Страница 33 из 98
Видя, что переговоры затягиваются, адмирал Дюпре вызвал из Сайгона Франсиса Гарнье, чьи профессиональные знания и высокий интеллект он очень ценил. В нескольких ярких и лаконичных тезисах Гарнье составил план операции и вручил его своему руководителю. Речь не шла о насильственных действиях, о попытке завоевания, которое нетрудно совершить, ибо потом гораздо труднее удерживать захваченное. Наоборот, следовало помешать исчезновению аннамитской власти в Тонкине, чтобы поддерживать там в неприступной дипломатической плоскости и на законном основании французское влияние. Таким образом, переговоры начались одновременно с Пекином, чтобы предотвратить вступление китайских войск; с наместником Юньнани, чтобы гарантировать открытие нового пути и договориться о справедливых таможенных тарифах; с Хюэ, чтобы показать императору Аннама опасности, которым он подвергался, сохраняя закрытой Сон-кой, и, наоборот, выгоды и преимущества, которые он немедленно получил бы, разрешив торговлю по реке под наблюдением французской таможенной администрации, подобной той, которая функционирует в Китае под управлением англичан. Следовало также внушить двору в Хюэ, чтобы он потребовал официального вмешательства Франции.
Получив одобрение плана, Франсис Гарнье 18 октября 1873 года выступил в Тонкин во главе маленького подразделения, состоявшего из двух канонерок, «Мушкетон» и «Скорпион», и отряда морской пехоты.
Несмотря на то, что он имел право рассчитывать на знаки уважения как представитель великой державы, Гарнье встретил со стороны мандаринов лишь плохо замаскированную брань под личиной восточного лицемерия. Его пытались обвести вокруг пальца, заставить попусту потерять время и, видя, что он держался с достоинством, стали выдвигать возражения, что у него нет полномочий на переговоры. К тому же мандарины настраивали жителей против Гарнье, а наместник Тонкина Нгуен огорошил его наглым требованием покинуть страну.
Гарнье, в чьем распоряжении находилось всего сто восемьдесят человек, не желал уступать и с неслыханной смелостью предъявил ультиматум! Это произошло 19 ноября 1873 года. Содержание ультиматума было таково: если в этот же самый день наместник не отзовет свой приказ о высылке посланца Франции из страны, если он не принесет извинений представителю Франции, которую он оскорбил, если он не даст согласия на открытие Красной реки для коммерческой навигации, то Гарнье завтра же его атакует. Он готов был напасть на город с населением в восемьдесят тысяч человек и с крепостью, которую охраняли семь тысяч солдат! Впрочем, население в своем большинстве было за нас. Прокламации, распространенные в первые же дни, привлекали жителей мягкостью и в то же время — твердым тоном. Они обещали под нашим покровительством освобождение от тирании мандаринов, свободное участие в торговле, установление справедливых налогов и законный суд вместо самоуправства всемогущих властелинов, для которых не существовало иного закона, кроме собственной прихоти.
Но, чтобы в открытую перетянуть на нашу сторону множество людей, требовался успех. Вот почему Гарнье не колеблясь замахивается на прямо-таки немыслимое, невероятное: взятие Ханоя.
Не получив ответа на свой ультиматум, Гарнье подал команду атаковать назавтра, 20 ноября, в шесть часов утра. Во главе своих ста восьмидесяти человек, к которым присоединился маленький отряд дисциплинированных китайских солдат, вооруженных и возглавленных Жаном Дюпюи, он выступает против крепости, в то время как две канонерки непрестанно ее бомбардируют. Действия были молниеносными, порыв всеобщим, и самый строгий порядок царил в этой атаке, совершенно неожиданной для противника. Застигнутые врасплох аннамские солдаты, которых подняли и подстегивали их начальники, понемногу выходили из оцепенения. Они заняли посты на валах и зажгли фитили у пушек. Пули и снаряды свистели с обеих сторон; но наши почти всегда попадали в цель и поражали врага, тогда как у французских солдат не было ни единой царапины.
Большая часть осажденных бросала с высоты валов громадные бревна; другие осыпали нападающих камнями; наконец, третьи швыряли на землю пригоршнями треугольные гвозди, которые, упав, обязательно торчали острыми концами кверху — вероятно, осажденные полагали, что наши солдаты маршируют босиком.
Наместник лично командовал контратакой и проявил незаурядное мужество. Но он был ранен в самом начале, и это лишь приблизило час окончательной победы. Врата крепости были осаждены в мгновенье ока, невзирая на адский огонь, и выбиты ударами топоров, которыми ловко орудовали матросы. В половине седьмого утра они пали, и люди Гарнье устремились в пролом в несокрушимом порыве. Двадцать минут спустя французский флаг уже развевался на самой высокой точке крепости, и канонерки прекратили обстрел.
Моряки-артиллеристы и солдаты морской пехоты охраняли выходы, но мандарины обманули их бдительность и сумели ускользнуть, вырядившись в лохмотья, под которыми их невозможно было распознать. Наместник, несмотря на рану, также хотел бежать. Разоблаченный переводчиком, он был задержан, как и военный губернатор города с четырьмя другими генералами.
На следующий день сорок два человека под командованием заместителя Гарнье, лейтенанта флота Бальни Даврикура, овладели фортом Фухаи в семи километрах от Ханоя, еще остававшимся под властью аннамитов. Четыреста пленников, несколько лет сидевших на цепи и в шейных колодках, были освобождены. Исполненные благодарности, они пришли вместе с именитыми гражданами города благодарить своих избавителей. Победа была настолько полной, что местные жители, встречая француза, простирались ниц в знак великой радости и покорности!
Маленький экспедиционный корпус, блестяще выполнив свою задачу, завладел огромным количеством оружия, пороха, пушек, продуктов питания, а также слонов и лошадей. Франсис Гарнье, обосновавшийся в крепости, которую он назвал Храмом Королевского Духа, принимал от местных чиновников заверения в готовности служить новой власти; затем он отправил в Сайгон наиболее важных пленников и обратился к адмиралу с просьбой о подкреплении.
Великолепную победу в течение нескольких дней завершили помощники Гарнье: лейтенант флота Бальни Даврикур, доктор Арман, судовой врач, помощник комиссара Морис Дюбар, младший лейтенант морской пехоты де Трентиньян и гардемарин Отфёй. Надо сохранить в памяти имена этих бесстрашных молодых людей. Самому старшему из них, Бальни Даврикуру, не исполнилось и двадцати восьми лет, а самому молодому, Отфёю, было лишь девятнадцать! И это тот самый Отфёй, который с пятеркой солдат овладел крепостью Ниньбинь!
Не теряя времени, Гарнье занялся вопросами управления. Он опирался на своих разумных и деятельных помощников. Действительно, следовало прежде всего позаботиться о безопасности войска, обеспечить сообщение с морем, распространить на промежуточные провинции, с таким малым количеством людей, французское верховенство, гарантировать порядок тонкинцам, воспользоваться их расположением для вербовки помощников среди них и, наконец, окончательно открыть Красную реку для торговли. Со своим блестящим знанием китайского характера, со своей деятельной, ловкой и осторожной натурой Франсис Гарнье сумел выполнить эти задачи за один месяц.
Тем временем, оправившись от первого шока, аннамиты начали приходить в себя. Чем больших успехов добивался наш маленький экспедиционный корпус, тем труднее становилось поддерживать и охранять наши завоевания. Черные Флаги угрожали Ханою. Гарнье понимал неотложность мирного решения проблемы. Он возобновил переговоры с аннамитами, которые после поражения стали более покладистыми. «Торговый договор и протекторат одобрены в принципе, — писал он 21 декабря 1873 года. — Я надеюсь, что все идет к лучшему».
Увы! В тот же самый вечер он трагически погиб.
Атакованный Черными Флагами, он совершил вылазку, оказался в окружении превосходящих сил противника, все же потеснил их, однако в разгаре боя оступился, попал ногою в яму и не смог уже подняться. Бился он до последнего, как лев. Оставшись без патронов и со сломанной саблей, он пал под натиском врага. Его растерзали в тот момент, когда в нескольких шагах от него погибал в героической борьбе Бальни Даврикур.