Страница 18 из 19
Держа в одной руке тарелку, другой взяла телефон, набрала заветный номер, и через пару гудков в трубке послышался знакомый хрипловатый баритон:
— Здравствуй, милая!
И от этого голоса сладко-сладко защемило в груди, и горячая волна нахлынула… Они снюхались на сайте знакомств, переписывались с неделю, и неизвестно как, приворожил её этот парень что ли, но только начал он ей сниться ночами, она влюбилась в эти три фотографии на сайте, и в его письма-послания, и они обменялись телефонами, и голос этот с первого мгновения её пронизал до пят…
И ближе к Восьмому марта Светлана Георгиевна, женщина решительная, отправила сына к бывшему супругу на сутки, и звонит парню с сайта:
— Приезжай!
И он приехал, и вблизи оказался ещё привлекательнее, чем на фото, и посидели они, разговорились и потом… Не подумайте плохо, она дама строгих правил, и репутация обязывает, и вообще, в первую встречу, как известно, нельзя… Но как-то незаметно оказались в её одинокой спальне, с красным навесным потолком, и там такое началось… И она изголодалась, и он… И после одного из порывов страсти она прошептала: «Хочу тебя скушать, всего, без остатка!»…
Когда он входил в неё, она мучительно вспоминала… детство, мордовская деревушка, где она родилась и выросла… Тогда ей лет двенадцать было, и её дружку Гришке столько же примерно… Они тогда наигрались в «доктора», и она, возбуждённая уже (первая детская сексуальность, знаете ли!) пристрастно расспрашивала Гришку, порют ли его… Тот отвечал утвердительно, и показывал даже следы, и её, девочку, это вновь возбудило… А потом она вцепилась вдруг зубами в его шею, мимолётно вдохнув запах мальчишеского пота и крови, и Гриша отскочил от неё в ужасе, а она тогда впервые замурлыкала: «Скушать, я хочу тебя скушать!..», и Гришка, в конце концов, убежал, ужаснувшись должно быть ею…. Снова нахлынули воспоминания детства, и она отмахнулась от них, вбирая в себя всё, что любимый давал.
Через часа два поднялись — и к столу, силы подкрепить, потом покурили, и он глянул в её отчаянные серые глаза своими бездонными чёрными — и снова… Вечером она включила телевизор, большой телевизор напротив кровати, и они стали смотреть «Красотку», но он быстро уснул, и всю ночь стонал почему-то…
А утром просыпаются, скоро сын должен вернуться от папы… А потом он вызвал такси, и на прощание крепко-крепко они целовались, не могли оторваться друг от друга. Он уехал, а ей печально было, что уехал, и радостно от приятного времяпрепровождения и общения с ним. Подошла к зеркалу и себя не узнала, и эта полнота уже не так раздражает, а она женщина крупная, чтоб не сказать, толстая, и лицо расцвело, и глаза искрятся.
Тут надо заметить, что одна из причин её появления на том сайте — недавний визит к больницу. У неё куча болячек: щитовидка, давление, и по женской части… И вот по женской-то ей доктор и посоветовал от себя, больше этого… плотского. В общем, мужские гормоны, мол, необходимы в естественном виде. А где взять? Она как-то свыклась с одиночеством, да и сын уже большой. Не тащить же первого встречного в постель!
И так они встречались по выходным, он приезжал к ней, а чаще — она к нему, в холостяцкую берлогу, где её всегда ждало на столе блюдо креветок, а в морозилке — пара бутылок шампанского. Она обожала то и другое до ужаса. Любовник же к алкоголю равнодушен был, пил сок.
На работе коллеги поражались переменам, с ней произошедшим — её грозный характер изменился в лучшую сторону, и понимали, что у неё кто-то появился, и реже называли Цербером за глаза. Она показывала его фото подругам, и те восторгались им, а кума сказала: «Света, я знаю твой характер, не обижай его, ты одна, и он. Может, что и получится».
Первые дни после того праздника они даже лелеяли планы о женитьбе. Ну и что, что недавно знакомы? Обоим уже, увы, не по семнадцать лет. Она даже хотела зачать от него ребёнка, мечтала родить такую же красивую чернявенькую девочку.
А потом страсти слегка поутихли, и она стала обращать внимание на более обыденные вещи: что зазноба её — простой работяга, хоть и умный, и начитанный, к тому же в данное время стеснён в средствах, и ясно, он этим недоволен. Конечно, он вовсе не просил у неё денег, да и не взял бы, наверное. Ну да ладно, поживём — увидим. В конце концов, он мужчина…
— Здравствуй, милая!
— Приве-е-ет! — Светлана Георгиевна вся засияла, и неприятности сразу отошли на второй план.
— Как ты там, солнышко?
И она сразу начала жаловаться любимому, и он просил её не расстраиваться и не наказывать сына. Жалостливый он и добрый.
— Ну, когда увидимся?
— В субботу приеду, — она говорит, доедая вторую тарелку картошки со свининой.
— Правда?..
И так далее…
На душе легко-легко, и Никитка шмыгнул в двери, как нашкодивший кот, и облегчённо вздохнул, когда мама его лишь поругала для порядка.
И вот суббота, и она едет по знакомому адресу, и что-то щемит в душе. Ну, ничего… Он её встречает на пороге, и сразу тащит к дивану, и они долго лежат, лаская друг друга и разговаривая вполголоса, а потом в объятия… И она снова произносит эту фразу: «Хочу тебя скушать, всего, без остатка, хочу, чтобы ты был у меня в животике…» — и хлопает себя по этому «животику».
А потом она пила шампанское и ела креветки, а он смотрел на неё, подперев рукой подбородок, и всё было хорошо, пока вновь разговор не перешёл на такую прозаическую тему, как деньги. И он занервничал, закурил, мол, с отпуском снова ничего не выйдет… И как-то незаметно они начали вздорить.
— Я же говорю, — Светлана Георгиевна уставилась на него, — мужчина всегда должен сам всего добиваться!
— Но если у меня период сейчас такой…
— Тем более, ОБЯЗАН. Пусть я жёсткая, но я такая.
— Ты не жёсткая, ты меня просто не понимаешь! — он закурил очередную сигарету и с горечью добавил: — И, судя по твоим словам, я тебе уже надоел, и тебе нужен пузатый жлоб при деньгах, а не взбалмошный тип вроде меня.
И в ней вспыхнула ярость за эти слова, подогретая её любимым напитком, а когда она в ТАКОЙ ярости, к ней лучше не подходить, и она просто шарахнула его бутылкой из-под шампанского по голове. И когда он сполз с табуретки и распластался на кухне, ярость удвоилась при виде разбитой башки этого смазливого, не приспособленного к жизни… И ещё ей захотелось есть («Я хочу тебя скушать!»)… И она схватила нож, лежащий тут же, на столе…
И когда кусок его бедра шлёпнулся на сковородку, он застонал, приходя в себя, и она опомнилась…
В квартире воняло горелым мясом.
Кишочки
Братья ушли. Давно нет…
А то, что они принесли вечером… Остался он, осталась часть живота… Остальное они бабушке понесли и маме, в соседний подвал… Как будто я не хочу есть! Мне тринадцать и я постоянно голоден. Вы в этом возрасте тоже, небось, не прочь были покушать?!
Цементный пол подвала холодит мои босые ноги. Вытягивая кишку за кишкой, я задумчиво отскребаю от них невкусное содержимое, и в рот. Зубы у меня молодые и крепкие, но слизистую оболочку кишочек долго приходится жевать.
— Кр-р-р-а-а-анг! — это скрежещет замок подвала. Кто-то взламывает его, слышны возмущённые возгласы. Мой обострённый нюх распознаёт наличие снаружи четверых — двух женщин и двух мужчин. Я даже улавливаю пряный запах пота от одной из них, и рот непроизвольно наполняется слюной.
Срезаю с ребра обескровленную полоску мяса — и в рот, и ещё, ещё… Мало ли, захотят отобрать… КТО ИХ ЗНАЕТ. Слышны голоса снаружи:
— А кто их знает, беспризорники какие-то… — мужской нетрезвый голос. И скрежет железа о железо.
— Как вы не понимаете, — гневный женский, грудной. — Это же дети! Де-ти! Такие же, как ваши, как мои, как вон товарища лейтенанта!
Я вытягиваю очередную кишку, торопливо вспарываю, отчищая от дерьма, и начинаю усиленно жевать. Обладательнице густого голоса вторит ещё один женский, писклявый:
— Да-да-да! Это — будущие граждане нашей страны.