Дневники. Я могу объяснить многое

Прага

Полный самых радостных надежд явился я в Карлов университет[34], где на меня вылили бочку холодной воды. Оказалось, что тем, кто не знает греческого, путь сюда заказан, а я никогда не учил греческий язык и даже не думал о том, чтобы его выучить, поскольку он был мне не нужен. Вся нужная мне информация публиковалась на немецком, французском и английском. За всю свою жизнь я так и не увидел ни одной статьи на греческом, которую мне захотелось бы прочесть.

Я попытался убедить университетское руководство сделать для меня исключение. Я даже был готов пообещать, что начну учить совершенно не нужный мне язык только для того, чтобы мне позволили учиться в университете. Но у меня ничего не вышло. Пришлось стать экстраординарным студентом[35]. Я и без того потерял уйму времени, больше терять было нельзя. Надо было становиться на ноги, работать, заботиться о матери. Мне шел двадцать четвертый год. В прежних своих планах я в этом возрасте уже был инженером. Я рассудил, что знания важнее диплома. Человека ценят по тому, что он умеет, а не по его диплому. В Граце я видел немало бездельников, детей богатых родителей, которые не учились, а проводили все время в развлечениях. Отцам хотелось, чтобы сыновья непременно получили дипломы инженеров. Отцы, помимо платы за обучение сыновей, регулярно делали щедрые пожертвования как школе, так и отдельным профессорам, благодаря чему их дети успешно сдавали экзамены. У кого поднимется рука резать курицу, несущую золотые яйца?

Вскоре после начала занятий у меня вдруг появилась возможность перейти из экстраординарных студентов в ординарные, но я ее отверг, поскольку условия были для меня неприемлемыми. Профессор В., читавший лекции по физике, после одной из лекций сказал мне, что хочет познакомить меня с человеком, который может быть мне полезным. Я подумал, что речь идет о каком-то профессоре, которому нужен помощник. Но на деле «полезный человек» оказался полицейским чиновником. Он предложил мне стать агентом полиции и информировать его о настроениях в студенческой среде и пр. За это мне было обещано место в университете (в виде исключения, как особо одаренному) и регулярные выплаты каких-то сумм. Я не знаю каких, потому что не дослушал своего собеседника до конца. Выражать возмущение и объяснять, что я не доносчик, не было смысла. Я просто встал, сказал, что меня ждут важные дела, и ушел. «Вы еще пожалеете о своей опрометчивости», – сказал мне в спину чиновник. Пожалеть я не пожалел, но буквально со следующего дня в моей жизни начали происходить перемены к худшему.

Профессор В., до тех пор благоволивший ко мне, начал меня показательно игнорировать, словно меня вовсе не было в аудитории. Моих вопросов он «не слышал», на приветствия не отвечал.

Спустя неделю кто-то проник в мою комнату на Смечках[36] в мое отсутствие и обыскал ее. Я приходил домой в основном для того, чтобы спать, предпочитая заниматься в университетской библиотеке, где были под рукой любые из нужных мне книг. Поэтому времени для обыска было достаточно. Обыск был проведен тщательно и безукоризненно. Все осталось лежать на своих местах и только моя склонность к идеальному порядку позволила мне заметить кое-какие изменения. Были перебраны все без исключения бумаги и вещи. Даже подушку ощупывали. Я не раз слышал вызывающие доверие истории о методах работы австрийской полиции. Подбросить человеку тайно что-то запрещенное (чаще всего – литературу), а на следующий день явиться с обыском и «найти» подброшенное было в порядке вещей. Поэтому я так же тщательно обыскал свое жилище сам в поисках «подарков», но ничего не нашел. Это случилось один раз, больше ко мне в Праге никто тайком не проникал.

Отношение ко мне изменил не только профессор В., но и многие другие. Мои права постоянно ущемлялись с оговоркой: «не все из того, что дозволено ординарным студентам, дозволяется экстраординарным». Выхода у меня не было – приходилось мириться со всем этим. Стиснув зубы, я учился, восполняя пробелы в своих знаниях. Темпы учебы ускорились невероятно, что вызвало срыв. Я заболел и проболел две недели. У меня была лихорадка и странное состояние, при котором я видел себя как будто со стороны. Во время болезни ко мне дважды являлся покойный отец. Ощущения были настолько достоверными, будто он приходил на самом деле. Не помню, о чем мы с ним говорили, потому что мозг мой во время болезни работал нечетко, но эту достоверность ощущений помню хорошо. Допускаю, что причиной моей болезни было не переутомление как таковое, а огромное количество пыли в университетской библиотеке. Где книги, там и пыль, это так, но там пыли было невероятно много. Казалось, что уборки в библиотеке не было с 1348 года[37]. Проветривание могло бы немного улучшить положение, но окна всегда были закрытыми. Большинство нужных мне книг нельзя было выносить из библиотеки, и, вообще, такой привилегией обладали только ординарные студенты. Я продолжал заниматься в библиотеке, но старался дышать через платок, который держал в свободной руке[38]. Что могут подумать люди, увидев, что какой-то человек постоянно держит платок у носа? Из всех объяснений они выберут самое гнусное – пошли слухи о том, что у меня сифилис. Дошло до того, что один из моих приятелей (близких друзей у меня в Праге не было, но кое с кем я приятельствовал) порекомендовал мне врача, у которого когда-то лечился сам. Я объяснил приятелю истинную причину, которая вынудила меня пользоваться платком, но он мне не поверил.

В тот день, когда я решил, что учебы (и Праги) с меня достаточно, ко мне явился гость – брат моей матери Пая Мандич, который жил в Будапеште. У меня с ним никогда не было особой близости, потому что Пая сделал хорошую карьеру в армии – дослужился до полковника, был богат и поддерживал определенную дистанцию между собой и бедными родственниками, в число которых входили и мы с матерью. Я сразу понял, что Пая приехал ко мне по делу, а не потому, что его вдруг обуяли родственные чувства. Так оно и вышло. Пая предложил мне работу на строительстве телефонной станции в Будапеште. Станцию строила Американская телефонная компания, которой руководил дядин приятель Ференц Пушкаш. Пушкашу были нужны знающие и энергичные инженеры, в первую очередь – электрики. Он приглашал их в Будапешт со всей Европы. Отсутствие у меня «полновесного» диплома Пушкаша не пугало. Он ценил знания. Пая, имевший склонность к хвастовству, расхвалил меня по-родственному так, что Пушкаш, еще не видя меня, уже дал мне место.

Разумеется, я согласился. Пая еще не успел уйти, а я уже начал собирать вещи.

Будапешт

Американская телефонная компания, по сути, являлась частью Компании Эдисона[39], в которой Будапешт входил в зону, контролируемую пражским отделением. А руководил этим отделением родной брат Ференца Пушкаша Тивадор. Дядя познакомил меня с ним, пока мы были в Праге. Так что если говорить по существу, то работа в Будапеште была началом моей работы у Эдисона.

Я сильно волновался. Начало карьеры! Нельзя ударить в грязь лицом. Нельзя подвести Паю, который за меня поручился. Хватит ли у меня знаний? Быстро ли я приобрету опыт?

Пая пригласил меня остановиться у него, но я отказался, потому что не хотел никого стеснять. Кроме того, живя у Паи, я был бы вынужден тратить попусту много времени. Совместные обеды и ужины превратились бы для меня в пытку, потому что я предпочитаю есть один и быстро, а в доме Паи соблюдались все предписанные приличиями правила, и, кроме того, Пая был любителем поговорить. Гостям нельзя уходить, обрывая на полуслове разговор с хозяином. Племяннику тем более нельзя так поступать по отношению к дяде. Поэтому я решил сократить наше общение до ежемесячных воскресных визитов. Этого, на мой взгляд, было вполне достаточно для выражения родственных чувств и соблюдения приличий. Свой отказ я объяснил тем, что мне для домашней работы нужна тишина. Пая не стал настаивать, потому что пригласил меня только из приличия.

34

В рукописи Тесла употреблял слово «Каролинум», но оно вряд ли было бы понятно современному читателю.

35

Т. е. вольным слушателем. (Прим. ред.)

36

В Праге Никола Тесла жил по адресу: улица Ве Смечках (Ve Smeckach), дом 13 (ныне это дом 603/13). Стараниями Ассоциации сербского меньшинства в Чешской Республике на доме установлены две мемориальные доски – на сербском и на чешском языках и бюст Николы Теслы.

37

Год основания Карлова университета императором Священной Римской империи Карлом IV.

38

От рождения Никола Тесла был левшой, но впоследствии развил умение одинаково хорошо владеть обеими руками.

39

Речь идет о Континентальной компании Эдисона.