Страница 8 из 77
Я вошел в каюту командира. Владимир Владимирович Вонлярлярский невысокий, худощавый, с мелкими чертами лица, на котором поэтому особенно выделялись большие карие, чуть навыкате глаза. Был он опрятно одет в старую офицерскую форму. Ослепительно сияли накрахмаленные воротничок и манжеты с золотыми запонками. Принял меня ласково, о многом расспросил, а в заключение прохрипел:
- Ну, вот и познакомились, а теперь, пожалуйста, пройдите к старофу.
Перешагнув высокий порог каюты командира, я замешкался. Кто такой "староф"? Выбираюсь на верхнюю палубу. На вахте по-прежнему уже знакомый мне военмор Черепок, бывший артиллерийский унтер-офицер, а теперь командир первой башни.
Выслушав меня, он засмеялся.
- "Староф" означает "старший офицер", как и при царе было. Только сейчас мы добавляем слово "товарищ". Рассыльный! - подозвал он какого-то моряка. - Проводите товарища к старофу.
И вот я перед железной дверью с табличкой "Старший офицер". Сейчас в этой должности военмор Ф.Ф. Залесов, бывший мичман. Я уже знаю, что с делом он справляется превосходно. Моряки его уважают и побаиваются. Это большой труженик, на берег увольняется редко. Часто обходит все закоулки линкора и неукоснительно требует чистоты и порядка. Разговаривает мало , никогда не шумит, приказания отдает короткими фразами. Вообще-то он отзывчивый человек, но интересы дела у него на первом плане. Молча просмотрев мои документы, Залесов вернул их мне.
- Идите ко второму помощнику Юмашеву.
Юмашев - бывший юнга. Он и сейчас очень молод. Это единственный коммунист среди начальствующего состава линкора. Во время кронштадтского мятежа контрреволюционеры бросили его в тюрьму. Только быстрая ликвидация мятежа спасла ему жизнь.
Встретил он меня весьма радушно, не спеша прочитал документы, широко улыбнулся:
- Так, значит, к нам, комсомол, пожаловал? Ну, что же, будем вместе служить...
С легкой руки Юмашева так и прозвали меня Комсомолом. Через десятки лет, уже будучи Министром Военно-Морского Флота, Иван Степанович Юмашев, завидя меня, весело воскликнул:
- Привет Комсомолу!
Теперь, с годами, друзья прибавили еще словечко и шутливо величают меня Седым комсомолом.
Иван Степанович был прост и доступен, у него был громовой голос и невероятная сила в руках. Сожмет тебе ладонь - все косточки трещат. Говорил коротко, ясно, не выносил болтовни. Это был всеобщий любимец на корабле. С большим уважением относились к нему и староф, и командир линкора.
Юмашев проводил меня в мою каюту - на ней висела табличка: "Старший штурманский офицер", а перед ужином ввел в кают-компанию корабля и указал мое штатное место. Более 25 командиров размещались за двумя длинными, параллельно стоявшими столами. За одним столом сидели помощник командира корабля, старшие специалисты (теперь их зовут командирами боевых частей) и строевые, за другим - все остальные. На белоснежных скатертях красовались старые линкоровские сервизы, подставки для вилок и ножей, мельхиоровые кольца для салфеток, разные кувшины и вазочки. Все эти предметы ласкали глаз и слегка смущали, так как в красивых тарелках подавался суп из воблы или ржавой селёдки с пшенной крупой, на второе - пшенная каша. Потчевали нас чаем из каких-то опилок, давали два кусочка сахару на день. Хлеб только черный и тоненькими ломтиками. Таково было меню прекрасно сервированного стола. Однако это нас не огорчало, в кают-компании всегда слышались смех, шутки. Помню, в тот день флотская газета напечатала статью врача; он доказывал, что селедка и селедочный суп необычайно полезны для организма. Юмашев под дружный хохот читал выдержки из этой статьи, и мы с удовольствием хлебали остросоленую жижу.
- А что, совсем как из осетрины! - воскликнул кто-то.
На линкоре служили разные люди. Одни в день знакомства спрашивали меня:
- Простите, Юрий Александрович, вы, наверно, изволите быть из гардемаринов? Другие хлопали по плечу:
- Юрий! Кореш! Нашенский парень!..
С теми и другими у меня установились самые добрые отношения. И "ты" и "вы" прекрасно уживались в дружной морской семье. Хороший тон задавал И.С. Юмашев: он следил, чтобы флотское, хотя и добродушное подтрунивание над единственным комсомольцем за столом кают-компании не переходило терпимых границ.
Вначале я помалкивал, но, освоившись, как-то на вопрос - почему сегодня чай жирноватый, - не задумываясь, ответил:
- Очень просто, ночью на дежурстве, обходя корабль, я заметил, как в самовар свалилась крыса, она, наверно, сварилась... Ну не менять же воду, да и времени до побудки оставалось мало...
Мне ответили дружным взрывом хохота. После этого я уже перестал быть главным объектом для розыгрышей.
В то время форма для начсостава еще не была утверждена. Кто что имел, тот в том и ходил, по возможности подделываясь под флотский стиль. Перешивали фланелевки под кителя со стоячим воротником, донашивали старую офицерскую форму, разумеется без царских погон. В качестве верхней одежды носили длиннополые бушлаты. Форму нам стали выдавать летом 1922 года, незадолго до прибытия на флот красных командиров - краскомов, только что выпущенных из училища.
В кают-компании все очень интересовались политикой, с интересом слушали комиссара линкора - старого боевого матроса Н. Кедрова и его помощника И. Кунина.
Однажды комиссар собрал коммунистов и комсомольцев.
- Надо, ребята, закончить у нас революцию. Мы переглянулись в недоумении, а комиссар разложил на столе дверные таблички.
- Сегодня же ночью снять с дверей всех "офицеров". А то скоро краскомы придут, засмеют.
Новые таблички размером и видом не отличались от старых.
"Операция" прошла отлично. Никто даже не заметил, когда были сменены таблички, или, как шутил комиссар, когда на линкоре закончилась революция. На дверях кают теперь значилось: "Старший помощник командира", "Старший штурман" и т. д.
Вскоре я принял командование 5-й ротой. Это было весьма специфическое подразделение. В шутку о нем говорили: "Рота корабельной интеллигенции". Сюда входили рулевые, сигнальщики, радисты, коки, хлебопеки, водолазы, печатники, электрики, минеры, санитары. Помощником моим был фельдфебель по-современному старшина - старый матрос-богатырь водолаз Федоров. Старшины, возглавлявшие отделения (каждое из людей одной специальности), были тоже пожилые сверхсрочники, прекрасные специалисты. Внимательно прислушивался я к их советам. Убедился, что это лучшая школа на флоте. И нынешним молодым лейтенантам могу рекомендовать: больше учитесь у бывалых старшин, перенимайте их опыт и умение.
Со многими линкоровскими старшинами мне приходилось после встречаться. Так, во время войны, будучи командующим Беломорской военной флотилией, я на острове Диксон увидел бывшего старшину рулевых с линкора "Марат" Голоульникова. Стал он к тому времени капитаном 2 ранга и командовал сторожевым кораблем. За 20 лет прибавилось в нем солидности, но по-прежнему был скромен, даже застенчив. Кто бы мог подумать, что через несколько месяцев этот тихий человек на своем стареньком корабле совершит исторический подвиг - вступит в бой с немецким рейдером...
...Не так-то просто освоиться на линкоре. Не обошлось и без курьезов. Ванны начсостава располагались почти в середине корабля, в специальном отсеке. Я отлично вымылся, оделся и пошел по коммунальной палубе. Нет моей каюты! Свернул в боковой коридорчик - тупик. Блуждал вокруг башен, по плутонгам. Никакого просвета. И спрашивать стыдно: свою каюту потерял! Делаю вид, что иду по делу. К великой радости, повстречался с краснофлотцем - уборщиком моей каюты. Не помню, под каким предлогом, но мы деловито зашагали "домой" - матрос впереди, я за ним...
Так случалось, пока меня не стали назначать дежурным по кораблю. В первое же мое дежурство рано утром, когда еще не оборвался звук горна, возвестившего о побудке, меня вызвал командир корабля. Вместе с ним мы обошли кубрики. Вонлярлярский придирчиво проверял, быстро ли поднимаются матросы, правильно ли вяжут койки. Случалось, у молодого матроса не получалось, Вонлярлярский молча разворачивал плохо связанную койку, сам ее заново укладывал и зашнуровывал, с улыбкой поглядывал на краснофлотца и заставлял все действия повторить.