Страница 8 из 73
Теперь она стала для всех отверженной и уже не выходила из дома. Никогда и никого Галина не выдала. Но только висел уже над нею этот дамоклов меч — обязанность писать доносы, а иначе, пригрозили, её изнасилуют. Девушка теперь не вставала с колен и, заливаясь слезами, день и ночь умоляла Божию Матерь защитить её от насильников. Похоже, она действительно вымолила эту болезнь, ибо Галю вскоре парализовало. Долгие годы она была инвалидом и недвижимо лежала в постели. Сердобольные соседи кормили её с ложечки, а в органах постепенно забыли о ней. Кому нужен агент — живой труп?
А на Пасху 1946 года во вновь открытой Троице-Сергиевой Лавре опять торжественно зазвонили колокола. К парализованной Галине прибежала подруга:
— Галя, Галюшка, какая радость! Троице-Сергиеву Лавру открыли, и у преподобного Сергия опять звонят колокола!
— Преподобный зовёт! — сказала Галина и встала с постели.
Исцеление было мгновенным, только в непогоду болели ноги. Вот и уехала она тогда в Москву, чтобы быть поближе к преподобному Сергию Радонежскому, возвратившего её к жизни после долгого небытия.
В Москве Галина Викторовна стала духовной дочерью игумена Иоанна (Соколова) а после его смерти — отца Иоанна (Крестьянкина). Архимандрит Иоанн (Крестьянкин), как сообщается в воспоминаниях о нём («Память сердца» Смирновой Т.С.), называл старца Иоанна (Соколова) своим духовным отцом. А познакомились они так.
Однажды прихожане рассказали молодому священнику Иоанну (Крестьянкину), что в Москве появился Оптинский старец, только что освободившийся из тюрьмы. Но старец ли это или очередной самозванец? Свято место пусто не бывает, и в годы, когда томились по лагерям видные пастыри нашей Церкви, появились самозванцы-чернокнижники, выдававшие себя за «прозорливых старцев» и даже «пророков». Под видом старца мог, наконец, скрываться агент-провокатор, завербованный НКВД.
Съездить на разведку к старцу вызвалась Ольга Воробьёва, духовная дочь отца Иоанна (Крестьянкина), и батюшка составил для неё хитрый вопросник. Что это были за вопросы, Ольга Алексеевна с годами забыла, но запомнила, как батюшка наставлял её: если игумен ответит на вопросы так-то и так-то, значит, это подлинный старец. И тогда пусть попросит у старца благословение, чтобы и он мог приехать к нему.
Позже Ольга Алексеевна рассказывала мне, как пробиралась она огородами к домику в Филях, где скрывался тогда игумен Иоанн (Соколов):
— Иду, а у самой от страха душа в пятки уходит.
А старец встретил её на пороге кельи, назвал по имени и сказал, улыбаясь:
— Олюшка приехала да сомневается. Не бойся, проходи, радость моя. А уж отец-то Иоанн, отец-то Иоанн — какие хитрые вопросы придумал!
Пересказал старец Ольге все эти хитрые вопросы и потом добавил:
— А отцу Иоанну скажи — пусть приезжает, благословляю.
Так встретились два великих старца нашего времени. Отец Иоанн был тогда молод, горяч и, возможно, излишне доверчив. Во всяком случае, старец однажды попросил Галину Викторовну передать отцу Иоанну следующее:
— Ванечка! Прошу и молю, не давай за всех поручительства.
А на просьбу отца Иоанна благословить его уйти в монастырь старец ответил так:
— Куда в монастырь? Там везде сквозняки.
За несколько месяцев до ареста отца Иоанна старец предсказал батюшке, что дело на него уже написано, но только отложено до мая. И перед маем, 30 апреля 1950 года отца Иоанна (Крестьянкина) арестовали. Вот такие были тогда «сквозняки».
Однажды мне представилась возможность прочитать следственное дело игумена Иоанна (Соколова), осуждённого, как и архимандрит Иоанн (Крестьянкин), по знаменитой 58 статье. В кодексе царской России 58 статья — это чин венчания на царство. И есть своё знамение в том, что в годы гонений по 58 статье венчались на Царство ново- мученики и исповедники земли Российской.
К сожалению, следственные дела узников Христовых — это по большей части лукавые дела-пустышки. Православных расстреливали и гноили по лагерям за верность Господу нашему Иисусу Христу. А поскольку всему миру было официально объявлено, что в СССР никого не преследуют за веру, то из подследственных старались выбить признание, что они агитировали против советской власти и колхозов. Именно выбить. На ночных допросах игумену Иоанну (Соколову) сломали рёбра, искалечили руки и ноги, а ещё он ослеп на один глаз. Ничего этого в протоколах нет. Восемь часов допроса, с полуночи и до утра, а в итоге — неполная страничка протокола с фарисейскими вопросами о колхозах. У игумена Иоанна (Соколова) была на допросах своя тактика — он ничего не помнил. В связи с полной потерей-памяти игумена даже поместили на время в психиатрическую больницу, где на нём испытывали новейшие нейролептики. А один из следователей надменно писал о старце, что это абсолютно невежественный, тёмный дед. А «тёмный дед» был блестяще образованным человеком и владел четырьмя европейскими языками.
Однажды в печати возникла дискуссия, достойны ли доверия протоколы НКВД. Часть исследователей считала, что достойны, ибо, цитирую, «совет- с кое правосудие действовало в рамках социалистической законности». Один автор даже издал труд, в котором причислил к разряду доносчиков некоторых почитаемых новомучеников и исповедников Российских. Логика тут была простая. Признался на допросе в знакомстве с такой-то монахиней? Да, признался и, стало быть, «донёс». Но глупо отрицать факт знакомства, если иеромонах был арестован в доме этой монахини и вместе с нею доставлен в тюрьму. По мнению этого (прости, Господи!) пожилого комсомольца достойна уважения лишь такая советская модель поведения — партизан на допросе в гестапо: всё отрицает, всех презирает, и получай гранату, фашист!
Но насколько же иначе ведут себя в тюрьме и на допросах оба наших старца. Когда отцу Иоанну (Крестьянкину) устроили очную ставку со священником, писавшим на него доносы, батюшка по-братски обнял его. А тот не выдержал этой евангельской любви и, потеряв сознание, упал в обморок. Вот похожий факт из жизни игумена Иоанна (Соколова). Старец уже умирал от рака печени и не вставал с постели, когда с ордером на его арест пришёл некто из КГБ.
— Детка моя, — сказал ему старец, — я ведь лежачий и никуда не сбегу. А у тебя дома беда, поспеши поскорей.
Старец что-то шепнул посетителю на ухо. Тот переменился в лице, убежал и больше не появлялся. А потом на отпевании игумена Иоанна (Соколова) этот человек стоял у его гроба и плакал.
Ещё рассказывали, что начальник тюрьмы, где томился игумен Иоанн, обратился к Богу после того, как старец исцелил его жену, изводившую прежде мужа истериками.
Юристы, привыкшие читать пухлые тома обвинительных заключений, удивляются сегодня следственным делам эпохи гонений — тоненькие папки с двумя-тремя листками. Текст нередко малограмотный и с такими, например, перлами: «труп папа громка станал».
Впрочем, сами по себе эти следственные дела ничего и не значили. Ещё до следствия дело было решённым, и решалось оно на основе Особого пакета, то есть показаний доносчиков. Обнародовать эти Особые пакеты пока не разрешается, ибо так легко раскрыть агентурную сеть, доставив неприятности если не самому доносчику, то его родне. Но вот сила благословения архимандрита Иоанна (Крестьянкина) — ФСБ предоставило для изучения не только следственное дело игумена Иоанна (Соколова), но и Особый пакет. Правда, меня предупредили, что при чтении этого Особого пакета записывать было ничего нельзя, а потому пересказываю по памяти.
Доносчик пишет в донесении: к игумену Иоанну (Соколову) «опять приходил Иван Крестьянкин и рассказывал, что к ним в храм назначили нового настоятеля».
— Да это же Шверник и Молотов в одном лице, — так отозвался старец о новом настоятеле и добавил. — Пишут, пишут, уже много написали.
Следующая запись сделана в день ареста отца Иоанна (Крестьянкина). В этот день, как подслушал доносчик, отец Иоанн должен был приехать к старцу, но не приехал. Ждали его до ночи, а потом старец сказал, что Ванечку уже взяли. И доносчик записывает слова старца, сказанные им тогда об арестованном отце Иоанне: