Страница 37 из 47
Дело шло таким образом совершенно дружественно в течение нескольких дней, и в продолжение этого времени туземцы были часто на борту шхуны, а группа наших людей часто бывала на берегу, надолго уходя в глубь страны и не встречая никаких притеснений. Видя ту легкость, с которой судно могло быть нагружено брюхоногими слизняками благодаря дружескому благорасположению островитян и той готовности, с которой они оказали бы нам помощь при сборе их, капитан Гай решил войти в переговоры с Ту‑уитом для того, чтобы воздвигнуть удобные помещения, дабы заготовлять слизняков впрок и заручиться помощью Ту‑уита и его племени в собирании возможно большего количества этого товара, в то время как он сам воспользуется хорошей погодой, чтобы продолжать свое плавание к югу. Когда он сказал об этом плане вождю, тот казался вполне, готовым войти в соглашение. Торговая сделка была заключена, совершенно удовлетворявшая обе стороны; при этом было условлено, что, сделав нужные приготовления, как то: отвести надлежащее место, построить часть зданий и сделать некоторые другие работы, для которых потребовались бы все люди нашего экипажа, шхуна будет продолжать свой путь, оставив троих из людей для наблюдения за выполнением плана и дабы научить туземцев хорошенько сушить брюхоногих. Что касается условий, то они были в зависимости от стараний дикарей во время нашего отсутствия. Они должны были получить договоренное количество синих бус, ножей, красной материи и тому подобного за определенное число пикулей брюхоногих, которые должны были быть готовы к нашему возвращению.
Описание свойств этого важного предмета торговли и способ его приготовления могут быть несколько интересны моим читателям, и я не могу найти более подходящего места ввести это описание в свое повествование. Следующая полная заметка об этом предмете взята из одного современного рассказа о путешествии к Южным морям.
«Это тот моллюск Индийского океана, который в торговле известен под французским именем bouche de mer (лакомый кусок из моря). Если я не слишком ошибаюсь, знаменитый Кювье называет его gasteropoda pulmonifera. Его собирают во множестве на берегах островов Тихого океана, изготовляя главным образом для китайского рынка, где он имеет большую ценность, быть может, такую же, как и весьма известные молве съедобные птичьи гнезда, которые, вероятно, сделаны из желатинного вещества, собираемого одним видом ласточки из тела этих самых слизняков. У них нет ни раковины, ни ног, ни какой‑либо выдающейся вперед части тела, исключая поглощающего органа и противоположного выводящего протока, но с помощью своих гибких колец, они, подобно гусеницам или червям, проползают в мелководье, и в отлив их видит ласточка, острый клюв которой, войдя в мягкое животное, извлекает клейкое и волокнистое вещество, и оно, высохнув, может скреплять стенки ее гнезда. Отсюда имя gasteropoda pulmonifera.
Этот моллюск продолговатый и различных размеров, от трех до восемнадцати дюймов в длину; я видел нескольких, которые были не менее двух футов длины. Они почти круглые, немного сплюснутые с одной стороны, с той, которая обращена ко дну моря; толщина их от одного до восьми дюймов. В известные времена года они выползают в мелководье, вероятно в целях размножения, ибо их часто встречают парами. Когда солнце сильно действует на воду, нагревая ее, они приближаются к берегу и часто забираются в места такие мелкие, что при отливе остаются на суше, предоставленные солнечной жаре. Но они не производят потомства в мелкой воде, ибо потомства мы никогда не видели, а лишь вполне выросшие слизняки, как было наблюдено, приходили из глубины воды. Они питаются главным образом тем разрядом животнорастений, которые вырабатывают коралл.
Этот слизняк обыкновенно ловится на глубине трех‑четырех футов воды; после чего его выносят на берег и надрезают с одного конца ножом, надрез этот в один дюйм или больше, смотря по величине слизняка. Нажимая это отверстие, вынимают внутренности, которые похожи на внутренности других малых обывателей моря. Все это содержимое вымывается и потом кипятится до известной степени, не слишком много, не слишком мало. Потом их закапывают в землю на четыре часа, затем снова кипятят в течение короткого времени, после которого высушивают их или на огне или на солнце. Те, которых сушат на солнце, гораздо лучше. Но тогда как одна пикуля (133 1/3 фунта) может быть высушена таким образом, можно высушить тридцать пикулей на огне. Раз хорошо просушенные, они могут сохраняться в сухом месте три‑четыре года без всякой опасности порчи; но их нужно осматривать раз в несколько месяцев, или четыре раза в год, нет ли там сырости, которая их тронула.
Китайцы, как мы упоминали раньше, считают брюхоногих очень большим лакомством, полагаю, что эта пища удивительно укрепляет и питает все тело, возобновляя организм, истощенный невоздержанностью в удовольствиях. Первый сорт продается по высокой цене в Кантоне, по девяносто долларов за пикулю; второй сорт стоит семьдесят пять долларов; третий пятьдесят, четвертый тридцать; пятый двадцать; шестой двенадцать; седьмой восемь и восьмой четыре доллара; малые грузы, однако, продают и дороже в Маниле, Сингапуре и Батавии».
Войдя таким образом в соглашение, мы тотчас начали выгружать на берег все необходимое для приготовления стройки и расчистки почвы. Мы выбрали обширное плоское место около восточного берега бухты, где было много и леса и воды, и на небольшом расстоянии от главных рифов, где водились брюхоногие. Мы принялись за работу с большим рвением и вскоре, к величайшему удивлению дикарей, срубили для нашей цели достаточное количество деревьев, быстро сложили их в порядок для сруба домов, которые в два‑три дня были настолько подвинуты вперед, что мы вполне свободно могли поручить остальную работу тем трем людям, которых мы хотели оставить тут. Это были Джон Кэрсон, Альфред Гаррис и Питерсон (все уроженцы Лондона, как я думаю), которые предложили для этого свои услуги.
В конце месяца у нас все было готово для отъезда. Мы решили, однако, отдать торжественный прощальный визит в селении, и Ту‑уит так упрямо настаивал, чтобы мы сдержали обещание, что мы не сочли благоразумным подвергнуться опасности оскорбить его окончательным отказом. Я думаю, что ни один из нас в то время не имел ни малейшего подозрения относительно чистосердечия дикарей. Все они одинаково держали себя с большой благопристойностью, помогая нам с рвением в нашей работе, предлагая нам свои услуги, часто безвозмездно, и никогда ни при каком случае они не стянули ни одного предмета, хотя было очевидно, что они очень высоко ценили все наше добро, судя по тем преувеличенным изъявлениям радости всякий раз, как мы дарили им что‑нибудь. Женщины особенно были до чрезвычайности услужливы во всех отношениях, и вообще мы были бы самыми подозрительными людьми, если бы у нас была малейшая мысль об измене со стороны тех, кто обращался с нами так хорошо. Потребовалось очень короткое время, чтобы оказалось, что эта видимая доброта характера была только следствием глубоко замышленного плана нашего уничтожения и что островитяне, к которым мы испытывали такое неумеренное чувство уважения, были одними из самых варварских, изощренных и кровожадных негодяев, какие когда‑либо оскверняли лик земли.
Было первое февраля, когда мы высадились на берег с целью посетить селение. Хотя, как я сказал раньше, у нас не было ни малейшего подозрения, тем не менее ни одна надлежащая предосторожность не была упущена. Шесть человек было оставлено на шхуне с приказанием ни под каким предлогом не позволять ни одному из дикарей приближаться к судну во время нашего отсутствия и находиться постоянно на палубе. Абордажные сетки были подняты, пушки заряжены двойным зарядом вязаной картечи, и фальконеты были снабжены зарядами из мушкетных пуль. Шхуна стояла на якоре с отопленными реями, приблизительно на расстоянии мили от берега, и ни одна лодка не могла приблизиться к ней ни в каком направлении без того, чтобы ее не было ясно видно, и она не была бы тотчас подвергнута огню наших фальконетов.