Война иными средствами

Выступая участниками сделок, государства демонстрируют готовность использовать инструменты, которые можно назвать сугубо суверенными: это ложные налоговые платежи, принудительно учреждаемые совместные предприятия, полицейские рейды, государственные секреты и даже лишение свободы. В 2007 году фонд «Эрмитаж капитал» (крупнейший в России фонд прямых инвестиций с значительным присутствием на мировых рынках) выплатил более 230 миллионов долларов по сфабрикованным налоговым недоимкам[133]. Менее года спустя нефтяная транснациональная корпорация «Бритиш петролеум» лишилась более 1 миллиарда долларов, когда совместному предприятию «ТНК-БП», где «БП» выступала партнером, пригрозили отобрать лицензию на гигантское Ковыктинское месторождение в Восточной Сибири; «БП» пришлось продать контрольный пакет акций (около 63 процентов) государственной российской компании «Газпром»[134]. Другая контролируемая государством компания, «Роснефть», сообщила в октябре 2012 года, что приобрела все активы компании «ТНК-БП» за 61 миллиард долларов, выплаченных государству; аналитики характеризовали эту сделку как не имеющую никакой экономической логики. Экономист Андерс Аслунд сказал: «Сильнее всего заботит то, что „ТНК-БП“, хорошо управляемая и успешная нефтяная компания, может быть национализирована по простой причине внутрикремлевских интриг»[135].

Там, где деловые операции проводятся на условиях, далеко выступающих за рамки чисто рыночной логики прибыльности, возникает международная коммерция, принципиально недоступная частным фирмам; вдобавок она порождает новый фронт дипломатии, который, к лучшему или худшему, исключает участие многих стран, в том числе Соединенных Штатов.

В наиболее показательных случаях подобные геоэкономические сделки могут изменять рынки целиком, особенно в стратегически важных отраслях. Возьмем, к примеру, энергетику. Китайская энергетическая уязвимость представляет собой угрозу национальный безопасности, которую Пекин стремится ослабить своими международными инвестициями в энергетику; это общепризнанный факт. Когда действиями руководит такая геоэкономическая логика, она может побуждать к сделкам, совершенно непредставимым с коммерческой точки зрения. Некоторые страны во главе с Пекином предпочитают не искать лучшую цену на открытых рынках, а добиваться долгосрочных поставок посредством государственных контрактов с другими правительствами – и, как правило, подчиняют все аспекты национального могущества этому стремлению добиться наилучших условий[136]. Тот факт, что Китай, возможно, не сумеет удовлетворить внутренний спрос при реализации военного сценария, говорит Розмари Келаник, эксперт по вопросам энергетики в университете Джорджа Вашингтона, «проливает новый свет на китайские инициативы „поиска“ ради обеспечения страны нефтепродуктами за счет нефтяных контрактов и тесных связей с экспортерами нефти наподобие Саудовской Аравии»[137].

В некоторых случаях подобное предпочтение, отдаваемое государственным сделкам, может оказывать непреднамеренное влияние и подталкивать другие страны к «оборонительной национализации» – или, по крайней мере, обеспечивать предлог для осуществления уже принятых программ национализации. Возрождение энергетического сектора Украины, как считает ряд специалистов, необходимо «для защиты независимости страны от могущественного и хищного поставщика энергии по соседству»[138]. А в середине 2012 года правительство Аргентины решило национализировать аргентинские активы испанской энергетической компании «Репсол» из-за слухов о том, что эта компания ведет переговоры с китайской государственной нефтяной компанией «Синопек»[139]. Данная тенденция представляет собой фундаментальный вызов сложившимся представлениям о том, как функционируют мировые рынки сырьевых товаров, и приобретает куда более важное геополитическое значение, нежели на протяжении последних нескольких десятилетий[140].

Серия стратегических инвестиций, предпринятых Китаем в Африке, оказалась весьма удачной. Премьер Госсовета КНР Ли Кэцян объявил в ходе своего африканского визита в апреле 2014 года, что Пекин намерен расширить существующую кредитную линию для ряда государств Африки с текущих 10 миллиардов долларов до 30 миллиардов долларов[141]. За многими из этих инвестиций скрывались важные цели развития[142]. Нередко фактически выделенные суммы отличались в меньшую сторону от заявленных, но все равно были значительными. Когда эти инвестиции поступали в слабые недемократические государства, указанные суммы сами по себе начинали оказывать влияние на внешнеполитическую ориентацию конкретной страны и восприятие национальных интересов ее правительством. Другими словами, средства почти мгновенно сливались с целями. Несмотря на декларируемую политику невмешательства, Пекин в последние годы непосредственно воздействовал на внутренние политические процессы в ряде стран-получателей китайских инвестиций, в том числе на процессы в Зимбабве, Судане и Венесуэле[143]. Можно ли считать эти инвестиции фактором, напрямую мотивирующим военную модернизацию Китая, или они лишь укрепляли позиции тех членов руководства Коммунистической партии КНР, которые уже давно призывали к подобным «приоритетным» расходам? Так или иначе, наращивание военной мощи Китая обеспечивается инвестициями в ресурсы за рубежом[144].

Судан представляет собою, пожалуй, самый наглядный пример. Будучи страной-импортером нефти до китайских инвестиций, которые стимулировали развитие нефтяной промышленности, Судан сегодня получает около 2 миллиардов долларов в год от продажи нефти, и половина этого дохода поступает из Китая. Прежде чем Южный Судан был официально признан независимым государством в 2011 году, почти 80 процентов доходов от продажи суданской нефти шли на закупку оружия для борьбы с сепаратистами на юге[145].

При помощи Китая правительство Судана построило три оружейных завода поблизости от Хартума. Китай перебросил примерно 4000 своих военнослужащих в Южный Судан для охраны нефтепровода и подтвердил намерение усилить военное сотрудничество и торговлю с Эфиопией, Либерией, Нигерией и Суданом. Тем самым Пекин нашел выход из тупика, в котором находился Совет безопасности ООН, пытавшийся урегулировать разгул насилия в восточной части Судана. Вдобавок Китай существенно увеличил свое участие в миротворческих операциях ООН, направив в 2014 году более 2000 солдат и офицеров для десяти миротворческих миссий. Благодаря этому Китай стал не просто крупнейшим торговым партнером Африки, но и основным поставщиком миротворцев для Африки среди всех постоянных членов Совета безопасности ООН[146].

Если забыть о наращивании военной мощи Китая, эти вложения финансовых ресурсов в поддержку не слишком, мягко говоря, платежеспособных режимов заставляют задаться вопросом, как Китай будет реагировать, если какая-либо из этих инвестиций окажется неудачной. Учитывая плохую кредитную историю многих из перечисленных стран, вряд ли Китай застрахован от рисков экспроприации или дефолта серьезнее других суверенных кредиторов. И далеко не очевидно, что Пекин всегда правильно оценивает собственные риски[147].

133

В СМИ приводились аналогичные, пускай даже менее внятные, изложения конкретных обстоятельств, которые привели к 230 миллионам мошеннических налоговых претензий со стороны «Hermitage Capital». См., например, Luke Harding, «Bill Browder: The Kremlin Threatened to Kill Me», Guardian, January 25, 2015 («В 2005 году [Браудер] был депортирован из страны. Коррумпированная группа чиновников экспроприировала его „Hermitage Capital“ и использовала этот фонд для выставления фальшивых налоговых претензий. Они похитили 230 миллионов долларов».); cf. Andrew Kramer, «Major Investor in Russia Sees Worldwide Fraud Scheme», New York Times, July 30, 2009 («Мистера Браудера выслали из России на основании политически окрашенного отказа продлить визу в 2005 году, и он перевел свой бизнес, фонд Hermitage Capital, в Лондон. Позже он сказал, что дочерние компании, основанные им в России, вкладывали деньги в „Газпром“, российского газового монополиста, и были использованы третьими лицами для мошеннического возврата налогов на сумму 230 миллионов долларов»).

134

Andrew Kramer, «Moscow Presses BP to Sell a Big Gas Field to Gazprom», New York Times, June 23, 2007.

135

Anders Aslund, «Rosneft Is Foundation of Putin’s State Capitalism», Moscow Times, October 23, 2012. Другой пример: в феврале 2008 года Банк развития Китая (CDB) поддержал 14-миллиардную тайную заявку «Чайналко», государственной горнодобывающей корпорации, на приобретение акций австралийского горнодобывающего гиганта «Рио Тинто». Как указывают Сандерсон и Форсайт, «за первой покупкой акций Rio Tinto (это была крупнейшая зарубежная инвестиция китайской компании в истории) последовали дальнейшие приобретения в 2009 году» (Henry Sanderson and Michael Forsythe, China’s Superbank: Debt, Oil, and Influence – How China Development Bank Is Rewriting the Rules of Finance [Singapore: John Wiley and Sons, 2013], 77–78). Можно предположить, что Госсовет КНР распорядился провести эти сделки, не оставив CDB выбора. Контракты 2008 и 2009 годов в целом не привели к поглощению, но «Чайналко» предложила в 2010 году новый контракт, который удваивал долю китайской компании в «Рио Тинто». Когда переговоры провалились, Китай поместил в тюрьму четырех представителей «Рио Тинто», как бы намекая на свою готовность комбинировать рыночные инструменты и государственную власть ради сделки. Австралийские чиновники заявили, что «китайские инвестиции должны быть коммерческими и бизнес-ориентированными и не должны служить стратегическим политическим целям» (Luke Hurst, «Comparative Analysis of the Determinants of China’s State-owned Outward Direct Investment in OECD and Non-OECD Countries», China & World Economy 19, no. 4 [2011]: 75). Из случая с «Рио Тинто» следует, что ситуация может быть не простой. Даже когда мотивы сделок преимущественно коммерческие, современные государства могут использовать переговорные тактики, во многом доступные только национальным государствам.

136

Элизабет Экономи и Майкл Леви полагают, что стремление Китая запастись топливом, рудой, водой и пахотными землями позволяет оценить, каким образом Пекин применяет все необходимые средства для достижения своей цели. Они справедливо отмечают, что увязывание всех аспектов национального могущества с поиском Китаем ресурсов по всему миру будет и далее иметь социальные и политические последствия для КНР. См. By All Means Necessary: How China’s Resource Quest Is Changing the World (New York: Oxford University Press, 2014).

137

Rosemary Kelanic, «Oil Security and Conventional War: Lessons from a China-Taiwan Air War Scenario», Council on Foreign Relations Energy Report, October 2013.

138

Ian Bremmer, The End of the Free Market: Who Wins the War between States and Corporations? (New York: Portfolio, 2010), 104.

139

Charlie Zhu and Jim Bai, «Argentine Move to Seize YPF Scuppers Sinopec Deal», Reuters, April 18, 2012.

140

Даже после появления ОПЕК на энергетических рынках доминировали «частные» силы спроса и предложения, в основном представленные частными (не государственными) нефтяными компаниями.

141

«China to Increase Loans to Africa by $10 Billion», Wall Street Journal, May 5, 2014.

142

До сих пор основными направлениями китайских государственных иностранных инвестиций являются богатые природными ресурсами страны Африки и Латинской Америки. Тут налицо немалые достижения, особенно в Африке. Инфраструктурные проекты с китайским финансированием реализуются по всему континенту: дороги и мосты в Конго и Сьерра-Леоне, железные дороги в Анголе и Кении, электростанции в Замбии, трубопроводы в Нигерии, телекоммуникационная сеть в Эфиопии, линии электропередачи для стран Южной Африки, плотина стоимостью 600 миллионов долларов в Гане. К концу 2010 года Китай вложил около 40 миллиардов долларов в более 2000 предприятий в пятидесяти африканских странах. Весной 2013 года председатель КНР Си Цзиньпин пообещал вложить еще 20 миллиардов в Африку. Большая часть средств будет направлена на инфраструктурные проекты, которые являются основой индустриализации и экономического развития Африки (Yun Sun, «China’s Increasing Interest in Africa: Benign but Hardly Altruistic», Brookings Institution, April 5, 2013). К примеру, Китай помог ликвидировать дефицит жилья в столице Анголы Луанде. Промышленный и коммерческий банк Китая, располагая доходами от нефти, возвел миллион новых домов в двадцати километрах от города и выполнил обещание, данное ангольским президентом Жозе душ Сантушем своему народу («Kilamba City Flats Sold Out», Agência Angola Press, September 4, 2013); в Латинской Америке Китай инвестировал значительные средства в гидроэлектростанции и сырье (Fernando Menédez, «The Trend of Chinese Investments in Latin America and the Caribbean», China U.S. Focus, December 19, 2013).

143

Китай также поставил Хараре двенадцать реактивных истребителей и 100 военно-транспортных машин на общую сумму 240 миллионов долларов; см. David H. Shi

144

Beth Walker, «China’s Uncomfortable Diplomacy Keeps the Oil Flowing», China Dialogue, November 26, 2012. См. также Dambisa Moyo, Wi

145

Судан – крупнейший поставщик нефти и дом для свыше 10 000 китайских рабочих; в свою очередь, Китай – крупнейший поставщик оружия в Судан. David Blair, «Oil-Hungry China Takes Sudan under Its Wing», Telegraph, April 23, 2005; Jared Ferrie, «Sudan’s Use of Chinese Arms Shows Beijing’s Balancing Act», Bloomberg Business, April 30, 2012; Peter S. Goodman, «China Invests Heavily in Sudan’s Oil Industry», Washington Post, December 23, 2004; Yitzhak Shichor, «Sudan: China’s Outpost in Africa», China Brief 5, no. 21 (2005).

146

Peter Brookes and Ji Hye Shin, «China’s Influence in Africa: Implications for the United States», Heritage Foundation, Backgrounder #1916, February 22, 2006; United Nations Department of Peacekeeping Operations, «Troop and Police Contributors», March 2014, www.un.org/en/peacekeeping/resources/statistics /contributors.shtml; United Nations Department of Peacekeeping Operations, «UN Mission’s Contributions by Country», March 31, 2014, www.un.org/en/peacekeeping /contributors/2014/mar14_5.pdf.

147

Советник банка CDB Лю Кегу сказал в апреле 2012 года, задолго до резкого падения цен на нефть, которое произошло в конце 2014 года: «Все более важным показателем видится стоимость обслуживания долга, вовсе не обязательно абсолютное выражение в процентах ВВП… Нефть бурить просто. Вы пробиваете дыру в земле, вставляете трубу, и нефть пошла! Затем вы ее транспортируете. Поэтому способность Венесуэлы обслуживать свой долг очень высока». Эрих Ариспе из агентства «Фитч» приходит к совершенно иному, более справедливому выводу относительно Венесуэлы: «Пересмотр прогноза на негативный отражает ослабление политики Венесуэлы, обернувшееся повышенной уязвимостью к колебаниям цен на сырьевые товары и к ухудшению налогово-бюджетных параметров и показателей кредитоспособности, а также к росту политической неопределенности» (quoted in Sanderson and Forsythe, China’s Superbank, 123). В других инвестициях CDB коммерческие соображения, впрочем, играли определяющую роль. Так, CDB предоставил кредит в 10 миллиардов долларов Аргентине в 2010 году по ставке LIBOR плюс 600 базисных пунктов (см. Kevin P. Gallagher, Amos Irwin, and Katherine Koleski, «The New Banks in Town: Chinese Finance in Latin America», Inter-American Dialogue http://www.thedialogue.org/wp-content/uploads/2012/02/NewBanks_FULLTEXT.pdf). В том же году Всемирный банк выделил Аргентине 30 миллионов долларов по ставке ЛИБОР плюс 85 базисных пунктов (см. ZhongXiang Zhang, «China’s Quest for Energy Security: Why Are the Stakes So High?», Review of Environment, Energy and Economics, http://re3.feem.it/getpage.aspx?id=5296). См., например, John Rathbone, «China Lends More than $75bn to Latin America», Financial Times, February 15, 2012.