сопровождающей черного

человека с визжащей свиньей, а на вопрос Конайре: «Чего ты хочешь?» — Кайльб

отвечает, что хочет того же, чего хочет и он. В перечне тридцати двух (?) странных имен,

какими она себя называет, фигурируют Самайн, Уродство, Забвение, Преступление,

Ссора, Драка, Стычка, Шум (?) и Удивление, а также Немайн (или Маха), т.е. имя

богини войны, и Бадб, имя зловещей вороны полей сражения. Примечательно, что

имена свои Кайльб называет, стоя на пороге (т. е. ни внутри дома, ни снаружи) на одной

ноге. Таким образом, Кайльб, как и индийская Кали, есть персонификация гибели,

смерти и разрушения, и она предлагает себя герою в невесты.

Обратимся теперь к анализу саги «Смерть Муйрхертаха сына Эрк», в которой мы

встретимся с уже знакомыми мотивами, повернутыми, однако, в несколько ином

ракурсе. Мы вновь увидим роковую невесту короля-жертвы, предсмертный пир,

сражающихся воинов, убийц, обликом схожих с фоморами, и тело — наполовину

сгоревшее, наполовину утонувшее

Однажды король Ирландии Муйрхертах оказался во время охоты один на своем

охотничьем холме, и тут появилась перед ним девушка редкостной красоты, одетая в

зеленый плащ. Король тотчас воспылал к ней такой любовью, что готов был отдать всю

Ирландию, лишь бы она согласилась провести с ним хоть одну ночь. Девушка сказала

ему, что она «любовь Муйрхертаха», и объявила, что сведуща в еще более тайных делах,

а потом добавила, что давно уже знает его и ждет встречи с ним. «Я дам тебе все, что

могу дать, о девушка», — сказал ей Муйрхертах, и она согласилась войти в его дом при

условии, что он никогда не будет произносить ее имя, что мать его детей будет удалена с

ее глаз и ни один клирик не войдет в дом, где будет она жить. Король принял эти условия

и спросил только, как же ее имя, чтобы знать его и избегать его произносить. И хотя

девушка отличалась несравненной красотой, имя ее звучало довольно странно и

поразительным образом походило на имена уродливой Кайльб «Вздох, Свист, Буря,

Резкий Ветер, Зимняя Ночь, Крик, Рыданье, Стон».

Чтобы угодить девушке, Муйрхертах прогнал из своего Клетехского дома королеву и

детей ее и после этого созвал всех, кто занимался каким либо ремеслом или искусством,

вместе с их женами на большой пир. Св. Каирнех был так возмущен изгнанием королевы,

что проклял это место и сам своими руками вырыл для короля могилу, сказав при этом:

«Тот, кому приготовлена эта могила, конченый человек, поистине конец его

царствованию и владычеству». Король же тем временем сел на свой трон, а девушка села

по правую руку от него, и, чувствуя, что от нее исходит «могущество богини», он

спросил, откуда ее сила. Она ответила, что верит в Бога, что она из племени Адама и

Евы, но при этом может совершать великие чудеса. Муйрхертах попросил ее совершить

какое-нибудь чудо. Тогда девушка превратила воду из реки Бойне в вино, а из

папоротника создала призрачную свинью, и эти волшебные еда и питье вдвое уменьшили

силу короля и его людей. Затем создала она два полка призраков, равные по числу воинов



и по силе, причем один полк состоял из голубых воинов, а другой — из безголовых. Сам

Муйрхертах выбился из сил, сражаясь с ними, хоть и были это на самом деле одни лишь

камни, папоротник да дерн. На седьмую ночь в канун среды после Самайна поднялась

буря. «Это стон зимней ночи», — сказал король. А девушка отвечала ему: «Это я —

Резкий Ветер. Я — Зимняя Ночь. Я — Стон, я — Ветер, я — Зимняя ночь». Когда

король вновь заговорил о буре, которая с каждой минутой становилась все сильнее,

девушка спросила его «Зачем называешь ты мое имя, о муж?» После этого она сказала,

что теперь он обречен. «Это правда, девушка, ибо было предсказано, что моя смерть

будет подобна смерти моего деда». А Муйрхертах сам сжег своего деда в его же доме.

Видения огня и воды мешали теперь его зачарованному сну. Девушка меж тем «рассыпала

повсюду огонь», а вокруг дома поставила полки призрачных воинов, которые будто бы

нападали на дом. Королю она сказала, что якобы Туатал Майльгдоб («круглоголовый»)

сын Кормака Одноглазого явился со всем своим войском отомстить Муйрхертаху и занять

его трон. Муйрхертах спрятался в бочку с вином и утонул в ней, горящие бревна рухнули

на него и сожгли всю верхнюю часть его тела.

Подобно пиру, который ежегодно давался в Эмайн Махе в честь Самайн, события,

описанные в саге «Смерть Муйрхертаха», происходят в течение семи дней, причем

кульминация падает именно на канун Самайна, время бед и заблуждений. Курои,

Кримтан, Кухулин и Конайре, как принято считать, погибли именно в канун Самайна,

тогда как Айлиль и Фланн — в канун Бельтана. И подобно тому как события,

предшествующие гибели героя, знаменуют собой соединение оппозиций, так и самый

момент его смерти есть время, когда такие дихотомии, как зима — лето, естественное —

сверхъестественное, живое — мертвое, сливаются и перемешиваются.

Ирландские повести о гибели героев носят название Oitte («насильственные, или

трагические, смерти»). Для Кухулина и вообще для героев смерть от болезни или от

старости была бы падением. С точки зрения этики касты воинов смерть в бою — самая

славная из всех возможных смертей, только такая смерть обеспечивает доступ в рай.

Лукан говорит, что кельтские воины не страшились смерти, поскольку «смерть была для

них лишь серединой долгой жизни». Многие из ирландских королей, упомянутых в

анналах, также умирали насильственной смертью, причем большинство — от руки

преемников. Однако в повестях, о которых мы говорили, речь идет не о насильственном

смещении слабого короля. Торжественный пир, роковая невеста и причудливые

обстоятельства смерти Конайре, Диармайда, Муйрхертаха — и Кухулина тоже, —

напоминают скорее ритуальное «убийство царя», когда иссякает его (мужская) сила или

когда заканчивается ограниченный згранее срок его правления, что некогда

практиковалось во многих районах Африки и в реликтах прослеживается практически по

всему миру

Тем не менее, если ход наших рассуждений в предыдущих главах верен, то мифы

выражают взгляд вообще на смерть как таковую. Они утверждают, что смерть, сколь бы

мирной она ни казалась со стороны, — это всегда насилие, гибель в сражении. Мифы не

смягчают воздействие смерти словами утешения, но всегда рисуют ее во всей ее грубой и

неумолимой жестокости. И все же исполнение таких рассказов на Самайн или на

поминках имело вполне определенное назначение. Эти рассказы поднимали смерть на

уровень героический и трагический. С точки зрения человека смерть можно объяснить

естественными причинами: несчастными случаями, болезнями и т.д., одни смерти

ожиданны, другие «безвременны». Но с точки зрения мифа любая смерть неестественна и

не бывает ни «безвременной», ни случайной. Смерти предопределены, и случайные их